Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Царевна Страница 70

К тому же…

Буквально день назад получил Михайло письмо от Франца-Иосифа. Король заново писал, что рад за своего царственного брата — и собирается весной в поход на подлых басурман. И не желает ли брат Михайло…

Брат не желал, а потому вежливо отписал, что у него уже уговор с русичами. Что ему даст, если Франц-Иосиф вторгнется к туркам?

Нет, тому-то понятно, он много проблем решает. А самому Михайле?

Турки к нему теперь лет пять не полезут, кабы не больше. У них ядовитые зубы повыдерганы. Им бы не чужое хватать — свое удержать. А вот татары…

Эти могут вернуться, могут. А коли с русичами сцепятся… Михайло только рад был оказать помощь такому богоугодному делу.

1673 год, январь

— Смотри, Алешенька. Все заряды будут одинаковыми. По весу, более-менее по форме, да и пушки будут одинаковыми. Мы их по одной мерке лили.

— То есть не важно, какой заряд и какая пушка? Грузи да стреляй?

— Именно!

Преимущества стандартизации и унификации Софья понимала, а когда ей удалось втолковать то же самое Воину Афанасьевичу, который, не удержавшись, примчался из Азова, мужчина просто плешь кузнецам проел.

Опять-таки, ежели раньше пушки отливались в одной глиняной форме, просто на изготовление которой уходили месяцы, то сейчас форма стала разборной. Ее сделали в количестве одной штуки. Потом тщательно измерили веревочкой с узлами — и по тем же размерам принялись делать еще два десятка таких же форм. И так для всего. Лафет, цапфа… даже снаряды.

Мастера рычали и ругались, но Софья была неумолима — и Воин Афанасьевич жестко принялся строить кузнецов. И странное дело — сам быстро оценил преимущества. Если же деталь отливалась, чуть отходя от формы — ее приходилось доводить вручную. На доведенной разрешали ставить клеймо и за нее платили — и хорошо, и не задерживая деньги.

Так что пару месяцев люди поворчали — и успокоились. А что?

От них ведь ничего сверхъестественного не требуют, просто клиент всегда прав. А уж если клиент — царевич…

Так отлили уже два десятка пушек. А потом и больше будет, недаром Алексей Алексеевич попросил трофейные турецкие. А что?

Металл есть, надо просто привести его под нужный стандарт. И работали.

Готовились к походу. Пока Турция слаба, пока есть возможность — на Азов!

Зря Селим Гирей не подумал о венике, который легко ломать поодиночке.

— Ваше величество, умоляю вас, не разлучайте меня с супругом! Вы и сами счастливы с королевой, вы можете понять, насколько тягостна мне будет разлука с Яном.

Марфа пристально разглядывала женщину, которая разыгрывала комедию перед троном. Да еще в присутствии кучи придворных, почитай, вся шляхта тут.

Мария Казимира Луиза ла Гранж д’Аркьен. Марысенька Яна Собесского.

Красива?

Да нет, скорее хорошо прорисована. Белила, румяна, все по последней французской моде. Платье в два обхвата, небольшой шлейф. Лицо яркое, умное…

Темные волосы — явно парик. Темные глаза, красиво очерченные помадой губы, длинноватый хищный нос. Общее впечатление — стерва. Или даже стервятница?

Но впечатление она производит сильное. Вот, Михайло уже поплыл, жалеет бедную девушку… Марфа резко вонзила коготки в ладонь супруга.

Им этот поход нужен, как воздух!

Здесь Собесский — победитель. Там, в Москве… глядишь, еще и голову сложит. Братик позаботится. А нет — так, может, у него амбиций поубавится, перестанет на корону заглядываться. Да, сплетни оказались хорошим ходом, но жену Ян не выгнал — и теперь сия дама распиналась перед королем.

Его величество взглянул на жену. Марфа чуть закатила глазки, намекая, что ей нужен воздух…

— Дорогая, тебе плохо?

— Да, дорогой. Такая вонь от этих духов… просто с ума сойти!

Мария Казимира тут же удостоилась гневного взгляда. И верно, Марфа во время беременности хоть токсикозом и не страдала, но притворялась, что не переносит сильной вони. Так что благородным панам пришлось начинать мыться, хотя бы иногда. И то сказать — Польша, она рядом с Русью, а после победы русских любили. Не везде, нет, но…

А на Руси-то моются, баня, опять же…

Марысенька же, по французской моде, облилась дорогими духами, прежде чем явиться пред королевские очи. Но если раньше это понравилось бы Михайле, то сейчас он отчетливо вдруг осознал, что этот запах прикрывает вонь немытого тела. И, сверкнув глазами на пани Собесскую, помог жене подойти к окну.

