Николай Кузнецов - Ташкент-подземная. Метро 2034 Страница 3

Моим напарником был Ахматжон, пожилого вида мужичок, с густой черной бородой, слегка лысоватый, в обычном замызганном халате, рваных штанах и растоптанных соломенных лаптях. Меня он расколол сразу же, в первый день совместной работы.

— Парень, а ты откуда? — поинтересовался напарник, когда я кривым ножиком резал стебли конопли.

— Да так, попался на базаре. Со станции «Машиносозлар».

— Я знаю заводских, у меня брат когда-то на заводе инженером работал. Да и после всего этого, с альянсовскими общался много. Так ты говоришь, что сам тоже из Альянса?

— Ну да, — буркнул я, — ты что, стукач? Чего вынюхиваешь? Или на дядю Исмаила пашешь, матерьяльчик собираешь?

— Аллах с тобой. Меня самого взяли с месяц назад. Порезали конвой наш, столько ребят угробили, а мы, как назло, шли невооруженные, расслабились, понимаешь.

Думали, вошли в Юнусабадскую зону, так все. Там нас в тоннеле и взяли. Нукеры Исмаила пронюхали, что мы продукты будем везти, вот и напали на нас. Ты уж прости меня, Ветер-мухтарам (уважаемый). Но ты точно не из Альянса, не из заводских. У тебя лицо загорелое, да и сам явно вырос не на здешних грибах. Меня можешь не бояться, я товарищ Рахмоналиев. Что, не слышал?

— Да признаться, как-то не довелось. Уж извини, брат, Ахматжон Рахмоналиев.

— Ты точно не наш. Я предисполкома Ташкентской коммунистической партии, правопреемницы Коммунистической партии Узбекистона.

— Ох, ну ни фига себе. И как это тебя эти, — я кивнул на нашего охранника, — до сих пор не сделали евнухом?

— Ну, — боязливо пожал плечами товарищ Рахмоналиев, — повезло. Нукер ахмок (дурак) попался, в рабы меня продал. Но я знаю, мои товарищи со станции «Хамид Олимжон» меня ищут.

— Эй, эшак, шайтан кул (рабы), ишламок (работать), — Болтабек щелкнул кнутом. — Ишламок!

Палящее весеннее солнце, до одури опьяняющие запахи цветущей конопли посреди городских развалин. А до вечера еще так много времени!..

6. День рождения Лао-Цзы

16 мая 2034 года

— Ёперный театр! Мамочки, — охнул я, едва выглянув в окошко.

— Что случилось, нима? (что за). — Мой верный друг и напарник товарищ Рахмоналиев подскочил и спросонья чуть не вывалился сквозь проломанный пол, на уровень третьего этажа.

— Ахматжон, аккуратней, пожалуйста, не шумите, — я глядел в половинку бинокля вниз, на широкий проспект Бунёдкор.

Вчера, тащась из последних сил, мы с товарищем Рахмоналиевым добрались до здания Узбектелеком. Поскольку на нижних этажах ночевать был рискованно, мы поднялись на четвертый этаж восточного крыла. В одном из наиболее сохранившихся офисов мы и решили заночевать.

В семь часов утра меня разбудили резкие звуки, доносящиеся с улицы внизу. Вид из окна офисного кабинета открывался на широкий проспект и метромост, между станциями «Хамза» и «Миллий бог». Именно на станции «Хамза» заканчивалась зона влияния Исмаил-бека. И по этой причине мы и шли сюда, к метромосту через канал «Ак-тепа».

Всего два назад, мы добросовестно, как и полагается верным рабам, вкалывали на грядках с коноплей, когда на нас налетела стая дракончиков, эдакая помесь гигантской летучей мыши, мерзких когтей и огромных зубов. Нам ничего не оставалось делать, как спрятаться под срезанными кустами конопли. Наших охранников, пытавшихся стрелять по дракончикам, мерзкие бестии быстренько «почикали». Уже поздно ночью мы вылезли из своих слабеньких укрытий, не веря, что остались в живых, собрали то, что осталось от нашей, столь недальновидной охраны.

Имея в запасе два автомата, три рожка с патронами, снайперскую винтовку и десяток патронов к ней, да еще три бутылки с водой, две лепешки и пакет ломтиков сушенного крысиного мяса, мы долго решали куда идти. Пытаясь проложить маршрут и проверяя уровень радиации старинным дозиметром среди городских руин, мы пришли к выводу, что нам придется идти в сторону центра города, на север, как наименее зараженную территорию.

И вот сейчас, осторожно выглядывая в окно четвертого этажа, я пытался выяснить причину шума, нас разбудившего.

На асфальте проспекта, посреди куч хлама, останков автомобилей, на фоне покореженного метромоста, рядом с обломками невесть как попавшего сюда огромного самолета, стоял некий загадочный аппарат. Очень похожий на тот самый пресловутый автомобиль. Тут же, рядом, копошились две фигуры, закованные в странные, темного цвета, костюмы.

