Двое пополам Страница 7

«Я весь вечер ждал тебя, черкал на листе, Я дымил в потолоки пришел к простоте. Я налил себе стакан,залпом выпил его. И улыбался своим мыслям, и не ждал никого» © Группа «Пилот» — «Горько»

Ёля прокручивала в памяти воспоминания — стерильный больничный запах и мягкий голос анестезиолога, отказ от операции — к чёрту паллиативную помощь, но встать с хирургического стола она не успела. Кажется, потеряла сознание: кувырок в мягкой, вязкой пустоте и…

Ёлка очнулась не в больнице. Обескураженная, она лежала на чём-то холодном и влажном. Перед глазами, как и прежде, плыл личный космос, но голова не болела. Последнее время саднящая мука почти не покидала Ёлю, то слабела, а то выла так, что единственным желание было умереть. Девушка делила приступы на два этапа: «можно терпеть» и «терпеть нельзя». Собранность, лекарства, мамины слёзы — Ёлке казалось, что она попала в замкнутый круг, а теперь ни намёка на боль в голове. Грешным делом подумала, что умерла, но сердце в груди взволнованно тарабанило, хотелось есть. Разве мёртвые чувствуют такое?

Прохладный ветер разгонял по телу мурашки, девушка уселась на увядшей траве, обхватив плечи руками. Неподалёку журчала вода — речка или крупный ручей, пахло лесом и скорым дождём. Ёля пыталась позвать на помощь — бесполезно, похоже, людей поблизости не было. Звуки, запахи и тактильные ощущения помогли фантазии нарисовать картину окружающей местности — завидовать оказалось нечему. Вдалеке уже гоготал раскатистый гром, а порывы ветра нагло били в лицо. Встав на четвереньки, Ёля поползла. Она надеялась отыскать укрытие до того, как стихия свалится с небес на землю, но сил не хватало, конечности не слушались, и через несколько минут она беспомощно рухнула на землю.

— Помогите, — Ёлкин шёпот унёс ветер.

Она уже не надеялась получить ответ, но получила.

Обладатель глубокого низкого голоса говорил на незнакомом языке. В груди трепыхнулась радость — спасена, а через пару мгновений Ёлка поняла, как сильно ошиблась. Девушка пыталась объяснить на болгарском, что больна и нуждается в помощи, но мужчина её не понимал. Его тон становился всё требовательнее, в голосе появилась металлическая агрессия, а когда Ёлка перешла на английский, незнакомец вероломно ухватил её за волосы и поволок по земле…

***

Погоде вздумалось сменить настроение. Осенняя ночь разошлась ветром и первым снегом. Колючая ледяная морось обжигала безобразное лицо Гара. Кроме неожиданно случившейся непогоды, мужчину здорово беспокоили больная нога и невыносимая ломота в пояснице. Пленница уже не казалась такой уж невесомой, ещё и факел обронил. В темноте сквозь метель Гар шёл, превозмогая боль, прижимая к себе костлявое тельце рабыни, и не знал, жива ли. Ансгар и раньше не часто просил Богов о помощи, а после ранения и вовсе перестал молиться, но сейчас, сбивая дыхание, шептал слова священной песни, надеясь, что высшие силы сохранят девушке жизнь.

Дозор встретил хозяина в ограде, но, заметив на его руках незнакомку, вместо привычного виляния хвостом выдал глухое рычание. Шерсть на холке вздыбилась, в глазах заиграли искры недоверия.

— Не смей, — грозно заявил Гар, огрев его строгим взглядом. Волк прижал уши и склонил мохнатую голову. Мужчина замер посреди двора, глядя на провинившегося друга. — Своя, — уже мягче пояснил воин и поковылял к хижине.

Уложив девушку на настил, что заменял кровать, он дрожащими руками развернул плащ. Облегчение тёплой волной окатило Гара — она дышала. Мужчина достал из сундука шкуры, что готовил для продажи, и, укрыв ими рабыню, замер.

А дальше-то что?

Нужно дать ей отдохнуть или привести в чувство и накормить? Страшная худоба и ввалившиеся глаза девушки ясно давали понять — истощена до предела. Гар даже думать не хотел, на скольких торгах она побывала, и что с этой маленькой слепой девочкой там творили.

Воин решил — кормить. Позабыв о недуге, неаккуратно встал, и безумная боль сотней кинжалов пронзила ногу. В глазах потемнело, он беспомощно опустился на пол. Сейчас нельзя позволить себе слабость — если он занеможет, кто позаботиться о рабыне? Тяжело дыша, мужчина поднялся на ноги и, держась за стену, дошёл до стола. Пузырёк с настойкой для растирания почти опустел, нужно приготовить ещё. Задрав штанину, вытряхнул из склянки остатки вязкой пахучей жидкости и растёр нывшую от боли конечность. Когда лекарство подействовало, Гар смог разжечь огонь в очаге и вернулся к настилу. Пленница тихонько сопела.

Воин приготовил наваристый бульон из ног кабана, налил деревянную миску до краёв и осторожно вынес на улицу остудить. Дозор лежал под навесом старого сарая и обиженно глядел на хозяина.

— Чего хмуришься, хитрый хвост? — буркнул Гар, оставив тарелку с похлёбкой на крыльце. — Иди уже.

Волк не стал ждать повторного приглашения и, вскочив на лапы, бросился к Ансгару. Мужчине пришлось несколько раз шикнуть на зверя, чтобы тот не перевернул тарелку с едой. Дозор не мог сдержать радости от примирения, а Гар не удержался и запустил его в дом.

— Иди, знакомься. Только осторожно. Разбудишь — хвост узлом завяжу.

Зверь тут же прибрал вертлявость, подошёл к рабыне, укрытой пушистыми шкурами, обнюхал незнакомку и спокойно улёгся возле настила, сложив морду на лапы. Воин одобрительно кивнул и открыл дверь хижины, чтобы забрать миску с бульоном.

— Безмозглый урод! — ругал себя Гар.

В тарелку намело снега, бульон можно отдавать Дозору. Зверь не обиделся, получив на ужин наваристую похлёбку, да и приправа из снежинок аппетит волку не испортила. Ансгар налил ещё одну миску бульона и уселся за стол. Помешивая ложкой варево, он дул, чтобы скорее остыло, вполглаза посматривая на пленницу.