Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир Страница 7

— На войне за такое расстреливали, — снова усомнился я.

— Я съехал на несознанку и свалил все на сержа, которого при облаве все равно скопытили. Вместо «вышки» полевой трибунал влепил пожизненное без права на условно-досрочное. Какое-то время пробыл в штрафбате на передовой. Как окончились бои в Индокитае, перевели на зону. Вот тебе и вся история, «капитан».

Я открыл было рот, чтобы спросить еще кое-что, но он сыграл на опережение.

— Хватит уже вопросов! Сам что расскажешь?!

Пришла моя очередь вздохнуть.

— Я многое натворил. Но приперли меня за это лишь тогда, когда я решил рассказать правду сам.

— Дурак, что ли? Совесть заела? — прищурился Матео снисходительно.

— Не совсем. Хотелось, чтобы за это ответили те, кто действительно должны ответить.

— Кто, например? Может, сам Чхон? — прыснул он с сарказмом.

Я неуверенно посмотрел на него. Сердце забилось живее.

— Ты знаешь Чхона? — переспросил я осторожно, боясь его вспугнуть.

Но Матео и не думал пугаться.

— Конечно, мать его, знаю! Сукин сын приходил ко мне, когда я сидел в камере, перед трибуналом. Сказал, что отмажет, если я подпишу еще какую-то чертову бумажку и соглашусь еще на какой-то гребаный эксперимент. Но я сказал, что пусть меня лучше поставят к стенке. Еще раз проходить через Грей-Айленд или нечто похуже я не собирался. А он говорит: нет уж, ты, мол, лучше посиди в тюряге, а если ты понадобишься — я всегда тебя найду. Мне думается, что это из-за него мне «вышку» не дали, а не из-за моих отмазок. Ублюдок может решить что угодно! И все всегда будет, как он скажет!

С каждым следующим его словом кровь в моих жилах неслась быстрее.

— Матео, ты смог бы подтвердить все, что ты сказал, перед трибуналом?

Он с недоумением посмотрел в ответ и скорчил насмешливую гримасу.

— Ты, я смотрю, совсем с катушек слетел, «капитан». Какой нахер «трибунал»? Нас с тобой подали на ужин твоему старому дружбану Полулицому, который собирается нас распять, кастрировать, или хер знает что еще сделать. Все, приехали! Все трибуналы для нас с тобой уже закончились!

— Трибунал ждет этого выродка Чхона! — невольно сжав кулаки, возразил я.

— Да ну? Неужели? — прыснул Матео.

Его лицо вдруг исказила злость и раздражение.

— Знаешь что, умник чертов?! Суды, тюрьмы, менты — вся эта пурга для таких, как мы с тобой, для гребаной пехтуры, шпаны. Для тех, кто сидит наверху, отдает приказы, всех этих политиков, генералов, больших шишек — для них все иначе. Я вкурил это еще когда был совсем писюном. Я вырос на улицах Новой Джакки, в трущобах. Там все было предельно ясно. Мамка говорила мне, когда была не под наркотой: твое место — тут, на этом днище, вкалывать с утра до ночи и не вякать. Потом мамки не стало. И я понял, как все работает. Крутишься, вертишься, берешь, что можешь, дерешься, карабкаешься вверх. Если не лох, не ссыкло и не крыса, если есть яйца и умеешь жить по понятиям — сможешь урвать свой кусок, заработать уважение на улице. Но там, высоко-высоко наверху, куда тебе нипочем не взобраться, и даже смотреть не позволено — сидят лоснящиеся толстозадые засранцы, которым принадлежит все и все. Против них ты — вошь…!

В этот момент корабль ощутимо тряхнули. Все заключенные, между некоторыми из которых в это время также завязались разговоры, невольно вжались в сиденья.

— Что, очко играет? — переспросил сопровождающий. — Это еще цветочки.

Следующие минут двадцать разговоров больше не было — пассажиры, дергаясь в кандалах в каждой воздушной яме, по большей части пытались справиться со рвотой. Нескольким из них это не удалось, и они выблевали прямо на себя, не имея возможности даже вытереться. В какой-то момент тряска стала такой сильной, что я, хоть и навидался в своей жизни разного дерьма, включая десантные капсулы, уже перестал верить, что корабль это выдержит, и в любой миг ждал удара о землю, вместе с которым все это закончится. Но вместо удара последовала посадка.

— Ну вот и все. А вы боялись, — устало пробубнил сопровождающий, позеленевший от тошноты, нахлобучивая себе на голову меховую шапку-ушанку, засовывая ладони в варежки и тщательно укутывая низ лица теплой банданой. — Добро пожаловать в «Чистилище».

