Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник) Страница 11

Вот и сейчас, ощутив мягкость лесной подстилки, Они произвели действия, которые можно классифицировать как облегчённый вздох. Но условный, конечно.

Может быть, на лесных дорогах скорость и падала, пусть ненамного. Но она падала для всех, в том числе и для преследователей. Но Им бежать, отталкиваясь от матушки-земли, а не от искусственно вываренного жёсткого покрытия, не в пример приятнее. Да и полезнее – как-то проскочила информация, что красные кровяные тельца не очень любят столкновений пятки с жёстким покрытием. Они от этого разрушаются. И, как бы благоприятно ни сказывалось это на общем обновлении состава крови и её омоложении (недаром в средние века для излечения от многих болезней применяли кровопускание), собственные кровяные тельца следовало поберечь. Иначе их число неминуемо упадёт, чем не преминут воспользоваться лейкоциты – они ведь того и ждут, чтобы в крови появилось какое-то несоответствие норме – и мгновенно размножатся, набрасываясь на раздробленные куски красных кровяных телец собственного организма, питаясь ими. Так уж они запрограммированы, и с этим ничего не поделаешь. А это означает лейкоцитоз. Может быть, в самой слабой стадии, но тем не менее. Война красных и белых…

А это никак не связано с гражданской войной в России в начале двадцатого века? Или связано? Что мы знаем о глобальных связях в мире? Что стоит впереди чего? Может быть, в чьём-то гигантском организме произошло нарушение баланса – и белые поднялись против красных, а красные поднялись против белых. Но, кто бы ни победил, для организма это означало одно: разрушение. Что, собственно, и произошло с Россией. И пусть она потом выздоровела – но не стала такой, какой была раньше. Она изменилась.

Но нет, не может быть! Это организм, а не общество! И белые – не люди, а всего-навсего белые кровяные тельца, точно такие же, как красные, они точно так же входят в состав крови абсолютно необходимым компонентом! Кровь не может считаться кровью ни без красных, ни без белых! Иначе…

Топот преследователей отстал настолько, что стал почти неразличим: его заглушало даже слабое шелестение листьев. Видно, догоняющие не очень жаловали подобные маршруты, сторонились их. А потому отвыкли и деквалифицировались. Их пугала прохладная сень вековых деревьев, страшились они придорожных кустов, неясных теней, мелькавших в глубине леса…

Вот и хорошо! Дорога – это не просто покрытие, но и окружение. А может, преследователи просто не могли бежать по голой земле? Неужели стеснялись? Или жалели её?

Или они настолько оторвались от природы, что природа отталкивала их, тормозя, а не ускоряя. Что ж, всё это можно было только приветствовать. Значит, Они успеют и придут первыми.

Но одна мысль омрачала Их свободный бег. Она пробивалась сквозь всё – сквозь накапливающуюся со временем усталость (а куда без неё!), сквозь предвкушение близкой победы, сквозь торжество над конкурентами.

Между собой Они никогда не делали никаких отличий, никогда не споря, кто из Них главнее или важнее. Они просто-напросто не могли представить своё существование друг без друга. Если даже предположить страшное – вдруг кого-то из Них когда-нибудь не станет (а такое порой случалось у других) – то тогда прекратится всё: и бег, и неспешные прогулки, и задушевные беседы на отдыхе, когда нет ни бега, ни прогулок.

Может быть потом, когда будет устранена чудовищная несправедливость по отношению к Ним, Они и начнут спорить между собой: кто же был первым? Начнут соревноваться друг с другом, мешать друг другу… хотя это кажется невероятным. Но мало ли примеров, когда закадычные друзья, и даже близкие родственники, становятся злейшими врагами, едва на горизонте замаячит призрак Большой Награды?

Мысль о колоссальной несправедливости мучила Их во время бега постоянно. О несправедливости, неизбежно завершающей любое Их устремление. Эта мысль порой не давала Им возможности бежать свободно, с полной самоотдачей. И хотя зависть – чувство нехорошее, иногда Они ничего не могли с ней поделать, не могли удержать её. И пусть впоследствии Они получали свою долю награды, мысль о том, что основную часть работы выполнили всё-таки Они, а главную награду почему-то постоянно получают другие, не давала Им покоя…

Они бежали, и с горечью думали о том, что вот опять сегодня, как много-много раз до этого, кто-нибудь из Них – неважно, кто, Правая или Левая – первой пересечёт финишную черту.

