Александр Зорич - Клад Стервятника Страница 27

Мне показалось, что я слышу мерные приливы дыхания, и даже почувствовал, как в моей комнатушке изменился объем пустоты. Но странное дело, у меня вовсе не было ощущения, что благодаря невидимому гостю пространство уменьшилось!

Я замер, пораженный внезапной догадкой. Для всякого нормального человека, пусть даже и в Зоне, если только ты не бесчувственный сухарь и не последняя скотина, есть только одно существо, в присутствии которого вокруг тебя расширяется пространство.

Существо противоположного пола.

Женщина.

К тому же, судя по тону дыхания, совсем молодая.

Она приблизилась, опустилась на колени, легко скользнула ко мне в постель. Затем тихо опустилась рядом и несколько мгновений спустя, через десяток таинственных и холодных секунд, змеей прильнула ко мне. Легкая ладонь осторожно коснулась моей щеки. Провела по скуле, обозначила абрис. Потом женщина вздохнула и вытянулась вдоль моего тела.

— Это ты, дорогая?

Конечно, я подумал, что это Леська решила устроить мне ночной сюрприз. Не иначе прознала, что я вернулся из Зоны, и вот теперь решила поиграться в свои любимые ролевые эротические игры. На нее иногда такое находит, что хоть всех святых выноси из моей безбожной берлоги банкетного лабуха.

Надеюсь только, сегодня я уже не добрый сантехник Клаус в синем клетчатом комбинезоне со смесителем, ихлибе дих?

— Ну, Леська, ну, игрунья, — усмехнулся я. — Ладно, чего там. Твой раб Гошка смиренно ожидает тебя на ложе любви и страсти, моя дражайшая госпожа.

Чем большую и несусветную глупость ты талдычишь в таких случаях, тем ролевее игра.

Сейчас она вполне могла и не таиться: в комнате с задернутыми шторами стояла такая тьма, что видны были лишь контуры наших тел, больше похожих на тени. Невозможно было различить не только черты лица моей ночной гостьи, но даже пальчики на длинной и узкой кисти. Но только у моей Леськи такие теплые руки и столь же холодные пятки!

Я еле удержался, чтобы не прыснуть от этого тонкого жизненного наблюдения. Девушка почувствовала, провела ладошкой по моим губам, шутливо шлепнула кончиками пальцев.

Я ухватил ее за руку и… похолодел.

На безымянном пальчике моей подруги не было колечка. Да-да, того самого — золотой ободок с рубиновой капелькой крови, шариком «маминых бус» необычайно насыщенного рубинового цвета.

Леська никогда не расставалась с этим колечком. Во всяком случае, при мне — ни днем, ни ночью. И иногда легонько царапала им в самых чувствительных местах. А на мое возмущенное шипение лишь беззвучно смеялась, вздрагивая большой мягкой грудью, предварительно уперевшись ею мне в спину. Ну, какой мужик на моем месте долго бы стал злиться из-за малюсенькой царапинки на… на…

— Ты кто? — шепнул я. Вроде как с ужасом, благо сердце у меня сейчас екнуло и бешено забилось, точно у пойманного воробья. А получилось буднично и странно — точно моя подруга выбежала знойным вечером на минутку за холодным пивом. И вот теперь вернулась, торопливо шмыгнула в постель, прижалась ко мне чутким заячьим телом, а я… я…

— Ты кто??

Она не ответила. Но зато обняла меня одной рукой и с настойчивой нежной силой повернула к себе. Так что я разом почувствовал всю ее восхитительную длину, прохладу кожи, слегка влажной, словно девушка недавно купалась.

«Погодка-то не для купания, — напомнил я себе, одновременно закидывая руку — а куда ее еще девать? — и обнимая ее напряженную, нервную спину. — И местечко тоже — тут вам не минеральные воды, а сплошной гадючник кровососов со снорками вперемежку».

— Ты кто?

— Скор-ро узнаешь… — прошептала она, по-кошачьи выгибая спину. — Повернись.

Ага, кое-что у нас уже есть, отметил я, имея в виду голос. Ну и еще много чего на ощупь. В голосах я разбираюсь гораздо лучше, чем в женских перышках и ролевых играх. И хотя наивные мужчины свято полагают, что голос у женщины якобы не меняется на протяжении долгих лет, я, как мне показалось, смог бы сейчас более-менее точно определить возраст своей таинственной ночной гостьи. Между двадцатью и тридцатью. Скорее, двадцать шесть-семь.

Что еще? Не местная, судя по жестким гласным и короткой шипящей. Откуда-то с запада.

Ладно, должна же она еще хоть что-то сказать! А сделать?