§ 3

Первым, что я ощутил, когда дверь транспортного отсека отворилась, был мороз. А если вернее, то слово «мороз» не описывает эти ощущения даже отдаленно точно.

— А-а-а! Черт! — воскликнул один из заключенных, задергавшись в своих кандалах и едва не задохнувшись от ударившего в лицо пронизывающего сверхлютого холода.

— Сука! Вы ч-чего?! — возмутился другой, не попадая зубом на зуб.

— Спокойно, — прогнусавил сопровождающий из-под своей банданы. — Сегодня денек еще теплый.

— Ты что, мать твою, издеваешься?! — взревел Матео, барахтаясь в кандалах.

Даже дикарь, который большую часть полета провел без сознания, проявил наконец свою неистовую натуру. Издавая звериное рычание, он бешено заворочался, выпучив глаза и сыпля угрозами на неведомом языке.

В салон, тем временем, зашли еще трое, одетых так же тепло, как сопровождающий, но, несмотря на это, припрыгивающий от холода. Один из них пожал сопровождающему руку в такой же варежке, а затем перевел взгляд на звенящих браслетами дрожащих зэков, изо ртов которых шел пар.

— Что, свежо? — издевательски спросил он.

Ему ответил хор яростных голосов:

— Да пошел ты!

— Сука!

— Дай во что одеться, гондон!

— Уводи нас скорее отсюда!

Забавляясь этой реакцией, тюремщик неторопливо произнес:

— Привыкайте. В аду не всегда жарко.

Выждав еще какое-то время, на протяжении которого до него донеслось не меньше сотни ругательств, угроз, призывов к милосердию и просто бессвязных воплей, он заговорил:

— Знаете, в любой другой тюрьме сейчас взмахнули бы рукой — и в теле каждого из вас лопнула бы капсула с «сывороткой пай-мальчика». Ваши вопли сразу же стихли бы, картинка перед глазами поплыла, мысли в голове сделались бы вялыми и медленными. Вам стало бы похер на все, даже на холод. Но здесь мы этого не делаем. Не-е-е-т. Здесь мы заботимся о том, чтобы вы чувствовали все сполна.

Один из коллег разглагольствовавшего охранника отстегнул и потащил куда-то свободно болтающийся конец связывающей зэков металлической цепи. Сам же любитель поговорить, с усмешкой поглядывая в лютые выпученные глаза зэков, произнес:

— Снаружи сейчас -51 по Фаренгейту. Не так уж холодно по здешним меркам. Но вы, ребята, похоже, оделись не по погоде. Так что я обрадую вас: здесь совсем рядом есть теплый-претеплый приемник-распределитель. Ну как «рядом»? 790 ярдов. Это если по прямой. Там над входом красный фонарь. Думаю, не ошибетесь — света-то здесь немного.

— Сукин сын! — заорал на него Фрэнк. — Ты еще за это ответишь! Вы все еще за это ответите!

Охранник, тем временем, продолжил:

— Дам один добрый совет. Не ведитесь на соблазнительные щели в скалах, из которых идет горячий пар. Они будут манить вас, как теплая бабья киска. Но если сунетесь — или навернетесь с сотни футов, потянув за собой остальных, или ошпарит кипяток. В общем, я бы с вами еще поболтал, мне не в тягость… но холод, сука, собачий. Так что увидимся внутри… может быть.

— Вонючий ублюдок! Я найду тебя и прикончу! — заорал на него Хейз, в бессильной ярости топая ногами о пол.

Тюремщики молча вышли. Вскоре снаружи донесся удаляющийся шум двигателей нескольких снегоходов. А затем браслеты, удерживающие нас на сиденьях, автоматически отстегнулись. Миг спустя связывающая нас цепь со звоном натянулась, и неодолимая сила поволокла нас наружу. От неожиданности многие из замерзших зэков споткнулись, столкнулись с другими — и свалку из семнадцати человеческих тел беспорядочно выволокло наружу.

Ударившись о чью-то спину, ощутив удар чьего-то лба по своей спине и тычок чьего-то локтя себе в бок, я кувырком вывалился из транспортного отсека. Если до сих пор мне казалось, что я испытываю холод, какого не испытывал никогда в жизни, то теперь понял, — то были ещё цветочки, ведь в салоне транспортного корабля меня не обдувал пронизывающий ветер. Ноги нажали разъезжаться — на месте посадки корабля был лед, словно на катке.