Том Марволо Гонт - Михаил Француз Страница 71

– Я не могу тебя убить, но могу сделать с тобой то, что ты сделал с моим сыном! Запытаю тебя до безумия! – отрывисто, через силу, сказала Августа, продолжая держать заклинание. На лбу у нее выступили капельки пота. Заклятие давалось ей нелегко. Луч прервался. – “Круцио”! – снова ударило пыточное в лицо Волдеморта. Затем ещё одно и ещё…

Лили потянулась к своей палочке, но встретила взгляд своего спутника. Она побледнела, закусила губу, но руку от специального кармана с палочкой убрала. Она снова посмотрела в глаза Волдеморта, неодобрительно покачала головой, затем встала из-за стола и пошла к сыну. Смотреть на происходящее за этим столом, ей было неприятно.

Тем временем очередное пыточное заклинание сумело свалить Волдеморта на землю, вместе со стулом. Августа торжествующе вскочила со своего места, быстро обогнула стол и продолжила бить Непростительными, лежащее у её ног тело, конвульсивно дергающееся, но не издающее ни звука.

Лили отвернулась и, взяв свободную лопатку, стала играть с детьми в куличики.

***

Спустя около сорока минут, тяжело дышащая, почти достигшая предела своих сил, моральных и магических, женщина, опустила палочку и, ссутулившись, вернулась за стол, где закрыла лицо руками и расплакалась.

Я остался лежать на траве, постепенно приходя в себя и собираясь с силами. Пыточное заклинание – сильная штука. Не дотягивает, конечно до варки в растворе сильнейших кислот и до катализации сыворотки вита-лучами, но не дотягивает совсем немного. Тем более, когда тебя хотят запытать насмерть. Точнее до сумасшествия.

Но опыт можно считать удачным.

Чуть отдышавшись, я медленно встал с травы и, подняв стул, вновь умостил свою задницу на него. Ноги и руки ещё подрагивали. Говорить я даже не пытался, резонно опасаясь, что не справлюсь с челюстью.

Просто сложил руки на столе и сидел, опустив глаза на блюдце с чашкой чая на нем.

– Применение Непростительных, – минут через десять, когда перестал опасаться откусить свой собственный язык непослушной нижней челюстью, а Августа перестала всхлипывать, сказал я. – Очень сильно бьёт по психике того, кто их применяет. Почти все, кто это делает, в конечном итоге сходят с ума. Как Белла. И другие ПСы.

– А ты сам? – отняла руки от лица Августа.

– Как и я сам, – не стал отрицать своё психическое нездоровье. – Но я пытаюсь измениться. Это трудно.

– Ты ведь знал, что так будет. И всё равно пришёл. Без палочки? Почему? – подняла на меня покрасневшие от слез глаза женщина.

– Я подумал, что так будет правильно.

– А если бы не был бессмертным?

– Все равно пришёл бы, – честно признался я. Потом подумал и добавил. – Но от Авады увернулся бы.

– Откровенно, – усмехнулась разом постаревшая женщина. – Ты ведь действительно мог меня убить сейчас? Это правда?

– Правда.

– Без палочки?

– Да.

– Как?

– Блюдцем. В горло. С левой руки плеснуть чаем в глаза. Правой метнуть блюдце. Потом обойти стол и добить, сломав шею, – признался я. Именно такой алгоритм действий успел прокрутиться в моей голове, до того как в неё врезалась Авада. И он был выполним.

– Действительно, просто, – сказала она. – Машина Смерти, как и сказала Лили.

– Я пытаюсь измениться.

– Сама не верю, что говорю это, но… у тебя получается, – снова закрыла лицо руками Августа. – Эх, и почему Фрэнк не был таким сильным, как ты… Авроры прибыли на место в ту ночь уже через десять минут, после нападения. Лестрейндж и остальных успели взять “тепленькими”... но Фрэнк уже… всего десять минут! Каких-то дементоровых десять минут!.. – ответ ей не требовался. – Извините, – сказала она и встала из-за стола. – Я ненадолго. Приведу себя в порядок, – и ушла в дом.

Ко мне подошла Лили и наложила чистящие чары на мою белую рубашку и на пиджак. Я благодарно кивнул и поцеловал девушку в щеку, затем встал со стула и на всё ещё подрагивающих ногах пошёл в песочницу к детям вместе с невестой. Пара куличиков очень помогают немного разгрузить голову, которая уже чуть ли не дымилась от избытка серьёзности и тяжелых мыслей.

Скоро вернулась и Августа, умытая, причесанная, спокойная и уверенная. Такая, какой мы её недавно встретили в воротах её усадьбы.

– Волдеморт играет с Избранными в песочнице… мир сошёл с ума, – покачала головой хозяйка.

– Значит, о Пророчестве вы знаете? – обернулась Лили.

– Только в общих чертах. То, что на допросах рассказала Лестрейндж, – пояснила Августа. – Дамблдор молчит и только загадочно улыбается… старая сволочь.

– “Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…”, – слово в слово процитировала Лили. Хм… делает успехи в окклюменции. Талантливая девочка, надо же. Я ведь ей всего один раз это пророчество озвучил.

– Вот, значит как, – нахмурилась Августа. – И кого из них ты отметил, как “равного”?

– Рассчитываю отметить Гарри, когда он как Ученик превзойдет меня, как Учителя, – признался я, старательно вылепливая куличик.

– И зачем это тебе? Склонность к суициду? – хмыкнула женщина.

– Не совсем. Хотя и это после сегодняшнего отрицать глупо.

– И всё-таки?

– По молодости и глупости, я провел один Очень Темный Ритуал, результатом которого стали пять “резервных копий” моего сознания, с памятью, умениями и силами, которые при определённых условиях могут развернуться в полноценного меня. Старого меня. Того, каким я был до Самайна. Надо объяснять, к чему это приведёт?

– Поняла, не дура, – ответила Августа. – Кто об этом знает?

– Дамблдор, естественно. Лили. Слизнорт догадывается. Теперь вот ты знаешь, – пожал плечами я, переворачивая ведерко и начиная обстукивать его лопаткой. – Две копии я уничтожил. Причем, вторая сумела меня практически полностью подчинить. Я справился, но эта гадость меня очень сильно ослабила. Поэтому я так срочно бежал из Хогвартса и из Британии. Чтобы Добрый Дедушка меня не добил. Тогда я ещё не знал, что бессмертен. Но до трёх оставшихся копий