Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир Страница 29

Аль Кадри была определенно высокого мнения о своем лидере. А вот я не был склонен настолько преувеличивать роль одинокой сильной личности в истории. Красноречия и харизмы Захери не занимать, но…

— Есть много опасных преступников и бунтарей. Некоторых арестовывают. Некоторых, быть может, тихо устраняют. Чем он такой особенный, чтобы устраивать такую катавасию, жертвовать жизнями офицеров полиции?

— Ты преувеличиваешь ценность ваших жизней в глазах кукловодов. Вы для них — оловянные солдатики. Не знаю, что тебя так удивляет. Всё было хорошо продумано. В подлой засаде опасных террористов умирает смазливый молодой полицейский, всеми любимый бывший олимпийский чемпион. Ему устраивают пышные похороны. Событие широко освещается в СМИ. Показывают всем лица «виновников». А некоторое время спустя, когда обыватели заглотили наживку и уже жаждут отмщения — «террористов» устраняют. Думаешь, нечто подобное они проворачивают впервые?

Недоверие на моем лице было очень красноречивым. Однако в памяти были свежи циничные слова Тайсона Блэка: «Обычно я не промахиваюсь». Бен действительно закрыл меня своим телом за миг до выстрела. Спас мне жизнь, сам того не понимая. Еще раз.

— Амир считает, что тебя выбрали на роль жертвы неслучайно. Он изучил твою биографию. Говорит, что ты — «неудобный» человек. Даже не знаю, почему он так лестно о тебе отозвался. По мне, так ты мало отличаешься от остальных приверженцев режима.

Я задумчиво закусил губу. Неудобный человек? Может, раньше я и был таким. Но я изменился. Захери судил о моем моральном облике по вырванным из контекста фактам. Его впечатлило, что я оставил себе собственное имя, пройдя через «Вознесение». Быть может, он слышал мою речь, произнесенную после победы на Олимпиаде. Но знает ли он, каким я вернулся из странствий по Европе в 83-м? Знает ли, как закончилась скандальная история в 86-ом? Нарисованный им портрет вышел неточным.

А история Лейлы как-то не клеилась. Слишком уж она была невероятна. Ставила с ног на голову весь мир, в котором я прожил много лет. Впечатлительные обыватели легко верят в невероятные теории заговора. Но я не принадлежу к их числу. Проведя пять лет в полиции, я научился верить лишь сухим фактам.

«Большинство поступков имеют простые, банальные объяснения», — любил повторять один из моих учителей, сержант-детектив Филипс. Впрочем, вряд ли даже многоопытный старина Филипс хоть раз попадал в подобный переплет.

— Ты мне не веришь? — догадалась по моей мимике Лейла. — Объясни тогда действия вашего спецназа. Как я поняла, они не очень тепло тебя встретили, если ты нагишом сиганул от них в мусоропровод?

— Это был не спецназ. Это были наемники.

— Что это меняет?

— Кто-то навязал моему руководству их участие в операции. Мои командиры, уверен, понятия не имели об их настоящих планах.

Я не был излишне доверчивым, но с трудом мог представить себе, чтобы лейтенант Гонсалес или даже капитан «Пень» Рейнолдс, при всех недостатках старика, хладнокровно отправили меня на убой. Их определенно водили за нос, как и меня. И оба ни о чем не догадались бы, если бы события развивались по плану.

— Наемники совершили большую ошибку, выпустив меня живым, — озвучил я Лейле свои соображения. — Думаю, они уже и сами это понимают, и сейчас быстро сматывают удочки. Поэтому и мне не стоит медлить. Я вытащу все их делишки на свет Божий. Будет расследование. Мы обязательно узнаем, кто стоит за этим преступлением. И они об этом горько пожалеют. Я никогда не успокоюсь, пока убийцы Бена не будут наказаны: и исполнители, и заказчики.

— Кто это может быть, по твоей версии? Кто мог насильно навязать «независимой» сиднейской полиции каких-то темных наемников?

В моей памяти вдруг всплыло лицо Гаррисона, который небрежно называет по имени одну из руководительниц полиции Сиднея. Затем я вспомнил слова Рейнолдса о каких-то «политиках». Снова показался из глубин памяти ненавистный призрак 86-го. У меня неприятно засосало под ложечкой.

