Эдгар Пэнгборн - Дэйви Страница 35

Мы были удачливы в тот день, поймав пару упитанных кроликов, а потом нашли хорошую заводь для рыбалки, примерно в миле от нашей пещеры. На поросшем травой берегу, под солнцем, было так тихо, будто ни один человек не беспокоил эти места в течение веков. Мы установили рыболовные снасти, и, когда она стала на колени поправить свою лесу, ее рука скользнула вокруг моих бедер.

— Думаю, ты имел девушку, раз или два.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты на меня так смотришь. — В следующий миг она уже выпрямилась и стаскивала через голову свое потрепанное платье. — Пришло время, чтобы ты действительно узнал кое-что, — сказала она. — Я не молодая и не красавица, но я знаю, что нужно делать. — Обнаженная и ничуть не деликатная (как вы и подумали), самоуверенная и слегка улыбавшаяся, двигая бедрами, чтобы взволновать меня, она выглядела великолепной женщиной. — Снимай свои тряпки, сладкий малыш, — сказала она, — и попробуй взять меня. Тебе придется потрудиться.

Я трудился, и сначала долго боролся с ней изо всех сил, совсем без передышки, пока борьба не разгорячила ее до настоящей услады. Потом, внезапно, она стала целовать и ласкать меня, вместо того, чтобы отбиваться, смеясь вполголоса и пробормотав несколько похотливых слов, которых я не знал в то время; вскоре она сжала руками свои колени, и я вошел в нее стоя, радостно попирая сзади, у меня даже и мысли не было, что причиняю ей какой-либо вред. Когда я выдохся, она ткнула меня кулаком в плечо, а потом обняла. — Сладкий малыш, ты молодец. — То, что у меня было с Эммией, казалось очень давним и далеким.

У нас были еще встречи, их оказалось не так уж много, потому что у Вайлит имелись и другие слабые места: очень подавленно настроение, что-то вроде отчаянных угрызений совести; религиозная часть ее естества принадлежащая Джеду, навсегда омрачила ее дальнейшую жизнь. Часто (она однажды рассказала мне) ей снилось, что она продавала свою душу дьяволу, а тот, в виде огромной серой скалы, обрушивался и раздавливал ее. Она не всегда могла быть хорошим партнером для борьбы, когда мы уединялись и имели такую возможность, но изредка в такие моменты ей хотелось поговорить со мной. Кажется, в такое время, у пруда, где мы снова ловили рыбу, и, может, через неделю после нашей первой любовной игры, она рассказала мне кое-что о своих отношениях с Джедом Сивером. Когда бы Сэм или я ни упоминали о Джеде, если он отсутствовал, я, бывало, замечал что-то вроде спокойного предупреждения на ее любезном непроницаемом лице, подобно животному, напрягшему все силы для защиты, если это понадобится. Она не желала слышать никакой критики в его адрес. На рыбалке у пруда, поймав немного рыбы на ужин, мы окунулись в воду, чтобы смыть усталость от жаркого дня, но она предупредила, чтобы я не играл с ней, да я и сам был не в форме; мы просто лениво сидели у пруда и высыхали, и она поделилась со мной: — Я постигла, Дэйви, я имею в виду, нравственное понимание греха. Я не рассказывала Джеду о том, чем мы занимались, это не настоящий грех, который мог бы отяготить его печалью, и, во всяком случае, у меня было так много грехов в прошлом, от которых следует освободиться, этот грех — незначительный. Дэйви, он такой добродетельный, этот Джед! Он сказал, что я должна продумывать прежние грехи и убедиться, что я искренне раскаиваюсь в них, потому что, понимаешь, нельзя избавиться от всех них одним большим великолепным раскаянием, следует отбрасывать их по одному, сказал он. Поэтому, понимаешь, я успешно продвигалась до сих пор, но еще не добралась до конца. Я хочу сказать, миленький, если я совершу не более, чем один грех в день, или, скажем, максимум два, и потом, скажем, раскаюсь в этот же день в трех прошлых грехах, ну, я имею в виду, что через какое-то время я наверстаю упущенное. Только иногда становится очень печально, когда вспоминаешь их всех. Я разделаюсь с ними, к тому времени, когда мы доберемся до Вэрманта. А Джед, он сказал, что это, слишком много, пытаться покончить с грехами раз и навсегда, слишком трудно[58], что господь никогда не подразумевал подобного.

Я спросил:

— Джед ужасно добродетельный, не так ли?