- Это, это ведь автомобиль, я знаю. И совсем новенький, да? — товарищ Ахматжон вновь высунулся в окно, — просто невероятно! А эти, в спецкостюмах, они кто вообще?

— Да уж, костюмчики! — Я восхищенно разглядывал незнакомцев в бинокль, — это ведь настоящий «Берилл-5МУ», армейский спецкостюм: бронежилет из стальных пластин с бериллиевым напылением, дополнительные вставки керамоброни, общая система защиты от радиации, система дыхания, автономная и полевая, маска-шлем пуленепробиваемая. Производство России. Где-то в две тысячи десятом — двенадцатом году, он шел, как секретная разработка. Перед самой войной запустили в ограниченное производство.

— Ветер-ака, откуда знаешь? — недоверчиво выставился на меня представитель славной компартии метро Ташкента.

— Да у меня друг в Алмате, лет шестьдесят ему уже, он как раз до войны состоял при штабе президентской гвардии, и был допущен ко многим секретным разработкам в военных сферах. Про «Берилл» любил мне рассказывать, я тогда еще пацаном был, вот и слушал сказки. А оно вот как, оказывается, и не сказка совсем.

— Но кто эти люди? И откуда у них автомобиль? — товарищ Рахмоналиев изумленно таращился в окно. — Я ведь в метро с самых первых дней катастрофы. У нас ведь и военные есть и милиция, много рабочих и инженеров с машиностроительного и авиазавода. Но такие? Никогда не слышал. А про автомобили уже и не говорю, все про них давно забыли. В тоннелях разве, на некоторых станциях, есть мотодрезины. А так все пешком ходят, и караванщики на ишаках товар возят. Да еще генераторы на базарах стоят и в мастерских, и все.

— Оказывается, не все. И машинка мне эта тоже знакомая: Газ-2330 «Тигр».

— Тоже друг рассказал, Ветер-ака? — недоверчиво прищурился Ахматжон, — непростой ты человек, Ветер, ох, непростой.

— Какой есть. Что делать будем? Знакомиться с этими, или притаимся пока?

— Не знаю я. Может, подождем немного, посмотрим?

«Достойный муж делает много, но не хвалится сделанным; совершает заслуги, но не признает их, потому что он не желает обнаруживать свою мудрость», — прямо под моим носом лежала разодранная книжка, заинтересовавшись, я прочел вслух:

— Кто, предпринимая дело, спешит наскоро достичь результата, тот ничего не сделает. Кто осторожно оканчивает свое дело, как начал, тот не потерпит неудачи.

— Вай-вай, Ветер-ховаскор, откуда такие слова?

— Да это не я сказал, это слова, — я посмотрел на огрызок обложки, — Лао-Цзы[6], китаец. Две тысячи шестьсот лет старикашке стукнуло. Ты смотри, интересный мужик был.

В этот момент с улицы раздался громкий голос, усиленный мегафоном автомобиля:

— Секин чикинг уйдан (медленно выходите из дома). Курол ташлаб юбормок ойнага (Оружие выбросить в окно). Буламан отмок (буду стрелять), — из люка в потолке машины высунулся третий тип в спецкостюме и выставил в нашу сторону неизвестную нам, но грозного виду пушку.

— Юртоклар, биз юзимизнинг (Товарищи, мы свои), — Ахматжон выбросил автомат в окно, виновато на меня взглянул, и почему-то по-русски продолжил:

— Товарищи, не стреляйте, пожалуйста, мы выходим.

— Эй, на башне, медленно и без оружия выходим, не дергаемся. Да и напарника своего не забудь прихватить, говорливый ты наш.

«Кто храбр, не зная человеколюбия, кто щедр, не зная бережливости, кто идет вперед, не зная смирения, тот погибнет», — мудрые слова, как нельзя кстати…

Выкидывая свой автомат в окно, книжку я положил в необъятный карман своих потрепанных штанов. Прихватив свои нехитрые пожитки, мы медленно пошли вниз.

7. Лейла-ханум

31 мая 2034 года.

— Вот так это и происходит, — говорит Лейла, тщательно моя руки куском тёмного самодельного мыла. Я поливаю ей на руки из жестяного чайника.

— Сильно не лей, здесь вода в дефиците, вся на больных уходит. Кто с крысами воюет, кто с людьми, — продолжила девушка, — а в нашем госпитале мы их всех зашиваем, лечим.

В основном мелкие ранения, порезы, укусы. Слава Аллаху и всем богам, тяжелые больные стали редкостью. Не то, что в первые годы. Мне старики рассказывали, что творилось, ужас просто. Сейчас как-то обустроились уже, перевязочные материалы из хлопка и конопли ткать научились, антибиотики кое какие легкие, в лаборатории стали выращивать. Лекарства некоторые сами стали производить, народные рецепты все восстановили, пользуемся в меру сил. Детей стало рождаться все больше и больше. Садики и школы открыли. Правда, детишек еще совсем немного. Но, раз дети растут, значит все небесполезно. Значит, есть смысл всего этого, — она не сдержалась и взмахнула рукой.