Война без людей - Харитон Байконурович Мамбурин Страница 8

её следствие и причину — висящего в резервуаре молодого немца, когда-то спалившего себе об меня мозги. Вольфганг Беккер чувствовал себя вполне нормально, то есть как висел дурак дураком, так и продолжал своё занятие, а вот монитор, показывающий его состояние, был другого мнения, демонстрируя, что в жизнедеятельности пациента наступили кардинальные перемены.

Проблема же заключалась в том, что сам резервуар с бывшим трупом не был предназначен для вскрытия на месте. Он был как яйцо, которое предполагалось аккуратно вскрыть… правильно. В лабораторном комплексе НИИСУКРС. Который, в данный момент, находился на полной консервации при полностью разгромленной системе вентиляции.

— Витя!!! — взвыла Кладышева, блестя безумными глазами, — Что нам делать?!! Трубку никто не берет?!! Витяяя⁈ Его нужно срочно в реанимацию! Срочнооо!!!

Надо ли говорить, что она орала мне это все в лицо, бросившись предварительно на грудь?

Нет, это не день, это точно жопа какая-то.

Я стянул с себя свитер, содрал джинсы, следом за ними полетели майка и трусы. Обнажившись, шагнул к толстому бронестеклу резервуара, а затем, нагнувшись, резко сунул вперед, сквозь стекло, палец. Раз, два, три… Зеленоватая тягучая жидкость тут же устремилась на свободу под девчачьи вопли. На этом я не остановился. Подождав буквально чуть-чуть, я сделал еще пару отверстий на уровне груди висящего в жидкости немца, а затем, сунув в них пальцы, резко, но плавно рванул в стороны, круша стекло. Так, чтобы успеть подхватить тело до того, как оно повиснет на шлангах и проводах.

Дальше пришлось самостоятельно выдёргивать разную дрянь из скользкого тела. Ухо, горло, нос, сиська, писька, хвост… то есть жопа. Из уретры вытягивал даже нежно, насколько позволяли обстоятельства, хрупкость и скользкость обнимаемого тела, да вопли волнующихся женщин за спиной, обещающих мне всё подряд, от смерти через анальное удушение до ночи жаркой любви прямо на Площади Советов. Из Вольфганга текло содержимым резервуара.

— Вызывай лифт! И держи его! — рявкнул я на Янлинь, а потом и на других, — Где моя маска? Сюда её со значком и часами! Я его по воздуху доставлю!

— Меня с собой возьмешь!! — рядом обнаружилась прыгающая на одной ноге Кладышева, пытающаяся втиснуться влажными ляжками в штаны.

— Да ты сдурела! — отреагировал я, быстро обтирая уложенного мордой вниз на кровать немца пледом. Тот вяло дергался и продолжал извергать из себя зеленоватый гель.

— Не п*зди, Изотов! — взвизгнула брюнетка, — Ты нас часами в воздухе держал! Всех троих!

— Юлька не в счет! — попытался отмазаться я. Одно дело в состояние покоя, другое — над городом лететь!

— Изотов! — зловеще зашипела атакующая штаны жопой Кладышева, — Я не про неё!

Вот черт. Спалила лысую!

— Тогда не жалуйся! — гавкнул я, переходя в свою новую форму компактного зловещего «осминога» и подхватывая щупальцами Вольфганга (много и нежно, шоб не растрясти), и Веронику, так и не справившуюся с одеждой. Последним щупальцем я выдернул из рук взвизгнувшей от неожиданности Юльки маску со значком, и поспешил из здания, пугая… ну разумеется, бл*дь, всех, перед кем буквально час назад извинялся, обещая, что ничего подобного не повторится. И тряся завывающей психиатрессой, мертвой хваткой вцепившейся в свои полунадетые штаны.

Птичку жалко, подумал я, взлетая на высоту метров в двадцать и слушая свой навигатор-Кладышеву. В смысле Ленку жалко. Ту, которая лысая. Бедная лысая панкушка просто сходила за хлебушком, она была не в курсе всего этого движа от слова совсем, а уж я, вылетающий из хаты именно в тот момент, когда она подошла к лестнице…

Ни дай партия она еще и хлеб жрать бросит. Я ж себе не прощу.

Глава 4

Братья по разуму

— Ненавижу больницы, — бурчал я, уткнувшись губами в темечко елозящей по мне девушки, — Жратва тут…

— Не отвлекайся! — укусили меня за сиську, продолжая творить непотребство.

— Кто-то обещал вообще устроить мне целибат!

— Не виноватая я! — пропыхтела вполне себе виноватая Вероника, — Если… аах… если… если…

Дверь мощно скрипнула (совсем не как в сказке), а потом застонала, мощно дёргаясь от рывков снаружи. Я, удерживая её изнутри одной рукой, замер в сложной раскоряке по серьезному поводу. Раздался злобный сварливый вопль:

— Эй! Шо тут происходит-то!