Никто и не заметил, как Марфа шепнула мужу на ушко пару слов. Ну, почти никто…

Лицо короля прояснилось. Подождав, пока жена придет в себя, он обернулся к пани.

— Пани Мария, я не могу послать вместо вашего мужа кого-то другого. Но понимая ваше отчаяние, я дозволяю вам ехать вместе с ним.

Марфа захлопала в ладоши.

— Ваше величество, как вы мудры. — И уже Марии: — Будете на Москве, не сочтите за труд передать письмецо моей сестрице, Сонюшке?

Ну и что оставалось при таком раскладе Марысе?

Еще бы пару минут — и она сказала бы, что беременна, придумала бы хоть что-то… но поздно. Король лично увел побледневшую жену. Аудиенция была закончена, а отвергать королевскую милость?

Самоубийцей пани отродясь не была.

Сдаваться она также не привыкла.

На столе в невзрачном бронзовом поставце горела свеча. Чадила, потрескивала, явно не из лучшего воска слеплена… мужчина нахмурился, глядя на это. А всего пару лет назад он был обласкан со всех сторон, его уважали, побаивались…

Всего пара лет — и как все изменилось.

Легкий стук в дверь прервал его размышления.

— Дозволь войти, отче?

Симеон кивнул, глядя на мужчину. Молодой, перспективный… К тому же, что важно, — принял монашество здесь, на Руси, умен, хорош собой — то есть возможны разные комбинации.

— Входи, Сильвестр.

Мужчина чуть поклонился, плотно закрыл за собой дверь.

— Зачем вызвал, отче?

С Симеоном Полоцким Сильвестр познакомился почти десять лет назад — и быстро стал его учеником и последователем. Хитрому иезуиту не составило труда обработать юношу — и Сильвестр смотрел на мир его глазами. Впрочем, последнее время общались они мало и редко. Сильвестр жил в Молченском монастыре, там принял монашество, но получил записочку от учителя — и примчался. Это хорошо.

— Попросить тебя хочу, брат.

Сильвестр приосанился. Как же, брат, не абы кто…

— Ежели то в моих силах…

— В твоих. — Симеон некоторое время ходил вокруг да около, прощупывая собеседника, но потом, видя, что мужчина по-прежнему верит ему, решился. — Хочу тебя попросить съездить в Дьяково.

— Так туда же…

— Верно. Поговорю я с одним человечком, пусть он тебя государю царевичу представит. А ты уж расстарайся, чтобы приняли тебя, а то и попросили детей учить. Надобно мне знать, что в Дьяково творится.

— Зачем, отче?

Симеон скорчил рожу больного за отечество.

— Там ведь Аввакум, брат. А этот волк… не станет он бараном, никак не станет. И я боюсь за детские души. За душу царевича, царевен… страшно мне. Меня туда не допускают, а вот ежели ты съездишь, ты наверняка разберешься.

Сильвестр задумчиво кивнул.

Симеон утроил дозу меда и елея — и наконец обработка дала свое. Сильвестр задумчиво согласился, что действительно — нехорошо, чтобы такой вот бунтовщик да раскольник… но ежели он раскаялся — то это хорошо.

Симеон кивал, поддакивал, мороча голову монаху, — и наконец решил, что задача выполнена.

Ему нужно знать. Потому что иначе он не сможет принять верного решения. Орден иезуитов силен, они могут сделать так, что Алексей Алексеевич не вернется из похода. Но он ли главная опасность?

Давно уже казалось Симеону, что кто-то стоит за царевичем, направляет его, подсказывает и подталкивает. Но кто?! Войди он в ближний круг царевича, он бы точно знал! Только кто ж его туда пустит?

А знать надо…

Развеять или подтвердить его подозрения мог только Сильвестр.

О попытке отравления Марфа вспоминала с ужасом.

Бог отвел, не иначе. Потом, потом она уже с благодарностью вспомнит о сестрице. И об Ибрагиме, который учил распознавать яды.

А тогда…

Они с мужем как раз расположились в ее спальне. Смеялись, шутили, муж гладил ее вполне уже выдающийся живот, наслаждаясь тем, как дитя бьет пяткой.

— Мальчик будет!

— Даже если сразу и не получится — я тебе потом еще детей рожу. Сам знаешь, нас у матери много было…

— Нет уж, дорогая. Не больше пяти детей. Не хочу, чтобы ты родами себя состарила раньше времени, да и опасно это.

— Все женщины рожают, а мы крепкие.

— Все равно я не хочу тобой рисковать. Я тебя люблю.

Муж коснулся поцелуем ее живота. Марфа ласково провела рукой по его встрепанным темным волосам.

— Я тебя тоже люблю. Как же нам повезло…