Проект "Вектор". Дилогия (СИ) - Тарханов Влад Страница 8

Требования СССР Михаил Павлович считал справедливыми и своевременными. Понимал, что согласиться на это буржуям из Финляндии будет мешать обычная человеческая жадность: слишком много средств не слишком богатая Финляндия вбухала в укрепления на перешейке, названные «Линией Маннергейма[24]». И получается, что отдав часть своей территории, финны останутся и без денег, и без защиты от СССР. И что больше будет давить их – жадность или страх, Духанов не представлял. И всё-таки в то, что финны будут сопротивляться, не верил. Поэтому и план операции был сверстан так, как будто части Красной армии пройдут победным маршем по Северной Финляндии, а как только возьмут Оулу[25] – то там устроят парад на который и вызвана кадровая «парадная» 44-я стрелковая дивизия из Киевского военного округа. Первым комдивом ее был легендарный герой Гражданской войны Николай Александрович Щорс, поэтому многие называли эту дивизию «Щорсовской», хотя официально это имя дивизия не получила.

В дверь постучались, ординарец с бледным лицом, сообщил, что прибыл Мехлис. Только Мехлис не прибыл – он ворвался в кабинет, в сопровождении еще одного военного. Как говорится, Бог послал Михаилу Павловичу Духанову[26] самого Льва Захаровича Мехлиса в сопровождении Василия Ивановича Чуйкова, тоже комкора. «Неужели будет снимать? За что?» – промелькнуло в голове Духанова. Мехлиса в войсках не любили, боялись и уважали. Духанов с ним несколько раз сталкивался по непринципиальным, как он считал, вопросам, которые были принципиальными для Мехлиса.

– Здравствуйте, Михаил Павлович, не ждали? А я тут мимо проезжал, узнал, что вам в Военный совет армии назначили товарища Чуйкова, решил составить ему компанию, заодно посмотреть, как у вас идут дела.

– Здравия желаю, Лев Захарович! Василий Иванович! Прошу, проходите, сейчас организую чайку с дороги, да и согреться…

Толковый ординарец появился через несколько минут, которые гости провели у карты.

На столе образовалось и чай, и к чаю, и чтобы согреться. Приняли «За товарища Сталина», потом «За Победу», потом «За торжество Мировой революции». Только после этого, чуть закусив, начали разговор, по существу. Во время этого разговора Духанов чувствовал себя как на раскаленной сковородке.

– Скажи, Михаил Павлович, почему твои успехи далеки от ожидаемых?

– Лев Захарович, этому несколько причин: объективные и субъективные. Объективные – это тяжелые погодные условия и бездорожье, из-за которого мы ведем действие вдоль тонких ниточек дорог.

Так, Мехлис слушает как-то грустновато, Чуйков чуть скривил губу, типа плохому танцору всегда погода мешает.

– Субъективные причины те, что я и штаб не учли эти объективные причины. Мы рассчитывали темп продвижения не менее 18–20 километров в сутки. По данным разведки, тут не было сил, которые могли бы серьезно снизить темп наступления. Сейчас стараемся откорректировать планы.

– Каким образом? – заинтересовались оба. Уже нет этой иронии. Хорошо.

– Мы считаем необходимостью, не снижать давления на остальных направлениях, чтобы не позволить противнику перебросить силы на направление главного нашего удара – вот сюда, в сторону действий 163-ей дивизии. Зеленцов, если войдет в Суомасаалми, имеет хороший шанс выйти напрямую на Оулу, и создать угрозу для финских частей, действующих против 54-й дивизии.

– Таким образом, направление 163-й становится основным? – переспросил Мехлис, что-то стараясь увидеть в карте такого, что не увидели остальные.

– Так точно. Думаю, перебросить сюда 44-ю дивизию, при успехе выйти на оперативный простор и дальше действовать по обстановке. Приоритетным считаю нанесение удара обеими дивизиями в направлении Оулу.

– Может быть, есть смысл усилить 163-ю подвижными соединениями, танками. – подал голос Чуйков.

– Василий Иванович, у меня в резерве есть только один танковый батальон, но… думаю, вы правы, передадим его в 163-ю на усиление. У них своего танкового батальона в структуре нет.

– Ну и хорошо. А я откланяюсь, Михаил Петрович, с вашего разрешения заеду в расположение Зеленцова, раз его дивизия становится столь важной. Хочу глянуть, как у него налажена работа.