— О, он святой! — И продолжала говорить, какой он щедрый и заботливый и как объяснил все пути к Аврааму; когда они будут иметь свой маленький дом в Вэрманте, они рассчитывали, что к ним каждый день будут приходить грешники, чтобы слышать Слово Божие, абсолютно каждый, любой свободный человек, который придет. Дорогая Вайлит, мрачное настроение покинуло ее, она раскраснелась от мысли об этом, сидя там, у пруда, голая как сойка, время от времени похлопывая меня по колену, но не пытаясь возбудить, потому что это не был наш день для любви. — У Джеда, понимаешь, у него тоже очень много беспокойств с грехом. Почти каждый день он вспоминает о чем-то из своего прошлого, что возвращает его назад, потому что нуждается в покаянии. Как, например, вчера он вспомнил: когда ему было пять лет, почти шесть, он только что узнал об удобрениях, понимаешь? Итак, у его матери была клумба желтых настурций, о которых она очень заботилась, а он хотел сделать что-то, действительно, благородное, чтобы они сразу же стали вдвое больше и красивее, поэтому он все время мочился на них, особенно на большую настурцию старого дедушки, которая торчала довольно дерзко… ну, я хочу сказать, к тому времени, когда он все понял, как раз оказалось, что было слишком поздно, он не мог остановиться, пока не опорожнится, — Вайлит всплакнула, одновременно смеясь. — Итак, клумба стала настоящим болотом, лепестки опали на землю, а так как он не признался, посчитали виновником пса, а тот не скажет.

— О, — заметил я, — эта проклятая настурция просто напрашивалась на неприятность.

— Да-а, я тоже смеялась, когда он рассказал мне, да и он сам, только чуть-чуть, однако это серьезно, Дэйви, потому что легко согласовывается с настоящим грехом, совершенным им в девять лет, бедный парень. Он совершил грех по отношению к маленькой соседской девочке, а его мама поймала их на ягодной грядке. Девочку она просто отшлепала по заднице и с криком отправила домой, но она не наказала Джеда. Он сказал, что, он знает, его мать была величайшей святой, которая когда-либо жила на белом свете, так как все, что она делала, — только плакала и повторяла ему, что он сильно огорчил ее, и это после того, как она родила его в муках и пытается вырастить из него что-то путное. И, поэтому, с тех пор он никогда не имел сношений с женщиной, кроме одного раза.

— Что он…? Он никогда…?

— Кроме одного раза. С проклятой кингстонской проституткой, о которой он рассказывал, после своей проклятой рыбацкой поездки… Ну, как бы то ни было, как бы то ни было, теперь он святой, и единственное, чего он вечно хочет от меня — чтобы я сняла свое платье и потопталась на нем немного, и обзывала его плохими словами — он говорит, что это очищает его и, таким образом, является угодным богу, подобно бичеванию, только он не заставлял меня делать этого в последнее время, особенно с тех пор, как мы ушли из армии. — Она вздохнула и прекратила плакать. — Он такой добрый, Дэйви! И он также всегда понимает, как мне трудно, поэтому, иногда он как бы помогает мне своей рукой или подобным образом, он говорит, что это только малый грех и, так или иначе, мы оба все более укрепляемся в господе, теперь все время. Называет меня своей малышкой, чудом спасенной от верной гибели, и я знаю, что это выражение из книги заветов Авраама, но ты поймешь, что он имеет в виду — ну, иногда он может держать меня в объятиях всю ночь напролет и совсем не возбуждается, это ли не чудо?

Недели, проведенные в пещере, были также благоприятными для моего обучения игре на горне. Я отводил этому, по крайней мере, один час каждый вечер — от глубоких сумерек до полной темноты. Днем была слишком большая опасность, что услышит бродячий охотник и незаметно приблизится, тогда как даже бандиты не высунут носа из своего лагеря после сумерек в моханских лесах. Я играл на горне и принимал участие в составлении наших планов.

Имелся и мой план о Леванноне и кораблях, но когда я узнал, что даже Сэм был огорчен моей идеей, чтобы я нанялся на корабль, я прекратил разговоры об этом, и, хотя идея не погибла, никто о ней больше не услышал.

Имелся план Джеда и Вайлит о ферме в Вэрманте. Они были уверены насчет паломничества грешников, но вносили уточнения в остальной домашний скот. В один дождливый день Вайлит предложила завести коз, тогда как Джед отстаивал кур: началось все шутки ради, но он вдруг испугался и забеспокоился и оборвал обсуждение, сказав, что козы — слишком сладострастны, словом, которого Вайлит не знала, поэтому она замолчала.

Сэм, когда выздоровел, стал более озабочен ближайшими планами. Мы не сможем куда-либо пойти, твердил он, если только нам придется путешествовать в изодранной кэтскильской униформе, платье такого же темно-зеленого цвета и серой набедренной повязке моханского крепостного слуги. Он заявил, что мог бы найти два хороших способа приобретения подходящей одежды, оба нечестные, и лишь один честный, который себя не оправдает, и, несомненно, приведет, по крайней мере, одного из нас в тюрьму или к повешению.