— Кто-то весьма могущественный и влиятельный, — признал я.

— И ты считаешь, что простой коп, который даже не дослужился до резидентского статуса, может меряться силой с такими людьми?

— Я не так прост, как тебе кажется, — упрямо сжал зубы я.

— Ты не слишком умен, я погляжу.

— У тебя есть другие предложения?

— Посмотри наконец правде в глаза. Ты попал в мельницу чьей-то большой игры, откуда выбрался живым лишь благодаря чуду. Твое выживание не входило ни в чьи планы. Если ты явишься назад в свой Анклав — ты не проживешь там долго.

К этим словам я вынужден был отнестись серьезно. Я вовсе не исключал, что «Эклипс» еще не расстался с надеждой прикончить меня раньше, чем я смогу пролить свет на их дела. Но прятаться от них по подземельям, как кролик, я не стану!

Ясно, на что намекает Лейла. Как и Захери, пытается заманить меня в свой маленький «клуб по интересам». Нет уж, спасибочки, ребята. Я не подхожу вам уже как минимум из-за недостатка благочестия.

— Твое предложение — остаться здесь? — сдержав усмешку, я покачал головой и поднялся с кресла. — Нет, я не могу. Я признателен вам за помощь, но не готов присоединиться к вам.

— Тебя никто и не приглашал в наши ряды, — надменно ответила Лейла. — Для этого, как минимум, необходимо заслужить доверие. Я говорила лишь о возможности предоставить тебе убежище. Но уговаривать не стану. У тебя есть еще вопросы?

— Я услышал достаточно. Если я действительно не твой заложник, то сделай мне последнее одолжение — выведи меня наверх.

— Даже после нашего разговора я все еще не уверена, не отпускаю ли на свободу врага, который вновь вернется к нам в качестве убийцы, — проницательно глядя мне в лицо, с сомнением проговорила арабская революционерка.

Под её пристальным взглядом по моей спине пробежали мурашки. Я тоже всё ещё не был уверен, чего от неё ждать.

— Отпустив меня, хуже вы себе точно не сделаете, — поспешил заверить её я. — Сейчас вас считают в Анклаве исчадиями ада и готовятся открыть на вас настоящую охоту. Ваши оправдания никто слушать не станет. Я — единственный, кто способен развеять павшие на вас подозрения в убийстве офицера полиции и террористической деятельности.

— Ах, значит, ты уже не считаешь нас террористами?

— Ваши с Амиром передовые взгляды на устройство мира вполне тянут на «экстремизм» в понимании законодательства. Но на моих глазах вы не совершили серьезных преступлений. И ваша помощь, оказанная мне, тоже будет оценена. Я об этом позабочусь.

— Очень мило с твоей стороны. Учитывая, что ты вряд ли доживешь до вечера, это обещание недорого стоит, — вздохнув, Лейла тоже встала со своего кресла, признав разговор оконченным.

Признаться, я до сих пор сомневался, светит ли мне выбраться из арабской общины живым. Однако Аль Кадри, похоже, не собиралась отдавать спасенную ею жизнь Аллаху.

— Тебя выведут на поверхность. Подальше отсюда. По пути твои руки и глаза будут завязаны. Это место — мой дом. Здесь живет моя семья. Я не могу подвергать их опасности, — не терпящим возражений голосом распорядилась арабка.

Она сделала знак рукой каким-то из своих собратьев. К нам тут же подошли двое молодых мужчин весьма суровой наружности. Руки оба держали в карманах, и сверлили меня весьма свирепыми взглядами.

— Не бойся. Если бы мы хотели убить тебя — давно бы убили, — снисходительно произнесла Аль Кадри, увидев мелькнувшую в моих глазах тревогу.

Она разъяснила что-то своим спутникам по-арабски. Один из них, согласно кивнув, достал из кармана тугую черную повязку. Второй зазвенел наручниками и сделал мне знак сложить руки за спиной. Не слишком приятная перспектива вновь оказываться в беспомощном состоянии, зависящим от чужой воли.

Но вряд ли я в том положении, чтобы спорить. Вокруг — пара десятков мужчин, которые по одному слову Лейлы со мной расправятся.

— Приятно было познакомиться, принцесса Лейла, — выдавив из себя нечто вроде бесстрашной улыбки, которая должна была показать, что все происходящее не пугает меня, произнес я.