Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев Страница 6

— Ладно, предположим. И как эта штука временем управляет?

— Не временем, им управлять невозможно. Передвижением во времени. Вот смотри: на большом циферблате стрелки направление течения и ветра показывают, на малых — положение угла атаки в двух плоскостях. В будущее переместиться — не проблема. Просто опережаешь течение времени. С прошлым сложнее. Идти против течения не получится — в лучшем случае застрянешь на месте. Но способ попасть за точку настоящего есть. Ты никогда парусным спортом не занимался? Что такое лавировка, знаешь?

— Нет, не довелось. Ты, что ли, занимался?

— Было дело.

Уточнять, когда это он успел поматросить, Радик не стал. Вытащил из пачки свежую салфетку, разложил на столе, начал ковырять ногтем.

— Смотри, это — направление времени. Идти против течения нельзя. Но так, под углом, можно. Курс называется бейдевинд. А в следующий раз идёшь вот так. Понятно?

Я поразглядывал выдавленный на салфетке зигзаг с перечёркивающими его диагональками. Чего ж тут непонятного? За это мы тоже выпили. За хронобраслет, в смысле. Потом — за бейдевинд.

Который был тост, я уже со счета сбился. Телом завладевала приятная тёплая лёгкость. Прекрасно знаю это ощущение — норма моя. Больше пить не стоит, плохо будет, особенно утром. Хоть наш «сабонис» и опорожнился едва на половину, но я свою долю честно употребил. Радик, чертяка, филонил. Вон, первый стакан еле высосал. Ну, коль ты трезвый, тогда развлекай гостя дальше!

Я прищурился и подначил:

— А теперь продемонстрируй, как твой браслетик работает. Хочу снова быть, этим, как его… сторонним наблюдателем!

Завадский перестал улыбаться, посмотрел на меня внимательно. Затем вдруг налил себе добрых полстакана и залпом выпил, аж кадык на горле ходуном заходил. Такого я от него не ожидал! Смотрел, рот разинув. А он поставил опорожненную тару, выдохнул. И вместо того, чтобы закусывать, объявил:

— Нельзя. На пьяную голову со временем баловаться опасно. — Подумал и добавил: — Да и на трезвую тоже. Всё, что я тебе рассказывал — не больше, чем теория, практикой не подтверждённая.

Такого поворота я не ожидал:

— Так ты… это ты насочинял всё?!

— Да. Расскажи лучше о себе. У тебя что случилось? Что-то совсем нехорошее? С семьёй? С дочкой?

Меня будто холодной водой из брандспойта окатили. Хуже — будто обухом в темя хрякнули! Мгновенно Радиковы сказки о путешествиях во времени отступили, и сегодняшняя реальность навалилась. Память девяти лет, разделивших нас.

Солёный комок подкатил к горлу. Но я сдержался. Эти слёзы я уже выплакал. Сотню раз выплакал.

Радик заметил, как я переменился в лице, вновь разлил водку, пододвинул мне стакан.

— Расскажи, сразу легче станет.

Легче? Да понимает ли он, о чём говорит? Мне — легче?!

Я схватил стакан, опрокинул в рот, высушил одним долгим, большим глотком. Это был лишний стакан, не мой уже. И чёрт с ним! Хочет послушать?! Изволь!

Выложил я всё, как есть. О Ксюше, о злосчастном июле две тысячи первого, о пацане-ментёнке, решившем полихачить, о том, как в наших судах красный свет неожиданно меняется на зелёный, а «зебра» уползает на шесть метров в сторону. О том, как я пытался найти правду… И о том, как эта самая «правда» нашла меня, тоже рассказал.

Потом я ещё выпил. Больше не думая, лишним будет стакан или нет.

— Ты меня спрашивал, почему я в школе не работаю? Статья у меня неподходящая, понимаешь ли. С такой к детям и близко не подпустят. Хорошо, хоть дворником взяли! Директор ЖЭКа «облагодетельствовал». Сказал, когда заявление подписывал: «Повезло тебе, что я мужик. Мужик к мужику в таких делах всегда сочувствие проявит. Была бы на моём месте баба, погнала бы тебя взашей». Поинтересовался ещё: «И как она, стоило того?» Гад.

Радик слушал меня, всё более хмурясь. И когда я замолчал, переспросил:

— Гена, но это же ерунда какая-то? Не мог ты так поступить. Если бы она тебя даже спровоцировать попыталась, ты бы не поддался. Выставил бы её, и всё.

Я разозлился. Он что, не слышал, что я ему рассказывал? Или сомневается, что это подстава была?! Конечно, молодая смазливая кукла сама себя предлагает. Какой мужик устоит? И друг Гена не выдержал, позарился на свеженькое…

Рука моя сама собой сжалась в кулак. Врезать бы от души, чтобы не вякал!

Я испугался такой своей мысли. Это всё из-за водки, лишний стакан. Или два? Завадский ведь не виноват, совершенно не виноват. Вот сучке той малолетней я бы врезал, дряни мокрохвостой. Ох, врезал бы! Изуродовал бы, чтобы на всю жизнь запомнила, как другим эту самую жизнь ломать ни за что, ни про что. Потом опять на зону, но и хрен с ним!

А на зоне снова тех шакалов бы встретил. Нет, драться с ними я не стану. Просто замочу. Стольких, сколько смогу. И пусть потом убивают. Жизнь не дорога? Да нахрен она мне нужна, такая жизнь!

— Нахрен она мне нужна, а? Я тебя спрашиваю?!

— Тише-тише…

Оказывается, я ору это во весь голос и кулаком по столу стучу, а Радик хватает меня за плечи, пытается остановить. Прихожу в себя на минуту, тянусь за бутылкой. Радик сдёргивает её со стола.

— Что, жалко?! — рычу на него. — Для друга жалко? Зачем тогда звал?

— Гена, тебе хватит…

Вновь выныриваю на поверхность — я у дверей, порываюсь уйти, а Радик вцепился, что твой репей, не пускает.

— Не-не-не, и не думай! Не пущу! Тебя же первый милиционер арестует…

Это он прав. Повяжут, козлы вонючие…

Вновь просветление — Радик пытается уложить меня на диван, а я отбрыкиваюсь:

— Отвянь, не буду я спать! Мы ж не допили…

И последний кадр. Радик моет посуду на кухне, а я стою в дверях, прислонившись к косяку, чтобы не упасть. Глупо хихикая, спрашиваю:

— Радик, это ты мне снишься, а?

— Нет, не снюсь.

— Так мы это чё, в самом деле здесь? В будущем?

— Угу, в самом деле.

— А… я это… не хочу здесь. Мне назад надо.

— Назад? На диван, что ли? Так отправляйся. Дойдёшь или помочь?

— Дойду…

Не помню, добрел я самостоятельно, или Радик меня тащил. Больше кадров яви в моей голове не осталось. Дальше шёл сон.

— …Па, а правда было такое, что вы меня чуть не потеряли?

— Это мама рассказывала? Правда. Мы к бабушке Зое ехать собирались.