Всегда война Часть 10 (СИ) - Сергеев Станислав Сергеевич Страница 41

Да, по его самолюбию был нанесен сильнейший удар, по его мечтам, по его идеалам, по всему смыслу жизни. Как показали потомки, он фактически разрушил то, что десятилетиями собирали его родители. Германия, как страна, как империя, как мировой тяжеловес вышла на политическую арену не так уж и давно, но благодаря его, Вильгельма II, политики собрала вокруг себя целые толпы недоброжелателей, которые и спровоцировали эту войну, чтобы убрать с шахматной доски мировой дипломатии нового злого и бурно развивающегося хищника. Пришельцы открыли перед ним дверцу ада, и показали его будущее, будущее его страны и крах всей идеи германского превосходства. Это страшно. Он сначала думал, что это вранье, но ему предоставляли фотографии, кинофильмы, воспоминания его современников, тем более Гинденбург побывал в будущем и знал, и видел чуть больше, так что особого смысла на этом этапе пришельцам врать не было.

Англосаксы и так всему миру неоднократно давали понять, что не потерпят никаких других конкурентов и будут их уничтожать любыми средствами. История из будущего это еще раз подтвердила, столкнув лбами Россию и Германию и в конце концов именно британци, а точнее еврейские банкиры, получили всю главную прибыль от всемирного побоища.

Пришельцы холодно, спокойно без эмоций ему и показали путь выживания — только в абсолютном союзе с Россией. Если не пойдет по этому пути, то будет так же, как и с остальными истинными врагами России — Германия будет просто уничтожена. Ему, Вильгельму и его стране, эти пришельцы, по какой-то своей причине дали шанс, а «лягушатников» и «лимонников» открыто назвали дикарями и отказались с ними даже общаться, сразу записав в список врагов. Вон как Никки осмелел, обвинив в постыдной болезни и с позором выслал из Санкт-Петербурга послов Франции и Великобритании, а всех сановников, кто придерживался проанглийских взглядов как больных проказой опозоренных, посадил под домашний арест, названный карантином. Блестящий по смелости и исполнению ход. Но Николай на это смог решиться только при поддержке пришельцев, благодаря которым, как стало известно, уже предотвратили с десяток попыток покушения.

Вот, поэтому к тихому и спокойному голосу главы пришельцев стоило прислушаться особо внимательно: они как-то сказали, что накажут всех, кто издевался над русскими пленными и теми, кто в горячке боя вырезал несколько полевых лазаретов. И наказали, жестоко, спокойно, системно. Нашли, и просто разбомбили, и сожгли. А там, в Польше, когда идиоты не смогли взять в плен русских водителей бронемашин и подняли их на штыки, всю дивизию несколько дней и ночей с неба заливали «греческим огнем» и никого не пощадили. А потом ночью, все дома старших офицеров дивизии в разных городах Германии с семьями, с детьми, слугами были взорваны с аэропланов в отместку за военные преступления, показывая, что руки у них длинные и достанут любого, не взирая на чины и заслуги. Ну и потом мудро рассыпали по всем участкам фронта и городам объявление, что за любое издевательство над русскими военнопленными и гражданскими и особенно над медиками и раненными, последует аналогичная обязательная кара, неминуемая и жестокая. А история с «Геббеном»? Предупредили. Не послушали, в итоге линкор легко и показательно уничтожается прямо возле пирса в столице Турции в назидание ему, кайзеру и как намек турецкому султану, что он может быть уничтожен в любой момент, как и этот линкор. С одной стороны, сжимаются кулаки от злости и бессилия, а с другой, кайзер, как и многие офицеры, втайне восхищались новороссами за такой, можно сказать, рационально холодный подход, больше свойственный немцам, нежели русским. Один раз сказали, их не услышали, дальше жесткая реакция на будущее. Как-то ему предоставили перевод статьи из одной проправительственной русской газеты, где напечатали интервью с генералом Оргуловым. Он там спокойно ответил на вопрос о столь изощренной жестокости «Жестоко? Нет. Мы им оказываем услугу. Если сейчас не объясним, что можно делать, а чего не стоит, не остановим, они решат, что с русскими можно творить что угодно. Начнется резня, будут строить любимое изобретение британцев — „концлагеря“, где русских и всех несогласных будут уничтожать десятками тысяч и тогда после очередного чудовищного преступления нам придется сравнять с землей Берлин или любой другой крупный город». Четко и по делу. Ответил бы так кто-то из его офицеров, уже был бы награжден самыми высокими наградами. А тут только остается жалеть, то в их мир пришли не немцы из будущего, а русские, правда какие. Потерявшие свой природный налет православной доброты, они стали спокойными и жестокими, как те автоматы и машины, которыми они теперь управляют.