Глава восьмая

Про параллельные прямые

Есть такая аксиома: параллельные прямые никогда не пересекаются. Эвклид[27], человек, живший на свежем воздухе, питавшийся экологически чистыми продуктами и ничего крепче вина не употреблявший, был, несомненно, прав. Но только в масштабах видимого мира. Мы живем в линейном времени, где день сменяет ночь, за годом идет следующий год, а попытки людей запутать хронологию выглядят мило, но нелепо. В масштабах Вселенной геометрия Эвклида оказалась ошибочной. Параллельные прямые могут пересекаться. На крепкой русской водке стало ясно, что пересекаются в одной точке, на легких наркотиках – в двух точках, соответственно тяжелые наркотики подсказывают, что даже не в двух точках, а в трех и более. Из этого следует, что понять течение времени можно только на тяжелых наркотиках (шутка).

Теория струн говорит о множестве Вселенных, которые отпочковываются от материнской матрицы, подобно саду расходящихся троп. Отсюда возникла теория бабочки, которая гласит, что стоит что-то изменить в прошлом, как неизбежно изменится будущее, типа отпочкуется новая реальность. Ерунда на постном масле! Если быв Сараево не убили эрцгерцога Фердинанда, Первая мировая война все равно бы началась, нашелся бы другой повод. Узловая теория времени говорит о том, что существуют узловые точки времени. В этих точках возможно возникновение бифуркаций и возникновение вариантов материнской матрицы. Эти точки чертовски устойчивы, их не так много. Инерция времени позволяет существование множества параллельных вариантов событий, которые в узловой точке все равно придут к единому знаменателю. Создание Единой Европы Наполеоном и Гитлером – крайне неудачные попытки обойти узловую точку 20–02. К чему они привели? Время нашло своего корректора, Россию, которая вернула течение времени в узловую точку, и течение времени стало снова линейным.

Таким образом, время напоминает пучки прутиков, перетянутые узлами в определенных местах. Эта теория легла в основу нашего проекта. Это я крепко помню. Что должен сделать я? Глобальная задача была скрыта опытным психологом в моем подсознании. Локальная – оттянуть начало Великой Отечественной войны и сделать все, чтобы потери СССР были как можно меньше. С этой точки зрения место и время воздействия выбраны достаточно удачно. Финская война убедила Гитлера в слабости СССР. Была еще одна ключевая фигура, которая помогла сделать Гитлеру роковой выбор. Вильгельм Франц Канарис. Адмирал, руководивший немецкой разведкой. Удивительно, но он был агентом влияния Великобритании. В интересах Британской империи было втягивание в войну СССР хотя бы потому, что войну на два фронта Германия не выдержала бы, в первую очередь, экономически. И тут, как ни странно, я оказываюсь в узловой точке Финской войны. Почему? 44-я дивизия была передана в состав 9-й армии. Главная задача 9-й армии была прорвать оборону финнов и выйти в район Оулу, на берег Ботнического залива, и разрезать Финляндию пополам, создав предпосылки для полного разгрома противника. Гладко было на бумаге… Да и решение штаба 9-й армии наступать сразу по четырем «главным» направлениям, нанося удары силами одной дивизии, возможно, были оправданы с точки зрения местности и практического отсутствия дорог, проходимых для техники, но с точки зрения военного искусства оставалось весьма сомнительным. Вообще, говоря о мощном наступлении Красной армии на Финляндию и ее тотальном превосходстве историки несколько лукавят. Против Финляндии на границе преимущество в живой силе было почти двукратным[28], для наступления как-то не убедительно, чтобы прорвать оборону надо иметь людей больше, особенно, если оборона хорошо подготовлена. В руководстве Красной армии было какое-то шапкозакидательское настроение, уверенность, что с маленькой Финляндией справятся «одной левой», да еще и бытовало ошибочное мнение, что финский пролетариат тут же поднимет восстание, чтобы помочь делу революционного освобождения Финляндии от гнета буржуев. Но начало двадцатого века – это время торжества национальной идеи, где интересы нации ставятся выше интересов классовой борьбы, особенно это идеологическое противостояние обострилось в середине века. Национализм стал идеологическим противоядием от пролетарского интернационализма, достаточно эффективным, как показало историческое развитие. Более чем столетнее противостояние закончилось крахом идеи интернационализма в самом конце прошлого столетия.