Наставник - Екатерина Лесина Страница 97

Он стиснул кулаки.

Думай.

Времени почти не осталось. Времени…

- Ирграм, - жесткий окрик заставил замереть. И вялое сердце пропустило удар.

- Да, госпожа.

- Вода. Пусть принесут горячую воду. Алеф…

- Да, дорогая?

- У тебя, надеюсь, есть кровеостанавливающие зелья? Да и в целом хоть что-то…

- И кровеостанавливающие, и ранозаживляющие. Какие именно тебе нужны, дорогая? – и такая искренняя забота звучит в его голосе, что Ирграм забывает сглотнуть.

И слюна вытекает изо рта.

Он поспешно смахивает нить рукой. Надо успокоиться. Надо подготовиться. К чему? Он не знает. Но чувствует, чувствует… и выбирается из шатра, чтобы столкнуться нос к носу с големом. Тварь открывает желтые глаза и скалится.

Ирграм же скалится в ответ, а гулкий рык заставляет голема прижаться к земле. Суставчатый хвост взлетает над головой, но как-то слишком медленно.

Ирграм успеет перехватить.

И… и голема он не боится.

Осознание этого позволяет успокоиться. Правда руки все еще дрожат, но раб, что выслушивает указания, дрожит и того сильнее. А в бесцветных глазах его плещется ужас. И не перед господином, нет.

Перед ним.

Перед Ирграмом.

Почему?

Голем отползает, не смея скалиться, что тоже странно. Но о странностях некогда думать.

А госпожа колдует. Еще одна тварь. И стерва. Опасная, впрочем, как все маги, но и умелая. Её движения скупы и точны. Её пальцы летают над телом, не касаясь его. И кажется, что она трогает одной ей видимые струны. Но и этого хватает, чтобы выравнялось дыхание.

- Ассистировать будешь?

- Думаю, Ирграм справится. Как специалист он неплох.

- С ним-то ты что сделал?

Как же выводит их привычка говорить о нем, будто Ирграма здесь вовсе и нет. Он снова вытер слюну и облизал губы. Зубы стали еще больше.

Кажется.

Острые.

И тянет вцепиться в глотку. Господину… он стоит рядом. От него остро пахнет травами и маслами. И запах этот, мешаясь с запахом пота – даже маги потеют – сводит с ума. Надо сосредоточиться.

Надо…

- Повязки давно пора менять. И что вы использовали? – голос госпожи был полон плохо скрываемого раздражения. – Алеф, только не говори, что «молочко».

- Оно универсально.

- Не при таких ранах! При ожогах оно вызывает раздражение и размягчает корку. А она нужна. Она – защита…

Ирграм сделал шаг.

Крохотный.

И еще один. На него не смотрели. Маги. А девчонка – не в счет. У нее глаза черные. Совсем черные. Так не бывает.

Она?

Та самая? Жрец её ждал.

Ждал, ждал… дождался. И что дальше? Почему она просто стоит и смотрит? Почему ничего не делает?!

Сосредоточиться.

На чем? Как можно сосредоточиться, когда мысли спутаны, а разум вообще плывет. Проклятье!

Дышать.

Вдох и… еще шажок. К столу. Он ведь будет ассистировать. Он имеет право приблизится. К столу. Смотреть надо на него. И на госпожу. Можно на девчонку, что не сводит с Ирграма взгляда.

Или на этого вот, непонятного, то ли наемника, то ли охранника, что госпожу сопровождает.

Впрочем, для охранника он держится слишком уж независимо. И господину интересен, пусть даже тот скрывает интерес. Но Ирграм хорошо изучил их.

Всех.

Госпожа распрямляется.

- Ножницы, - она протягивает руку, и Ирграм вкладывает в неё ножницы. Те взрезают окаменевшие повязки, из-под которых сочится смесь сукровицы и гноя.

Запах нехороший.

Его Ирграм ощущает издалека. И запах этот заставляет кривиться. Но как ни странно, именно он возвращает способность думать.

Ждать.

И не смотреть на Алефа.

Алеф.

Ирграм повторил это имя снова и снова. Имя.

Не господин.

Даже в мыслях. Именно. Он… он должен избавиться от этой зависимости. И от страха. И… клятв нет. Ему так сказали. Но можно ли верить жрецу?

- Воду… Ирграм, не спи. И аккуратнее, в конце концов! Это же… да, вот так. Что у тебя с руками? Не важно. Потом разберемся… ты ведь должен был быть там, у мешеков?

- Я был, г-госпожа, - почему-то он споткнулся на этом слове. Но его ошибка осталась незамеченной.

Кажется.

- И?

- М-меня п-попросили о п-помощи, - говорить, когда язык то и дело цепляется за зубы, непросто. – И я не с-сумел отказать.

- Ясно, - это было сказано так, что Ирграм понял: на самом деле ей все равно, что с ним случилось.

Всегда было все равно.

Есть род.

И слуги рода. Их много. Слишком много, чтобы помнить