Наталия Ипатова - Рваная грелка-2 Страница 12

Впрочем, посвящать в свои планы парень никого не собирался. Закончив анализ перемещений президента по столице, он назначил дату проведения операции и уехал в Соединенные Штаты «на заработки». Уверенности перехватить кортеж именно в этот раз не было, но топлива заправленного в баки авиамодели, притаившейся на крыше шестнадцатиэтажки, должно было хватить на три вылета.

Через программу-менеджер Денис запустил двигатели самолета и подал питание на телекамеру. В небольшом окне появился вид города с высоты около сорока метров. Рядом открылась карта, на которой положение управляемого объекта указывалось с точностью до метра. Спасибо, GPS.

Устройство сконструированное Денисом получилось сложным и дорогостоящим. Основой системы управления стал сотовый телефон «Motorola New Edge» — последний писк моды в секторе портативных средств связи. Каких только функций в нем не было, но для Дениса самым главным являлось наличие IP-адреса и SNMP-агента. Первый был нужен, чтобы иметь доступ к авиамодели из любой точки планеты, второй, чтобы осуществлять управление подключенными к телефону устройствами. В мирной жизни MIB, содержащийся в телефоне, был сконфигурирован так, чтобы аппарат легко вписался в концепцию современного мобильного офиса, Денис перепрограммировал объекты так, чтобы через них можно было управлять самолетом и взрывать заряд.

Сотовый телефон был основой конструкции и самым больным местом плана. Хотя Денис и зарегистрировал аппарат на вымышленное имя, благо документов в компании-операторе не потребовали, он беспокоился, что попади авиамодель в руки ФСО, они обнаружат хозяина. Во-вторых, качество сотовой связи. За последние десятилетия мобильные коммуникации шагнули вперед во всех направлениях, в том числе, и в стабильности, но один маленький сбой мог погубить план на корню. И что тогда? Возвращаться в Россию и начинать всё заново? Денис боялся, что он не решится на это. Наконец, третье. Телефон питался от металгибридной батареи, она обладала огромной ёмкостью и могла обеспечивать работу аппарата достаточно продолжительный отрезок времени. Однако, всему приходит конец. Если за пару недель парень не осуществит задуманное, год напряженного труда пойдет прахом.

Управляемый через Интернет, самолет взмыл в воздух. Все системы работали нормально, вид с телекамеры исправно передавался в Калифорнию, на монитор Дениса. Натренированные пальцы успешно справлялись с контролем ситуации. Только бы ничего не случилось.

Президентский кортеж ехал со скоростью 120 километров в час там, где Денис и рассчитывал. Одним кликом, двигатели авиамодели были переведены в форсажный режим. Теперь главное не ошибиться машиной и не промахнуться. В этом месте план Дениса полностью полагался на удачу.

Самолет зашел в пике с высоты двадцать метров. Вероятно, охрана заметила странный объект, потому что президентский лимузин начал вилять. Но было уже поздно. Авиамодель стрелой врезалась в стойку задней двери автомобиля. Сработал ударный детонатор, сооруженный из обычного охотничьего капсюля. Термит ярким пламенем охватил лимузин.

Изображение на экране пропало. В статусной строке появилось сообщение: «Connection lost.» Денис, нервно дрожа всем телом, откинулся на спинку кресла. Неужели удалось?

Денис направился в комнату отдыха. Он задержался у кофеварки, наливая в бумажный стаканчик, то что здесь называлось кофе. В углу негромко бурчал телевизор. Оглядевшись по сторонам, и убедившись, что в комнате больше никого нет, Денис переключил канал на CNN.

Как там рассуждали мутанты у известного фантаста: «Осталось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время?» Парню хватило года, чтобы завершить дело, которое перевернуло мир. Ничтожное время для тех, кто мыслит эволюцией. Достаточный период, для тех, кто не боится трудностей.

Аким (Алексей Евтушенко)

НИ ДНЯ БЕЗ СЕНСАЦИИ

— Итак, с глубочайшим сожалением мы вынуждены констатировать, что тираж нашей газеты за последние три месяца упал на двадцать процентов, и сия печальная тенденция продолжает иметь место быть, — произнеся эту витиевато-безграмотную фразу, редактор ежедневной областной газеты «Провинция» снял очки в дешевой пластмассовой оправе и обвел сотрудников усталым взглядом.

Сотрудники индифферентно молчали.

— Вы, разумеется, понимаете, — продолжил редактор, — что так дальше жить нельзя. Потеря тиража — это прямая потеря денег. Так что на повышение гонораров в ближайшее время можете не рассчитывать. Об окладах я уже молчу.

