Новый мир. Книга 4: Правда (СИ) - Забудский Владимир Страница 59

Я согласно кивнул, прекрасно зная, что она права. Если бы представители этой профессии были замечены на доносительстве, ни один состоятельный клиент, из тех, что предпочитают совершать полеты с небольшой походной нарко-аптекой и парой элитных проституток, больше не воспользовался бы их услугами.

— Ты не впервые летаешь на таком? — спросил я, заметив, что Лаура чувствует себя в салоне этого летающего пентхауса как дома.

Как и другие подобные вопросы, этот слегка смутил ее, и она ответила коротка:

— Нет, не впервые.

Я осознал, что таких возможностей у нее было предостаточно — ее родители оба вполне могли себе это позволить, и так же точно это мог себе позволить Эдвард Грант. Тем временем, мы начали слышать звук разогревающихся двигателей. Мой встревоженный взгляд снова пополз в сторону иллюминатора. Несмотря на то, как гладко все проходило до сих пор, я не готов был поверить, что мне удалось выскользнуть из лап СБС, пока этот самолет не покинет воздушное пространство Содружества, и даже более того — пока он не приземлиться в Сент-Этьене.

— Уважаемые дамы и господа, мы готовимся ко взлету. Пожалуйста, убедитесь, что ваши ремни пристегнуты, заслонки иллюминаторов подняты, и внимательно ознакомьтесь с голографической инструкцией по безопасности, которую вы можете наблюдать перед собой.

Я нервно облизал губы, глядя на голограмму в виде улыбающейся стюардессы, демонстрирующей, как правильным образом надевать кислородную маску и спасательный жилет. Это было необходимо не иначе как по старинному авиационному обычаю — ведь все понимали, что вероятность выживания в случае катастрофы лайнера, движущегося в стратосфере Земли со скоростью свыше 5 Мах, равнялась нулю.

А затем мы пошли на взлет — и уже через минуту, испытав обычную для взлета перегрузку, смотрели, как Гигаполис, похожий с такой огромной высоты на игрушечный макет, удаляется, пока его не скрыла от нас завеса облаков. Самолету предстояло еще некоторое время подниматься до своей крейсерской высоты свыше сотни тысяч футов, высоты так называемого предкосмоса, перед тем как его двигатели перейдут в гиперзвуковой режим.

— Прощай, Сидней. Не думаю, что буду по тебе скучать, — молвила наконец Лаура.

— Не любишь этот город? — спросил я.

— Не особо, — честно ответила она. — Есть кое-какие сентиментальные детские воспоминания. Но хватает и негативных. Не хотела бы прожить здесь всю жизнь. С тех пор как вернулась сюда в 91-ом, живу на чемоданах. Даже аренду не оформляю на долгий срок. Будто жду возможности уехать снова.

— Никогда бы не подумал, что у тебя нет здесь собственного жилья, — честно выразил удивление я, приметив, со свойственной бывшему полицейскому цепкостью, слово «аренда».

— Лично у меня — нет.

Я ожидал, что она ничего не добавит. Но она все-таки нехотя изрекла:

— Папе принадлежит квартира, где он жил вместе со своей новой женой до того, как переехать в Канберру. Он много раз предлагал мне занять этот пентхаус, перед тем как в конце концов сдал в аренду.

— Ты отказалась от пентхауса? — хмыкнул я.

Это было так похоже на ее извечное смущение из-за богатства.

— Не представляю себя одну в огромной двухэтажной квартире, обставленной со свойственной Матильде снобизмом. Снимаю себе уютную студию рядом с офисом — и мне так намного более комфортно.

Я призадумался.

— А я, кажется, догадываюсь, о каком пентхаусе ты говоришь.

— О нем много писали разные «журналисты» в преддверии выборов в Парламент, — недовольно буркнула она.

— Нет, тут дело в другом. Мой опекун жил этажом ниже. Упоминал, помню, что прямо над ним — квартира министра строительства. Ему очень нравилось, что рядом с ним живут влиятельные и состоятельные люди. Он и сам стремился таким быть.

— Ты говоришь о том самом человеке, который работал в спецслужбах?

— Бригадный генерал Роберт Ленц. Тогда еще полковник. Самый первый человек, которого я узнал в Сиднее. И довольно долгое время — самый близкий. Так мне казалось, во всяком случае.

