СССР: вернуться в детство 3 - Владимир Олегович Войлошников Страница 68

Да, пока перо у новых курей было, так скажем, подростковое, но я предвкушала, какими красавцами станут они совсем-совсем скоро. Пушкинские — нарядными чёрно-пёстрыми. Загорские — как положено по названию, лососёвыми (хотя я бы скорее назвала их похожими на топлёное молоко с более тёмными, уходящими в средне-коричневый, подпалинами). Петухи у них тоже красивые были, по силуэту — прям классический петушок, с выразительным хвостом, с крупным гребешком, сами чёрные, с зеленоватым отливом, спина и грива серебристо-белые…

Ну, а про кохинхинов вы уже слышали. О-о-очень красивая птица, прям царская. Меня посадили на переднее сиденье и вручили ящик с ними, а Вова сел на заднее и сказал, что будет контролировать остальных. Ехали мы со скоростью престарелой черепахи, чтоб меньше трясло и колыхало, но за полчаса, так или иначе, добрались.

Гордые потомки динозавров заселились в свободные секции птичника, максимально далеко от проживающих у нас белоснежек — всё же, карантин. Лаборатория произвела на меня благоприятное впечатление, но… бережёного Бог бережёт.

Вова представил новую скотоптицу охраннику (в лице Роба) и сурово сказал:

— Свои! Сторожи!

Роб обнюхал непривычных жильцов сквозь сетку и посмотрел на Вовку, мол: понятное дело, будем сторожить. Робу скоро должен исполниться год, и он практически дорос до своих взрослых габаритов, дальше осталось только матереть. Пока ещё сохранялась подростковая нескладность и переизбыток движений, но скоро и это пройдёт.

В толстой книге по собаководству мы нашли несколько пород, на которые он был похож. Беда в том, что он походил на все их сразу. При этом парень вырос изрядно здоровым (сказалось, должно быть, усиленное питание) и при желании мог бы спокойно положить морду на стол, что стоя, что сидя — если бы допускал, что такое поведение будет одобрено хозяином. А хозяина признавал только одного — Вовку, хотя со всеми нами обходился весьма дружелюбно, особенно выделяя меня и бабушку (ну как же, основные кормилицы).

На этом события вторника ещё не закончились. Вечером к нам зашли мужики из бригады шабашников, которые в прошлом году нам все хозяйственные постройки ставили. Я их как раз в конце мая и ждала. Забились на дом, тот что будет стоять на наших с бабушкой шести сотках, но рассчитан вроде как на юннатов — так, чтоб полностью, под ключ — и обустройство площадки для отдыха. Дом выходил изрядно больше отведённых на семью восьмидесяти метров, но официально мы с бабушкой были как бы две разные семьи, так что в этом плане все разрешительные документы у нас были в порядке. А вот площадку я хотела большую, чтобы посидеть на ней — хоть в жару, хоть в прохладу — приятно было. И лавочки, и качели, и специальное место посередине под костёр, казан и мангал. Столько мяса вокруг ходит, что ж мы, шашлыков, что ли, не пожарим?

Смета, на основании опыта прошлогоднего строительства, была составлена подробнейшая. С работой на круг вышло двенадцать пятьсот. Я отложила эти денежки, рассчиталась с ветеринаршей, Рашидкой и тётей Валей и поняла, что в кошельке у меня осталось двести десять рублей с мелочью.

Ну, что ж, на велосипеды хватит.

29 мая, среда.

Несмотря на разразившийся с ночи дождь, москвич Павла Евгеньича подкатил к нам в десять утра — аккурат за фургоном заборщика молока. Журналист — кто бы сомневался — сразу бросился снимать процесс, что вызывало у меня даже некоторую досаду.

— Павел Евгеньич, ну скажите честно — неужели это кому-то интересно? Фотографировать нас тут…

Он, весьма довольный, закрыл крышечкой глазок фотоаппарата:

— И напрасно, вы, Оленька так говорите! — с некоторых пор товарищ корреспондент почему-то называл нас с Вовой, а при случае и всех остальных «юннатов», исключительно на вы. — Вы не представляете, сколько писем с разнообразными вопросами я получаю еженедельно!

— Два? — скептически спросил принимающий пустые бидоны Вова.

— Десятки! И поток растёт! Люди интересуются, просят продолжения вашей… э-э-э… истории.

Вот, что значит: народу сериалов не хватает! Хоть бы про колхозников что-нибудь сняли, так ведь не догадаются…

— Надо же! Тогда вам надо обязательно написать про наших новых курочек.

— Из инкубатора вывели?

— Нет, купили на сельскохозяйственной ярмарке, три породы.

— Покажете?

— Через заборчик. Карантин у них. Но вы всё увидите.

Мы прошлись в птичник, оттуда — в дом. Павел Евгеньич хвалил выложенные бетонной плиткой, а кое-где — торцевыми спилами бруса дорожки, благодаря которым можно было не наматывать на обувь по три килограмма влажной земли. Пока ходили, дождь почти кончился, сели, как полагается, чаю попить.

Из-за двери будущей Федькиной комнаты, в которой пока не было ничего, кроме обширного топчана на пять одинарных матрасов, доносился смех Ирки с Наташкой.

— Гости у вас? — кивнул на ту комнату Пал Евгеньич.

— Это младшие наши, — объяснил Вова, — тоже помогают.

— М-м, а как?

— Сено кроликам подкладывают, яички из гнёзд в птичнике собирают, с козами гуляют. Сегодня сыро, так они дома сидят, дуря́т.

— Понятно, понятно… Уф-ф…

Мне надоело смотреть, как он откровенно мнётся.

— Давайте уже начнём с плохой новости, Пал Евгеньич, что мы, правда, как дети малые.

— Да не такая уж она и плохая… Но… Одним словом, с газонокосилкой не выходит…

— Каменный цветок? — усмехнулась я.

— Мда… — журналист был явно расстроен. — Видите ли, косилок много, и которые цельную траву срезают, и измельчающие, под силос, но все они рассчитаны на использование на полях, под трактор.

— Не наш формат, короче, — подытожил Вова.

— Н-да. На весь город есть одна мотокоса, бензиновая, газоны в центре города выкашивать купили — так дворники отказываются её брать! Говорят, руки выворачивает, будь здоров. Проше и быстрее литовкой…

— Ну, а что делать — будем литовкой, — развёл руками Вова. — Какие тут варианты?

Я, честно говоря, за перипетиями синематографа не