Собрание зашумело.

— Как же так…

— Вы же обещали!

— Чем семью кормить?

— Вы на цены кругом посмотрите!

— А инфляция?!

— Стараешься тут, работаешь как вол…

— Пусть отдел рекламы почешется!

Теперь молчал редактор. Он вертел в пальцах очки и терпеливо пережидал посеянную им бурю в стакане воды. Когда все давно известные в подобных случаях предложения, возмущенные выкрики, железные аргументы и просто междометия стали повторяться, редактор надел очки, хлопнул по столу ладонью и сказал:

— Тихо! Я еще не закончил. Все мы профессионалы, и я не собираюсь учить вас делать газету. Хотя, возможно, иногда и не мешало бы. Поступим следующим простым способом: пусть каждый займется своим делом. Но только займется, а не сделает вид! Ваше дело — писать. И писать так, чтобы вашу писанину хотелось прочесть всем. Понимаете? Хотелось! Вы можете писать все, что угодно, — хоть романы. Но мое дело — редактировать. И если я, как редактор, сочту ваши материалы скучными или просто не заслуживающими внимания, то не обессудьте — не страницах нашей газеты места для них не найдется. И еще. С сегодняшнего дня я лучше опубликую материал из другого издания или выйду с дырой в полосе чем поставлю в номер какую-нибудь очередную проходную, написанную левой задней лапой, серятину своего журналиста. За острые и, тем более, сенсационные статьи гарантирую повышенный гонорар и двойную премию. Последнее — в случае стабильности в поставках качественного материала. Судить о том, что хорошо, а что плохо, буду я. Ну и редколлегия. Иногда. При этом каждый творческий работник, как водится, может высказать свое мнение и внести любое предложение, могущее повысить тираж газеты. Особо будут отмечаться не просто идеи, а идеи, так сказать, осуществленные. В текстах, снимках, рисунках и макетах полос. Все, можете идти работать.

Планерка фыркая и вздыхая расползлась из редакторского кабинета по рабочим местам. Настроение сотрудников менее всего соответствовало возрождению в редакции бодрого духа газетного творчества: народ был вял, апатичен и ворчлив, как и всегда в первые минуты после редакторского разноса.

Корреспондент отдела информации Михаил Бережной сидел за своим видавшие многие виды столом, пялился на экран потрепанного жизнью монитора, курил папиросу «Беломор» и размышлял о том, что жизнь, по-видимому, не удалась.

«Мне двадцать восемь лет, — думал Миша. — В этом возрасте люди пишут гениальные книги, становятся редакторами крупных газет и президентами богатых фирм. Или не становятся. Как я. Что у меня есть? Двухкомнатная квартира, жена, двое детей, вечное безденежье да сотня статей, которые давно всеми забыты… А Лермонтова в моем возрасте вообще уже убили! Эх, пойти коньячка выпить, что ли?»

В распивочной «У Томы», расположенном рядом с редакцией, было, как всегда, шумно и дымно. Он взял свои всегдашние семьдесят пять грамм и отошел за ближайший свободный столик. Коньяк не замедлил оказать свое благотворное действие на измученный бесплодными умственными терзаниями Мишин организм. И в тот момент, когда газетчик решил повторить для закрепления, так сказать, достигнутого тактического успеха, у его столика, чуть пошатываясь, возникла невысокая личность в потертом до белизны на сгибах кожаном реглане образца пятидесятых годов прошлого века и засаленной кепке. Из-под кепки в разные стороны торчали неопрятные космы желтых, с обильной проседью, волос.

— Привет, — хрипло поздоровалась личность.

Старательно глядя в сторону, Миша Бережной промолчал, по опыту зная, что агрессивно-пьяным и сумасшедшим в глаза лучше не смотреть, а уж разговаривать с ними…

— Проблемы, брат?

«О, господи, — тоскливо подумал Миша, — и здесь мне нет покоя. Придется…»

Он резко повернул голову и в упор глянул на приставалу. И внутренне осекся. Обладатель кожаного реглана хоть и являл собой чисто российский тип спившегося ангела, но глаза у него были ясные, чистого темно-синего цвета, и взгляд этих глаз, казалось, просвечивал насквозь и самого Мишу Бережного, и все его проблемы.

— Ну, чего надо? — выдавил из себя корреспондент.

— Мне — сто пятьдесят коньяка, — твердо вымолвил ангел, — а тебе удачи в делах. Для начала. Ты ведь газетчик?