Я вздохнул, невольно углубившись в воспоминания.

— Даже сейчас я готов признать, что он кое-чему научил меня. Он обманывал меня насчет ряда вещей. Очень важных вещей. Но в целом сделал то, что от него зависело, чтобы научить меня смотреть на мир трезво и критично, вытравить из меня доверчивого провинциала. Это были ценные уроки. Теперь я понимаю, что даже его постоянная ложь, даже его предательство, которые потом вскрылись — это тоже были ценные уроки.

— Что ты чувствуешь, когда думаешь о нем? Ненависть? — поинтересовалась Фламини.

— Не знаю. Наверное, и ее тоже. Но не только. Он научил меня видеть во всем пятьдесят оттенков серого, не покупаться на прямые и простые ответы. И я, в лучших традициях его жизненной философии, сохранил к нему много противоречивых чувств и эмоций. Он лжец, интриган — я уверен в этом. Но абсолютное ли он зло, или странная помесь зла, добра и обыденной серости — я даже сейчас не готов ответить.

Перед моими глазами, словно наяву, предстало улыбающееся лицо Роберта. Я подумал о том, где он сейчас, что он делает, что думает о происходящем в мире (наверное, рассуждает со свойственным ему цинизмом) — и от этих мыслей почему-то помрачнел.

— Я не хочу сейчас говорить о нем, — признался я.

— И не надо. Есть темы и получше.

Мы наконец достигли нужной высоты, и двигатели заработали на свою полную мощность. После краткой перегрузки, связанной со стремительным ускорением до гиперзвука, давление в салоне стабилизировалось. За иллюминаторами было видно темное небо, и завеса облаков — далеко-далеко внизу. Индикатор возвестил нас о том, что правила безопасности больше не требуют от нас оставаться пристегнутыми на своих местах.

— Как насчет выпить чаю? Стюардессы нет, так что обслужим себя сами, — предложила Лаура.

— Отличная мысль.

Несколько минут спустя мы уже сидели на диване, среди мягких подушек, попивая чай из красивых белых чашечек на блюдечках и глядя в иллюминатор. Сам не заметил, в какой момент между нами установилось молчание. Но продлилось оно уже достаточно долго, чтобы на это сложно было не обращать внимания.

— Может, включить музычку? — спросила Лаура, не отрывая глаз от иллюминатора.

— Как хочешь.

— А ты не хочешь?

— Мне нравится и так. Люблю тишину.

Молчание продлилось еще какое-то время.

— Нам около двух часов лететь, — произнесла она наконец.

— М-м-м, — неопределенно ответил на это я, почему-то чувствуя напряжение во всем теле.

Лаура повернула ко мне взгляд. Осторожное зрительное касание длилось довольно долго. Затем она потянулась к моей руке, взяла из нее чашку с чаем — и аккуратно поставила на столик около дивана. Прежде чем я обдумал смысл этого движения, она придвинулась ко мне и поцеловала в губы — робко, неуверенно, одним касанием. Я обомлел от неожиданности. Она вдруг смутилась, вздохнула, покачала головой и закатила глаза, будто поражаясь самой себе.

— Димитрис, прости. Сама не думаю, что делаю. Тебя только что выпустили из-за решетки, ты весь побитый и измученный. Тебе, конечно же, не до этого…

Я не дал ей договорить — моё сознание наконец замедленно среагировало на случившееся. Придвинувшись к ней, я мягко откинул ее на спину, чтобы ее голова легла на подлокотник дивана. Положил пальцы ей на виски, внутренне вздрагивая от волшебного ощущения касаний к ее коже. Пристально заглянул в ее синие глаза, словно стараясь прочесть в их глубинах, правда ли все это, может ли это быть правдой.

От неожиданности Лаура глубоко и судорожно вздохнула. Она была совсем близко ко мне. Я слышал ее неровное, возбужденное дыхание. Чувствовал запах ее духов и ее кожи. От этого аромата, от ощущения близости с так горячо любимой женщиной, со мной происходило что-то невообразимое: кружилась голова, дрожало все тело, а колени, кажется, начинали подкашиваться.

— Когда я рядом с тобой, я не чувствую ни боли, ни усталости, — прошептал я, нежно поглаживая ее по щекам и вискам, забираясь пальцами в ее волосы. — Я вообще забываю обо всем.