— Если! Если! Если! — у Кладышевой определенно намечался желаемый прогресс.

— Да кто там заперся⁈ Фулюганы! — продолжала громко орать бабка снаружи.

— Если! Если!!

У меня дела тоже шли, как бы это сказать, в гору. Но бабка сильно отвлекала.

— Занято!!! — рявкнул я со всей дури в тесной клетушке со швабрами. Оккупированной в данный момент нами, естественно.

— Если! Если!!!

— Да что творится-то⁈ — повторил сварливый, но быстро удаляющийся после моего воя голос, — Опять! Да сколько можно! Ермоловой пожалуюсь! Вот прямо сейчас к ней и иду! Надоели, сил моих нет!

— Столько! Сколько! Нужно! — взвизгнула Вероника, напрягаясь еще сильнее и начиная счастливо дёргаться, похрюкивая и сопя. Я от неё особо-то и не отставал.

Итак, какого собственно капитализма мы трахаемся в коморке со швабрами, расположенной, между прочим, в центральном госпитале Стакомска, вместо того чтобы счастливо жить дома? Ответ на этот вопрос прост как ослиный хвост — из-за чертова немца! «Витя, он должен быть под постоянным влиянием твоей экспатии!», «Витя, пойдем сделаем еще немного пиковых состояний!», «Витя, нам надо быть тут, это требует наука!».

Наука у неё, понимаешь, требует. Причем дофига требует, будьте уверены. А знаете, почему? Потому что Кладышевой тут не менее скучно чем мне!

— Валим! Валим! — тихо, но азартно шепча, мы делали ноги из запаленной малины, к которой приближались сердитые медики, возглавляемые попранной в правах уборщицей.

Правда, далеко мы не убежали, будучи перехваченными дежурной медсестрой, свирепо тыкающей пальцем в небо (скрытое потолком) и шепотом орущей о том, что нас ждёт (!) сама (!!) Ахмабезова (!!!).

— Здрасти насрать! — недовольно поздоровалась вечно опаздывающий целитель мирового уровня, стоящая возле койки с немцем, — Кладышева, ну ты совсем офонарела уже, коза свежедраная! И даже не отрицай, у тебя как у кошки, на роже твоей все нарисовано!

— Сама виновата! — ни грамма не смутилась девушка, которой давно уже шел тридцать седьмой год, — «Может утром, может днём, будь мол поблизости…». Я и была!

— Так надо было бежать!

— Во-первых, не знала, во-вторых — щас, вот прямо снялась и побежала! Понеслась на крыльях у любви! Наташ, ну че ты⁈

— Че я? Меня люди ждут, а я тут с твоей куклой вожусь, пока ты там верховой ездой увлекаешься!

— Иго-го! — взржанул я просто из хорошего настроения.

Две женщины, замолчав, смерили меня долгими взглядами, не несущими в себе ни грана добра, тепла и света, а затем, всё-таки, занялись больным. Я, отойдя в сторонку, культурно не мешал им щупать лежащее под капельницей тело, не понимая, чего Вероника хотела добиться своим экспериментом. Да она и сама не понимала.

Вольфганг Беккер был шпионом, засланным в Советский Союз по мою душу. Далеко не простым. Эмпатия этого немца, внешне очень даже похожего на меня, была настолько сильна, что он пассивно улавливал эмоции и мысли окружающих, буквально присваивая их себе. Просто проживая на постоянной основе рядом с каким-нибудь человеком, он мог узнать все его секреты и тайны, банально «поглощая» мозговое излучение. Однако, моя экспатия оказалась в разы сильнее того, что разум неогена мог «переварить», от чего Вольфганг и стал растением.

Потом, собственно, и начался эксперимент — коматозник плавает в резервуаре, а мы мирно живём по соседству, облучая его мной. Как, впрочем, и кучу призраков этажом выше. И вот…

— А ну-ка… — быстрым колобком подкатилась ко мне Ахмабезова, хватая за руку. Домогнувшись, женщина застыла соляным столб… колобком на половину минуты, а затем, бросив меня, поспешила проделать то же самое с немцем. После чего удовлетворенно вскрикнула, — Ага!

…и начала собираться. Мол, её работа здесь закончена.

— Наташ! — издала рык нетерпения Кладышева, — Ну чё⁈

— Хер через плечо! — бодро ответила ей целительница, — Сейчас я его «включу»! А потом валите к себе, все втроем! Нефиг койку занимать! Точнее, тащите его, атрофия мышц не хрен собачий! Я, конечно, поживила всё что надо, но напрягаться ему в ближайшие дни придётся очень аккуратно!

— В смысле напрягаться? — не понял я, — Кому ему⁈

— Ой, да идите вы уже в жопу, надоели! Я всё сказала! — и, ткнув немца пятерней в щеку, Наталья Константиновна побежала