Деньги пахнут кровью - Алекс Шу Страница 8

Внимательно оглядел себя. Болезненно худое тело, тонкие, но жилистые руки, татуировка на груди с оскаленной мордой быка, на указательном пальце выколот синий перстень с белым крестом, а на среднем — с черным квадратом.

Захотелось нецензурно выругаться. Мастер вселил меня в тело отпетого уголовника. А если он ещё и наркоман? Эта мысль заставила меня похолодеть. Внимательно осмотрел руки. Вены чистые, «дорог» нет. Облегченно выдохнул.

Думать ни о чём не хотелось. Было ощущение сильной усталости. Сомкнул веки и моментально вырубился.

На следующий день меня перевели из реанимации в обычную палату. Я даже сам ходить смог, тяжело, еле передвигая ногами и задыхаясь при каждом шаге, но мог. Гордо отказался от утки и добрался до туалета с помощью медсестры Наташи, поддерживающей меня за локоть.

В палате меня никто не беспокоил. Один больной, пожилой колхозник, в этот день выписался. К другому, молодому парню, получившему производственную травму руки, пришла девушка, и парочка пошла подышать свежим воздухом в сквере, примыкающем к больнице.

А потом ко мне пришел первый посетитель.

Когда я отдыхал после похода в уборную, дверь резко распахнулась. На пороге стоял мужчина лет 30-ти.

— Елизаров Михаил Алексеевич? — уточнил он.

— Наверно, — лениво ответил я, с интересом осматривая гостя. Серый безликий костюм, советские черные туфли, похожие на гробы, белая рубашка с расстегнутым воротником. И тяжелый цепкий взгляд, выдающий принадлежность гостя к органам правопорядка.

— Что значит, наверно? — нахмурился милиционер, — Ты что, Елизаров, издеваешься?

— Нисколько. Просто не понимаю, чего вам от меня нужно, — зевнул я.

— Ты получил ножевое ранение. Я обязан снять с тебя показания, — сухо проинформировал сотрудник милиции, — Хватит придуриваться.

— Да я не придуриваюсь. Только вы товарищ милиционер не по закону действуете.

— Ты меня ещё учить закону будешь, уголовник недорезанный?! — побагровел мужчина.

— Буду, — твердо ответил я, — Во-первых, вы обязаны представиться и сами изложить цель своего визита. Во-вторых, при допросе пострадавшего, свидетеля и даже обвиняемого у вас должно быть разрешение врача. Вдруг я сейчас разволнуюсь, кровотечение откроется, и отправлюсь к праотцам? И кто будет в этом виноват, угадайте с трех раз?

— Ты, ты, — мент хватает ртом воздух, — Вообще оборзел Елизаров?

— Нет, я просто хочу, чтобы были соблюдены процессуально-правовые нормы. Итак, приступим. Ваше имя, фамилия и звание, и чего вы тут у меня забыли? Четко, кратко и по делу, пожалуйста. У меня здоровье ещё слабое, нервничать нельзя, и нет времени с вами лясы точить.

— Я не понял, кто кого здесь допрашивает? — изумляется милиционер, — Ты, что, сявка, совсем берега попутал?

— Вы разговаривайте, как какой-то уголовник, — укоризненно посмотрел я на милиционера, — Как вам не стыдно? Советский милиционер должен обладать высоким моральным обликом. Он переводит маленьких девочек через дорогу, помогает подносить ветеранам авоськи, достает котиков из горящих домов. Вы, что дядю Степу не читали? Фу, таким быть.

— Понятно, — выдыхает сотрудник правопорядка, — ты надо мною издеваешься, плесень блатная.

Железная рука хватает меня за горло.

— Слушай, скотина, — шипит милиционер, наклоняясь ко мне, — Будешь выделываться, прямо из больницы в обезьянник поедешь. Не шути со мною, понял?

Я хриплю, ухватившись ладонями за запястье мента. Мои руки ещё слишком слабы, чтобы снять железный захват с горла.

— Немедленно выйдите из палаты! Кто вы такой? Что себе позволяете? Кто вам разрешил сюда заходить?! — на пороге стоит разъяренный Василий Петрович.

— Старший лейтенант милиции Владимир Самойлов, — представляется гость, показывая медику красную корочку.

— Это все равно не дает вам права врываться в палату без разрешения врача и подвергать больного физическому насилию, — доктор и не думает понижать тон, — Выйдите вон, и знайте, что я буду жаловаться вашему начальству.

Милиционер прожигает меня многообещающим злым взглядом и стискивает челюсти. Мне кажется, что слышу, как скрипят его зубы. Самойлов отворачивается, и быстрым шагом покидает палату.

— С вами все в порядке? — надо мною склоняется озабоченное лицо доктора.

— Благодаря вам, да, — хриплю в ответ, массируя горло.

— Точно? — не успокаивается Василий Петрович.

— Сто процентов.

— Вот и хорошо, — улыбается врач, — Сегодня отдыхайте, скоро обед. А завтра, в час дня ко мне на перевязку. Кабинет в конце коридора. Я Лену пришлю, она вас проведет.

Второй посетитель пришёл через пару часов. Я отдыхал после обеда. Он был так себе: водянистый суп с рыбными хрящами, жёлтая безвкусная пюрешка с котлетой. Но я почему-то чувствовал нарастающий голод. И слопал всё за милую душу, за один присест.

Пожилая женщина в накинутом на плечи белом халате зашла неожиданно. Она окинула помещение взглядом и остановилась, увидев меня.

— Мишенька, сыночек, как ты? — заголосила гостья.

— Нормально, как видишь, — усмехнулся я. Внимательно посмотрел на женщину. Усталое лицо, грустные складки возле губ, выцветшие поблекшие глаза, глубокие морщины. Видно, что жизнь её неслабо помотала.

«Мама, мамочка родная» — ком подступил к горлу, а глаза увлажнились.

«Стоп, эта женщина не моя мать! Так почему я так реагирую»? — мелькнула мысль в голове и пропала. Нежность теплой волной согрела душу.

Я тут тебе поесть принесла, — засуетилась женщина. На прикроватной тумбочке появились баночка с гречкой и кусочками курицы, помидоры, огурцы, яблоки, печенье, палка колбасы, кирпичик хлеба и пачка «Космоса».

— Спасибо, мамуль, — поблагодарил я, справившись с чувствами.

— Кушай, Мишенька, на здоровье, поправляйся, а я тебе ещё принесу, — женщина улыбнулась и ласково погладила по жесткому ежику волос.

— Хорошо, мам. Я потом как-нибудь. Только что пообедал. А за еду, ещё раз спасибо. Мне сейчас кушать хочется всё время. Наверно, на поправку иду. А в больничке с этим, сама понимаешь, не очень.

Женщина изумленно смотрит на меня.

— Мишенька, с тобой всё в порядке?