И чтобы не лежать просто так, как чурбан неотесанный, я протянул свободную руку и осторожно погладил ее бедро. Ну, бедро как бедро — не крутое и не широкое, как у Леськи, зато…

Усилием воли я попытался резко затормозить ход своих мыслей. А вдруг она — порождение Зоны. Надо бы лучше пока вернуться в русло слов, а не телодвижений.

Получилось, но не слишком удачно. И к тому же ненадолго.

— Я искала, — после короткого молчания ответила она. — Искала тебя.

Все-таки идиотская у меня работа, ребята. Чуть что — сразу включается ассоциативный ряд, цитатки всякие, аналоги музыкальных тем. Вот и теперь в башке скрипнул невидимый маховик, и старая заезженная пластинка против моей воли поплыла и затянула, фальшиво и надтреснуто. Точно девяностолетняя старуха Земфира в кошмарном сне подростка из киевской спецшколы: «Я искала тебя, искала тебя, искала тебя…»

Я едва не застонал от досады.

«Ну что ты за тип!» — мысленно ругнул я себя, осваивая левой рукой все новые и новые территории женского тела, доверчиво прижавшегося ко мне. Изучая особенности рельефа. Отмечая про себя его достоинства и не видя во тьме недостатков. Поскольку изъяны в рельефе женского тела чаще всего, ребята, оказываются еще большими достоинствами, уж коли речь идет о природе эротических переживаний.

В конце концов, есть в нашей жизни пропасти, куда проваливаться — одно удовольствие.

Ага. Ну, коль скоро она заговорила, можно, наверное, получить и другие ответы. И если…

— Ты плачешь, — прошептала она.

Тут я аж вздрогнул. И от удивления, кажется, разинул рот.

— Я слышу тебя там. Внутри, — пояснила она. — Мне кажется, ты там плачешь. Тебя кто-то обидел… — медленно произнесла она. И уронила мне на грудь мягкие как лен, шелковистые волосы.

— Зачем ты искала меня? Мы… знакомы?

Она молчала, только плотнее прижалась к моему плечу. Словно начиная замерзать.

— Что ты тут делаешь?

Лишь в последнюю секунду я понял всю глупость и неуместность своего вопроса. Девушка хихикнула и внезапно с упрямой и нежной властностью положила руку на мои губы.

— Тссс… молчи. Так надо.

Потом она провела ладонью по моей шеке, шутливо дернула за мочку уха и печально, с какой-то покорной обреченностью вздохнула.

— Мне нужно то, что есть у тебя. Тебя.

— Чего? — тупо переспросил я, желая сейчас только одного — чтобы она никуда не исчезла, не испарилась и не растаяла внезапно прямо здесь, в моих объятиях.

Девушка перевернулась на спину. Вытянулась рядом, так что я уже немножко видел очертания ее губ. Чуть припухлые и, наверное, по-детски розовые. Во всяком случае, я бы ничего не имел против.

Где-то зашумел, прогудел ночной ветер. Теперь я уже различал ее мягкий профиль и видел, как на виске порою оживала и начинала трепетать от моего дыхания легкая, кажется, светлая прядка. Я протянул руку погладить ее волосы и вдруг отдернул, убоялся этого движения. Слишком велика была опасность сломать, разрушить установившуюся между нами хрупкую границу доверия и тепла.

Тогда она сама обняла меня и стала медленно прижимать к себе. Словно желая вобрать в себя, поглотить и оставить там, внутри, огромным ребенком; еще испуганным, еще не рожденным, но уже прочувствованным по-женски глубоко, утробно, счастливо.

— Ты опять плач-чешь? — шепнула она. — Я снова слышу внутри тебя это. Словно волны бьются меж берегов. Ты должен избавиться от эт-того. Выпусти из себя свою боль. Отдай ее мне. Не бойся…

— Нет, — ответил я. — Мне уже не больно. Наоборот, так тепло…

Вся боль, вся тоска, обида и разочарование, что копились во мне последние двое суток, понемногу уходили из сердца капля за каплей. Моя ночная гостья уже вполне освоилась и оказалась шаловливой и ласковой одновременно, упругой и вместе с тем потрясающе чуткой и податливой. Она то тянула меня к себе, то игриво отталкивала, а то вдруг замирала, вытягиваясь во всю длину стройных ног. Так что я, невольно поддерживая эту восхитительную игру, тоже застывал, боясь дотронуться до нее. Страшась услышать, что вот сейчас она зазвенит как струна. И оборвется.

Потом я вошел в нее, даже толком не понимая, что делаю и сам ли я хозяин своего тела, настолько все случилось легко и естественно.

Любовь к женщине — это всегда сжигание за собою мостов.

Невозможность вернуться.

Постоянное ощущение жуткой, головокружительной глубины за спиной.

И чтобы не кануть назад, не ухнуть вниз, не сорваться с шаткого приступка, нужно лишь обнять друг друга. А дальше природа сама найдет, уж будьте покойны, и верное продолжение, и достойный финал.