Новый мир. Книга 4: Правда (СИ) - Забудский Владимир Страница 37

При этих словах я не смог-таки удержать на своем лице деланно скучающую мину и поднял на нее тяжелый взгляд.

— Мне мало дела до вашей личной жизни, Войцеховский, — заверила она, но тут же опровергла себя: — Но, слушая ваши неловкие объяснения с Лаурой Фламини, я просто поразилась, как много может себе навоображать человек, пребывая в плену греховных страстей и животных инстинктов. А ведь эта особа знакома мне не понаслышке. Вы, вероятно, не знаете, но во время войны я была одним из основных обвинителей по делам о государственной измене, дезертирстве и коллаборационизме. Эти преступления, достойные величайшего осуждения и презрения, требовали особо жесткого и быстрого реагирования, без любых проволочек. И я его обеспечивала. В «урожайные» 90–92 года я припирала к стенке врагов государства целыми пачками. В 92-ом Протектор лично наградил меня за это медалью Почета.

Предавшись воспоминаниям, она продолжила:

— Так вот, я помню эту Фламини еще соплячкой-практиканткой, которая помогала одному старому жулику по фамилии Жерар «отмазывать» диверсантов, саботажников и коммунистов. Они все сели за решетку, как того и заслуживали — я не дала ни одной осечки. Но ее я запомнила. Не потому, что она чем-то примечательна или интересна. Просто этот тип личностей всегда вызывал у меня сильнейшее омерзение. Разбалованная и растленная с детства «панночка» с извращенной системой ценностей, уверенная, что ее семейные связи всегда оградят ее от всех рисков и опасностей. Решила поиграть в правозащитницу, не задумываясь, что подыгрывает людям, наносящим прямой и реальный вред государству, настоящим врагам, которые желали бы видеть все Содружество в руинах и в огне. Помню, она все время сидела в суде позади своего патрона, съежившись, с глазами, опущенными в пол. Я смотрела на нее, но она никогда не смотрела в ответ. Тряслась от стыда и страха. Ее нынешние попытки изображать из себя сильную личность смешат меня. Я всегда умела отличить сильных личностей от слабых. Я сама — сильная. А она — всего лишь капризная девица без внутреннего стержня, для которой жизнь — это театр.

Она смотрела на меня изучающе. Я надеялся, что на моем лице по-прежнему не дрожит ни один мускул.

— На нее есть обширный файл. Не удивительно, учитывая ее семейные связи. В этом файле, правда, нет ничего действительно серьезного. Она сама никогда не принимала никаких решений. Всегда была всего лишь смазливой куклой, которую изготовила для себя ее не менее избалованная и развращенная мать, заплатив генетикам три миллиона фунтов на исполнение своих капризов. Но вот всяческих мерзостей — там, конечно полно. Как и полагается представителям сиднейской богемы. Вряд ли стоит говорить о ее подростковом лесбийском романе с Эмилией Вонг, ныне, кстати, высокопоставленной сотрудницей «Андромеды», которая, как и я, входит в общество Менса. Информация об этой похабщине и так уже давно просочилась в Сеть. Не удивит вас и информация о ее связях с Эдвардом Грантом.

Громким щелчком пальцев Миллер спроецировала на воздух дисплей, на котором начала проигрываться видеозапись. Запись велась, видимо, скрытой камерой, в поле обзора которой, посреди весьма обширной спальни, стояла огромная кровать под балдахином, устланная белыми простынями. На записи можно было видеть, как Эдвард Грант, с растрепанными волосами и в расстегнутой на груди рубашке, покрасневший, с властным суровым лицом, совсем непохожим на его обычную улыбочку, остервенело долбит в позе «по-собачьи» поставленную раком девушку, крепко держа её рукой за шею, и время от времени с немалой силой шлепает её по ягодицам. Стройная девушка, которая была привязана шелковыми веревками к оголовью кровати, уперлась лицом в подушку, так что короткие тёмные волосы закрывали лицо и издавала сдавленные стоны. На нежно-белой коже её ягодиц от сильных шлепков остались яркие красные пятна.

Избегая смотреть на дисплей, и следя за выражением моего лица, прокурор продолжила:

— Камеру установили не спецслужбы, а сам Грант. Как и многие представители нашей бизнес-«элиты», это редкий извращенец, на котором негде клейма ставить, любитель домашнего порно и БДСМ. Ему едва удалось замять истории с жалобами нескольких его бывших секретарш и референток. Они в целом не против были использовать свое тело, чтобы снискать расположение босса и сделать карьеру. Но не ожидали, что он захочет пользовать их намного жёстче, чем эти недалекие проститутки рассчитывали. А вот Фламини, как вы сами можете видеть, это вполне устраивает.

