Гросс - Оченков Иван Валерьевич Страница 70

Договорив, он встал со своего места и решительно направился к выходу.

– Не так быстро, ваше превосходительство! – преградил ему дорогу чиновник.

– Что вы себе позволяете? – вспыхнул банкир. – Разве вам неизвестно, что гроссы не подлежат вашей юрисдикции?

– Вы правы, – бесстрастно отозвался Коковцов. – Вас ждут жандармы.

Сенат одаренных отличался от прочих органов государственной власти России еще и тем, что не заседал постоянно, но собирался время от времени, когда надо было утвердить или отвергнуть законодательные инициативы или же дать оценку исполнительной власти. Обычно это происходило раз в месяц, но иногда, по самым важным случаям, могло состояться и внеочередное собрание по какому-либо чрезвычайному поводу.

Как раз такое заседание и было собрано буквально на следующий день после скандала с арестом большинства членов опекунского комитета ОЗК.

Против обыкновения председательствовать на нем вызвался сам государь, обычно уклонявшийся от этих обязанностей и передававший молоток спикера бывшему главе Совета министров, гроссу, восьмидесятилетнему Петру Аркадьевичу Столыпину или еще кому-нибудь из наиболее авторитетных членов Сената.

Заранее оповещенные о таком экстраординарном событии на заседании сочли необходимым присутствовать не только все находившиеся в столице полноправные члены Совета, но многие одаренные рангом поменьше, толпившиеся в коридорах и на галерке.

– Его величество император всероссийский! – громко провозгласил Столыпин, после чего трижды ударил молотком по трибуне и уступил место царю.

Того, как и положено, встретили бурными и продолжительными аплодисментами, гадая каждый про себя, что, собственно, случилось.

– Уважаемое собрание, – без лишних экивоков начал монарх, – я собрал вас всех, чтобы сообщить весьма важную и, уверен, приятную новость. Мой сын цесаревич Николай наконец-то обрел Дар!

Закончив свой короткий спич, царь впился глазами в лица сенаторов и без труда прочел в них целую гамму чувств: от растерянности до недоверия и плохо завуалированной злобы.

– Но это невозможно! – выкрикнул кто-то из зевак, но тут же заткнулся, очевидно, сообразив, что поставил под сомнение слова своего императора.

– Чтобы не быть голословным, – сделал вид, что не обратил внимания на дерзость, продолжил Александр, – я предоставляю слово академику Марцевой. Прошу вас, Лидия Михайловна!

– Благодарю, ваше величество, – отозвалась глава клана медиков и поднялась со своего места.

– Дамы и господа, – начала она, – подтверждаю, что я и другие специалисты нашего центра обследовали цесаревича после его возвращения с Дальнего Востока и после непродолжительного консилиума пришли к общему мнению, что его императорское высочество Николай Александрович овладел Силой и способностью выходить в энергосферу!

– Но как такое возможно?!

– А в чем дело, коллеги? – едва заметно пожала плечами ректор Академии одаренных. – Подобные прецеденты хоть и редко, но случаются.

– А насколько велики способности его высочества? – проскрипел глава придворных князь Голицын, с ненавистью взирая на Марцеву, и не подумавшую предупредить остальных членов Совета о столь чрезвычайном происшествии.

– Об этом судить еще рано, – проявила дипломатию Лидия Михайловна, – но уже вполне очевидно, что потенциал достаточно велик и при должных усилиях может развиться еще больше.

«Да скажи ты прямо, старая сука, станет он гроссом или нет!» – читалось в глазах сенаторов, но ответа от нее так и не последовало.

– Впрочем, в последнем все присутствующие могут и сами во всем убедиться, – ухмыльнулся Александр III, после чего по его сигналу в зал заседаний Таврического дворца вошел цесаревич.

Это было далеко не первое его появление на официальных мероприятиях, но теперь перед сенаторами стоял не робкий и послушный мальчик, а крепкий и уверенный в себе молодой человек, в ауре которого ясно читался красный цвет военного, голубые отблески пилота и, что было особенно неприятно для некоторых сенаторов, оттенки зеленого, присущие политикам.

– Твою ж маман! – с глубоким французским прононсом выразил всеобщие чувства Голицын, после чего уже спохватился и добавил: – Радость-то какая!

Царь оглядел собравшуюся публику с видом победителя. Сегодня он был необычайно сосредоточен и одновременно весел.

– Итак, несмотря и вопреки злой воле врагов царской семьи, чьи действия едва не нанесли непоправимый ущерб империи, мой наследник стал сильным одаренным и отныне соединяет в себе все достоинства и возможности, необходимые для того, чтобы со временем заменить меня на престоле всероссийском. В ознаменование этого радостного события мы повелеваем наделить цесаревича Николая Александровича Романова наместничеством в Желтороссии и на Дальнем Востоке. Для этого будет создана отдельная его высочества канцелярия и министерство по делам Желтороссии. Возглавит эти учреждения… Впрочем, об этом я сообщу позже!

Последний посыл собравшиеся поняли совершенно верно. Министерство и отдельная канцелярия – это не просто органы власти, но еще и присутственные места, должности, оклады, прогоны и прочие приятные всякому бюрократу мелочи.

И самые вкусные куски достанутся тем, кто не просто поспешит выразить верноподданнический восторг и бурную радость, но и окажет государству существенные услуги. Например, сдаст всех причастных к заговору, о существовании которого совершенно недвусмысленно высказался император.

– Ваше величество, – спохватился Столыпин, как только всеобщий восторг немного приутих. – У нас было еще одно дело…

– Ну что там? – без особой приязни посмотрел на него царь, явно желавший закончить на столь мажорной ноте.

– Э-э… ходят слухи, что некоторые наши коллеги отчего-то задержаны жандармами…

– Господин Поляков обвиняется в государственной измене! – отрезал Александр.

– А великий князь Николай Михайлович?

– Заболел! И хватит об этом. Есть еще один важный повод, ради которого я собрал сегодня вас всех, дамы и господа.

Император оглядел мгновенно затихший зал и громко произнес:

– Мартемьян Андреевич Колычев, сенатор, гросс и капитан-рейдер собственной частной эскадры, встаньте и выйдите сюда!

– Это вас! – едва не подпрыгнул сидевший рядом с работодателем Шпекин.

– Я знаю, – одними уголками губ улыбнулся Март, ощутив, как на нем скрестились взгляды всех присутствующих.

В одних читалось любопытство, в других – враждебность, в ком-то – просто зависть. Впрочем, были и другие. Сикорский и Колчак смотрели с явным одобрением, а сидевшая рядом с дедом Александра – с любовью.

«Горжусь тобой», – послала она ему мыслеобраз.

– За беспримерные подвиги и величайшие услуги, оказанные короне и государству Российскому, – провозгласил Александр, – жалую вас орденами Святого апостола Андрея Первозванного и Святого великомученика Георгия Победоносца четвертой степени. Ура кавалеру Колычеву!

Проигнорировать предложение императора никто не решился, и над сводами зала еще долго громыхало дружное «ура».