А лавровый венок победителя снова наденут на Голову, на эту гордячку, которая во время такого важного и ответственного соревнования, как марафон, крутится в разные стороны, а сама при случае не может осуществить даже такой простой вещи, как пнуть кого-нибудь под зад…

Дымная смерть

С утра у киоска «Дымная смерть» толпился народ. Все думали, что это какой-то прикол: 1 апреля же. И грозное объявление «Минздрав вас предупреждал? Ну, и не обижайтесь!» воспринималось такой же шуткой.

Все веселились и подначивали друг друга, разглядывая чёрную с золотым пачку, на которой череп со скрещёнными костями вызывающе дымил сигаретой.

Лишь маленькая старушка просеменила мимо, перекрестившись и сплюнув в сторону со словами: «Бесовское зелье!» Но слова были произнесены шепотом, и их мало кто расслышал. А кто и расслышал – не придал значения: такие бабушки были всегда и всюду, ещё со времен Колумба, говорили одно и то же, и… да что на них обращать внимание? Настоящий курильщик знает, что чем круче реклама, тем забористей товар. Как кто-то сказал: «Смерть мухам – да здравствует чахотка!»

Примерно то же самое происходило и здесь, а, учитывая невысокую стоимость продаваемого продукта, брали охотно. Вступал в действие закон соответствия «цена-качество», часто цитируемый, но мало кем осознаваемый.

Некоторые закуривали прямо у киоска, другие брали впрок.

– Ну, как? – спрашивали ещё не решившиеся у отчаянных.

– Шикарно! – после первой же затяжки отзывались закурившие.

На такую рекламу реагировали однозначно: покупали и закуривали. Перспектива, обозначенная Минздравом, казалась весьма далёкой и едва различимой сквозь окутывающие её облака дыма.

Поскольку немедленных смертей не последовало, ажиотаж и толчея у киоска постепенно спадали.

– Реклама – она реклама и есть, – рассуждал старичок, должно быть, впервые пожертвовавший самокруткой ради фабричной сигареты. Он почти не пострадал, вовремя выбросив окурок, поскольку держал его недоверчиво, на отлёте, и подолгу не затягивался.

Неладное началось, когда у многих сигареты оказались докуренными до половины, а у затягивающихся особенно глубоко – дошли до фильтра.

Многие из ударно закончивших дружно выплюнули фильтр и потянулись за пачкой.

«Что это со мной? – удивлённо подумали некоторые. – Никогда не курил одну за другой. Не добавляют ли в табак какой-нибудь супернаркотик, вроде как в «Вискас» у кошек?»

Но это было ещё не самое страшное.

Одновременно несколько курильщиков вдруг замолчали и попытались извлечь внезапно распухшие сигареты изо рта. Их диаметр увеличился в десятки раз! Одному замешкавшемуся сигарета разорвала челюсти. И он ещё легко отделался! Потому что оставшиеся сигареты буквально задушили владельцев, заполнив носоглотку. И те лежали с лицом цвета табачного дыма, скорчившись в агонии, словно изжёванные окурки.

Другие сигареты стали расти вглубь. Они молниеносно проделали долгий путь изо рта через желудок и кишечник, и вышли из… ну, вы понимаете. Но мало того: они продолжали расти и дальше, совершая полный оборот вокруг тела и соединяясь со своим противоположным концом, где и завязывались узлом.

Надо ли говорить, что хрупкие сигаретные свойства они потеряли, превратившись в прочнейшие удушающие жгуты, которые стягивались всё туже и туже, пока совершенно не разрезали человека пополам, оставляя его лежать наподобие вскрытой раковины перловицы.

Все оставшиеся сигареты приклеились к губам. Но судьба их оказалась различной.

Мало кто попытался оторвать их: к тому времени сигаретный дым полностью парализовал волю курильщика, превратив его в безмолвного созерцателя собственной смерти.

Наиболее эффектно смотрелись взрывающиеся люди: догорев до губ, сигарета превращалась в запал полностью модифицированного человеческого тела, которое успело стать чем-то вроде пороховой бочки. Искра – и человек взрывался в окружающее десятками, сотнями пачек сигарет, разлетающихся в разные стороны.

Иные взрывались не сигаретами: маленькие дымные комочки разлетались от места взрыва – всё, что осталось от человека. Но не повезло и некурящим: попадая в людей, комочки инициировали ту же цепную реакцию,

Кто мог, бросались врассыпную. Но зараза успела распространиться повсюду, и бегство не спасало. Убежать удалось только тем некурящим, что бегали быстро.