Она поморщилась, и спросила, по-прежнему не глядя на экран:

— Вы достаточно увидели? Тогда я выключу это. Не могу преодолеть отвращение, когда сталкиваюсь с подобным.

Миллер покачала головой с неподдельной искренностью, которая выдавала в ней убежденную антисексуалку.

— Мне не дано понять, как люди позволяют, чтобы им овладевали столь низменные чувства, превращающие их в животных, и почему наше общество делает так мало для того, чтобы обуздать эти вредные и опасные инстинкты. Они совершенно не обязательны для воспроизведения потомства. Могу это сказать как человек, никогда не опускавшийся до такой мерзости, но при этом выносивший, родивший и успешно воспитавший дочь, которой недавно исполнилось 17. При этом эти атавистические пережитки прошлого разлагают основные моральные устои, подрывают семейные ценности, провоцируют бессмысленные конфликты, снижают производительность труда…

Анна вдруг взглянула в свой блокнот и поправилась:

— Впрочем, вряд ли вы придерживаетесь таких же взглядов, как я. Если судить по вашей биографии, вы невысоко оценили уроки благочестия, которые дали вам в «Вознесении», и тоже своих инстинктов никогда не сдерживали. На первый взгляд даже удивительно, что две личности со столь невысокой нравственностью, повстречавшись, воздержались от того, чтобы придаться своему излюбленному занятию. Хотя, на самом деле ничего удивительного здесь нет. Для бездуховной связи важны лишь внешние, материальные атрибуты. А они у вас, как вы сами понимаете, не на высоте.

Я устало вздохнул и поинтересовался ровным голосом:

— Какая цель этого всего? Вывести меня из равновесия? Спровоцировать на агрессию? Не выйдет. Давайте наконец к сути.

Прокурор пожала плечами, мол, не имеет ничего против.

— Все ведь банально просто, не так ли? Соответствует классическим канонам терроризма, которые вы, как вижу, хорошо постигли, пока с ним «боролись». Итак, у вас есть заложники. Вы их уже перечислили: это ряд людей, кто-то из которых мне дорог, а кто-то — вообще не имеет ко мне никакого отношения, и даже мой пес. И у вас есть ко мне требования, которые вы все никак не собираетесь прямо озвучить. Я должен убедить Джерома, чтобы он стал вашим информатором в сети Сопротивления? Или, может, я должен сам втереться к ним в доверие и стать информатором? Что еще? Саботировать работу НСОК? Информировать вас о ней? Или, может, сделать организацию слепым орудием в ваших руках? Вы, небось, жалеете, что стали свидетелем того, как окончились, не начавшись, мои отношения с Лаурой Фламини. А так бы было выставлено еще одно требование — поддерживать с ней дружбу и выуживать информацию относительно ее отца и планов объединенной оппозиции. Я ничего не забыл? Ах, да, самое главное. Отдать себя в лапы Чхона, чтобы он дальше ставил на мне свои эксперименты — это условие вы поставите сразу, или прибережете на закуску и предложите в конце в качестве «альтернативы»?

Миллер смотрела на меня очень пристально.

— Я не знаю, кто такой «Чхон», о котором вы говорите.

— Ну да, а как же.

— Что до остального — я поняла, как вы видите свое возможное сотрудничество со следствием. И некоторые из ваших идей звучат весьма здраво. А именно первая и вторая. Ваш «носок» никого не интересует. А вот ячейка Сопротивления — другое дело.

Прокурор сосредоточенно и задумчиво посмотрела в сторону, а затем молвила:

— Вы, наверное, думаете, что знаете, или догадываетесь, что такое «Сопротивление», благодаря своим друзьям. Но на самом деле вы даже не представляете себе, с чем имеете дело. Мало кто в обществе понимает беспрецедентную степень этой угрозы и сложность борьбы с ней. Будь у них какой-то центр, сердце — мы давно бы вырвали его. Но его нет. Они подобны раку, пустившему в организме метастазы. Тысячи автономных ячеек по всему миру. Большинство из них имеет связь лишь с парой «соседних», а о работе остальных не имеют ни малейшего понятия. Их не связывает ничего, кроме общей идеи, и лидера — человека по прозвищу Фримэн, которого, как я начинаю подозревать, не существует. И никогда не существовало. Это всего лишь символ. Ликвидация отдельных ячеек ничего не меняет. Вместо них тут же появляются новые — словно головы у гидры. Огромные ресурсы брошены на то, чтобы справиться с ними — а они становятся только сильнее.