Поэтому, прежде чем подписаться под всеми договоренностями, реально выгодными и интересными Германии, ему, Вильгельму надо было лично встретиться с генералом Оргуловым, если он, при таком могуществе реально человек.

Красоты и убранство комнаты, да и всего дворца вдовствующей императрицы уже приелись за несколько дней трудных переговоров, и ощущались всего лишь как фон, хотя по сравнению с дворцами в Германии, выглядели более богато, что всегда вызывало у немцев чувство зависти. Но все это великолепие отошло на второй план — кайзер изучал Оргулова, пытаясь понять, кто перед ним и как с ним вести переговоры. Человека, покорившего время и пространство, к редким словам которого прислушиваются все политики мира, не купишь, не запугаешь, не прельстишь.

Вильгельм поднялся, как обычно встав правым боком чуть вперед, прикрывая недоразвитую с детства левую руку, автоматически отметив что за ним поднялся и Гинденбург, сидевший все время по правую руку, и, сидящий чуть дальше, полковник Вальтер Николаи, руководитель разведки Германии, о присутствии на переговорах которого рекомендовали пришельцы.

Ну и от правительства присутствовал рейхсканцлер Германской империи Теобальд фон Бетман-Гольвег, который тоже подскочил со своего места, увидев вошедшего главу Новоросского экспедиционного корпуса.

Всем стало понятно, что с приходом Оргулова начинается самое серьезное и интересное действо, так сказать выход переговоров на финишную прямую и заключение договоренностей, которые будут определять мировую политику на долгие годы.

Кайзер был извещен, что новороссы неплохо владеют английским, который в их мире стал фактически международным языком, а немецкий для них чужд, что его тоже подрастроило, поэтому принимающая сторона изначально озаботилась переводчиками.

Оргулов, подошел и стоя почти напротив, обратился к стоящему рядом Гинденбургу через переводчика.

— Здравствуйте генерал. Рад видеть вас в добром здравии и то, что у нас все получилось. Добрый разговор всегда лучше грома пушек и умирающих мужчин с обоих сторон. Так как мы не представлены, чтобы соблюсти все правила этикета, прошу представить меня вашему императору и очень надеюсь на ваше понимание, если что-то нарушу или ненароком скажу не так или пропущу какие-то титулы. Это не от неуважения, а от того, что нас разделяет больше сотни лет, за которые очень много поменялось и нам предстоит пройти длинный путь чтобы начать полностью понимать друг друга.

Пока переводчик переводил слова генерала, кайзер с интересом смотрел на него и все больше убеждался, что тот образ законченного головореза, который все западные и некоторые российские газеты пытаются приписать Оргулову, сильно искажен. Вильгельм видел перед собой такого же уставшего от бремени власти человека, как и он сам, вот только в его глазах светились ум, стальная воля и достоинство, которые существенно меняли впечатление о генерале. И теперь кайзер немного задрожал, но не от страха, а от прилива эмоций — да с этим человеком можно попытаться договориться, но становиться врагом ой как не хотелось. Вильгельм решил не идти напролом, а поговорить спокойно без манипуляций и присущего ему напора.

Поэтому после того как Гинденбург официально представил Оргулова, соблюдя правила этикета, Вильгельм уже заговорил сам, ощущая, как на нем сконцентрировались взгляды всех, находящихся в этой комнате: