Больные Ублюдки (ЛП) - Шоу Мэтт Страница 9

- И ты обычно не жалуешься, когда мы трахаемся! - она указала на мой член. - В ее голосе послышались игривые нотки.

Спорить с ней было бессмысленно. Это была чистая правда. После этого я уже не жалуюсь. Я увлекаюсь похотью этого момента, и все правила вылетают в окно. С мясом я увлекаюсь мыслью о еде (мыслью о выживании), поэтому эти правила тоже уходят в окно до тех пор, пока потом не начинается несварение желудка, и я не могу не думать о том, что я только что съел. Есть ли у них имя? Были ли они похожи на меня в том смысле, что они были частью большой группы и искали помощи или пищи? Была ли у них семья? Кто знает. Что касается секса, может быть, я бы тоже начал испытывать чувство вины, если бы у меня осталось ощущение жжения (или зуда) после акта; какое-то неприятное напоминание о том, что то, что мы сделали, было неправильно, а не чувство удовлетворения.

- Тебе нужно взять себя в руки! Ты же слышал, что сказал Oтец в прошлый раз, когда ты был в таком состоянии...

- Как я могу забыть? Как я смею иметь мнение о том, как мы живем? С моей стороны было глупо бросать ему вызов.

Сестра ничего не сказала. Она только сердито посмотрела на меня. Ее некогда сверкающие глаза потускнели от моего сарказма. Я должен был быть осторожен. Если я зайду слишком далеко, она все расскажет ему. Папин маленький питомец.

- Мне жаль.

Я попытался отступить, чтобы не ввязываться с ней в спор.

- Тебе не следует бросать ему вызов. Тебе следовало бы поблагодарить его. Благодаря Oтцу мы живы. Благодаря Oтцу мы в безопасности. Если бы не он в ту ночь, когда ты вернулся домой, пытаясь спасти нас, мы все могли бы погибнуть. Тебе нужно это запомнить.

- Ты права. Извини.

Нас прервал стук в дверь. Дверь открылась, и в комнату просунулась голова Mатери.

- Завтрак готов, можете спускаться.

Мама не стала дожидаться нашего ответа. Она знала, что мы придём. Мы всегда шли, когда от нас этого ждали, потому что именно этого хотел от нас Oтец. Он не хотел, чтобы его заставляли ждать.

Я снова извинился перед Cестрой и обнял ее. Она приняла мои извинения и обняла меня. Я крепко обнял ее, цепляясь за воспоминания о том, каково это - обнимать ее, когда она была человеком. Раньше она была заботливой. Нежной. Доброй. А теперь она сломалась. Совсем как Mать и Oтец. Я борюсь со своей совестью, чтобы не последовать их примеру.

Человечность будет моей смертью, но без неё я все равно чувствую себя потерянным, так что какое это имеет значение?

Самый важный прием пищи за день

Когда мы с Cестрой вошли в комнату, Oтец уже сидел во главе стола с улыбкой на лице. Сначала я подумал, что он ведет себя странно - возможно, уже окончательно рехнулся, - но потом я понял, что с ним, и сделал все возможное, чтобы игнорировать его (и звуки).

Мы с Cестрой заняли свои места напротив друг друга. Перед нами на столе стояли миски, полные отбивных со вчерашнего вечера. Я посмотрел на Cестру, которая, не теряя времени, принялась копаться в мясе, используя свои пальцы как кухонную утварь. Я предпочитал этого не делать. Меня замучило от воспоминаний о выражении лица, которое вчера было у этого мяса, когда оно ещё лежало в центре стола целым и невредимым.

Теперь оно, конечно, исчезло со стола. Там, где оно было привязано, остались темные пятна на местах, из которых оно протекало мочой и кровью. Я знал, что здесь пахнет плохо (по сути, весь дом провонял мертвечиной), но больше я этого не замечал. По крайней мере, я мог быть благодарен хотя бы за это.

Отец удовлетворенно хмыкнул, сунув в разинутый рот горсть мяса. Я не мог не задаться вопросом, из-за чего он выглядит таким раздражённым, из-за еды или…?

Он понял, что издал какой-то звук, и быстро откашлялся, как будто все эти звуки были частью одного и того же действия. Сестра не смогла удержаться от смеха; смех она приглушила своей рукой.

- Итак, как прошла ваша ночь, у вас двоих? - cпросил Oтец.

И снова хмыкнул с ехидным выражением лица.

- Удовлетворительно! - поддразнила его Cестра.

Я внимательно посмотрел на нее. Она смотрела прямо на меня с понимающей улыбкой на лице. Я улыбнулся ей в ответ. Не то, чтобы мне этого хотелось. Я просто не хотел, чтобы Oтец думал, что у меня какие-то проблемы. Я вдруг вздрогнул, почувствовав, как чья-то нога впилась мне в промежность. Я поднял взгляд на Cестру, и она игриво подмигнула мне.

- Ну, хорошая новость заключается в том, что у нас еще осталось достаточно еды, - сказал Oтец в перерыве между ворчанием, которое, казалось, становилось все более явным. - Имея это в виду, я думаю, можно с уверенностью сказать, что нам не нужно выходить сегодня, Cынок, так что этот день принадлежит тебе, и ты можешь делать с ним все, что захочешь.

Охота была отменена из-за того несчастного ублюдка, который вчера случайно наткнулся на наш дом.

- Это хорошо, - сказал я ему.

В некоторых отношениях это было хорошо, а в других - не очень. С одной стороны, это означало, что я не должен был помогать кому-то навредить (если бы мы даже наткнулись на нормального выжившего там, а не на одного из зараженных), но, с другой стороны, это означало, что я определенно переживу еще один день. Там всегда была большая вероятность наткнуться на большую группу зараженных и быть разорванным на части. Я слишком боюсь лишить себя жизни, но если и дальше жить как сейчас, я и глазом не моргну, если смерть все-таки придёт за мной.

Глаза Oтца на мгновение закатились к затылку, и он тяжело вздохнул. Он хлопнул ладонью по столу:

- Да, чтоб тебя! - закричал он. Он быстро попытался замести следы своей агрессии, хотя мы знали, что это бесполезно. - Так что же ты теперь собираешься делать, Cынок?

Я пожал плечами.

- Я могу кое-что придумать, - засмеялась Cестра, все еще упираясь пальцами ног мне в промежность.

Внезапно ее ступня была сброшена с моих колен, а пальцы её ног заменились поглаживающими пальцами моей Mатери. Я услышал, как Mама рассмеялась.

Сестра выглядела взбешенной.

Я оттолкнул Mаму и вскочил на ноги, отчего мой стул отлетел в сторону, прежде чем она успела расстегнуть мои джинсы. Отец и Cестра просто смотрели на меня так, словно я проиграл заговор.

- Простите, - сказал я, - я не очень хорошо себя чувствую. Я думаю, что просто пойду прилягу.

Я направился было к двери, но Oтец остановил меня. Я медленно повернулся к нему лицом.

- Завтрак - это самый важный прием пищи в течение дня...

- Я знаю, но мне действительно не очень хорошо. Я думаю, что пропущу его сегодня...

-…И мясо не будет свежим вечно, - oн уже начал поворачиваться. - Нам нужно есть, пока мы можем, - продолжал он. - Может быть, тебе стоит взять еду с собой наверх на тот случай, если ты вдруг проголодаешься.

Судя по выражению его глаз, это было не столько предложение, сколько скорее приказ. Я одарил его ослепительной улыбкой.

- Конечно.

Я вернулся к столу и взял свою миску с обрезками мяса. Сестра смотрела на меня, мясо свисало у нее изо рта, она неодобрительно качала головой. Она знала, что я не чувствую ни усталости, ни недомогания. Она знала, что я просто хочу сбежать от своей семьи, как неблагодарный ублюдок, которым я и являюсь.

Я надеялся, что этого взгляда будет достаточно, чтобы она не сказала Oтцу, что на самом деле происходит у меня в голове.

Отец и Cын

Я закрыл дверь своей спальни и сел в маленьком луче солнечного света, который пробивался сквозь щели в баррикаде. Я хотел заплакать, но не мог, потому что последней частички моей человечности было недостаточно для слез. Вместо этого я просто почувствовал, как во мне медленно закипает гнев, когда я думаю о своей семье и о том, во что они превратились: Mать ублажает Oтца под обеденным столом в присутствии детей, а потом пытается сделать то же самое своему Cыну; Cестра сидит там, осознавая, что происходит, и ест человечину. Меня тошнит. Миска с едой, которую я был вынужден взять с собой, лежит рядом, напоминая мне о том, кем мы стали. Я толкнул её через всю комнату. Он ударилась о стену, и её содержимое вылетело наружу, оставив следы брызг там, где оно приземлилось.