Венсан Равалек - Ностальгия по черной магии Страница 15

Когда я открыл глаза, было по-прежнему черно. Надо мной склонилась Марианна, земля вокруг казалась холодной, сырой и податливой, как глина, и я сразу понял, что мы уже не в Париже.

– Бальтазар, – билась в судорогах Марианна, – Бальтазар, ты как?

Флавий сидел у нее в сумке-кенгуру, я спросил, где мы, что случилось, что мы тут делаем? Что случилось? – с тех пор, как все началось, эти слова мы повторяли, наверное, тысячи раз: что случилось, что происходит? – как последние тупицы, без единой извилины, абсолютно не соображая, о чем речь; земля была жирная, глина после дождя; нас перенесло, сообщила Марианна, явилась какая-то сила и унесла нас, я был словно в оцепенении, все рефлексы отказали, как после снотворного, нас унесло, но кто нас унес, Фениксы? Перед нами торчали металлические стрелы, поблескивающие а лунном свете. И тут я осознал, что вижу небо и звезды, облака рассеялись.

– Нас унесла какая-то сила, окутала и защитила, когда этот кошмар хотел нас проглотить, ты потерял сознание, и вот мы здесь.

Нас унесла какая-то сила, окутала и защитила.

Я попытался встать, у меня закружилась голова. Такое впечатление, будто меня накачали наркотиками, оглушили снотворным. Мне удалось сесть, черная полоса, вившаяся, словно лента, через все обозримое пространство, оказалась не чем иным, как автострадой, автострадой на Бордо, а эти самые металлические стрелы – всего-навсего жуткой скульптурой на обочине, которой мы всякий раз любовались в те далекие времена, когда еще ездили в отпуск, – я всю жизнь считал ее страхолюдной, но сейчас она грела душу; виднелись щиты с надписями ВОЗВРАЩАЯСЬ В ПАРИЖ ПОСЛЕ УИКЭНДА, ИЗБЕГАЙТЕ ЧАСА ПИК, я скатился по насыпи на мостовую, и мы двинулись на юг, пешком, я хромал, Марианна тащила за спиной Флавия, пойдем, предложил я, пойдем куда глаза глядят, уж если нас телепортировали на сотню километров, значит, так было нужно, пойдем, скоро все выяснится, а как же иначе.

Я был одурелый и ватный.

Мессия.

Новая Богоматерь.

И их слуга и рыцарь.

И еще цены на бензин, Мобайл дешевле Эссо.

Странно было так идти, шагать в ночной мрак, в затонувший или тонущий мир, невесть зачем, во всяком случае без цели, с женой и ребенком, своим ребенком, живым существом, пришествие которого мы столько раз обсуждали и обосновывали; мне казалось, что я погружаюсь в какие-то непостижимые прежде глубины, я был измучен, разбит, чуть ли не в коме, переставлять ноги, как зомби, требовало невероятных усилий, рядом Марианна мурлыкала гимн «Да воссияет радость ангелов в вышних, да воссияет радость повсюду в мире», мне хотелось ее убить.

Грязная, коричневая субстанция цвета торфа и экскрементов просочилась в меня, или сочилась из меня, я был весь покрыт зловонной жижей, она засосала и испачкала каждую частичку, каждый атом моего тела, во рту был вкус ржавчины, от него пересыхало горло, а когда я закрывал глаза, за нашей спиной вырисовывался громадный крест, неизгладимая печать, тяготеющая над каждым моим движением, – земля завладевала мною и собиралась меня поглотить. «Отче наш, прими пламень, что возносим мы в дар тебе, пламень наших сердец», – я чуть не сказал ей заткнись, не могу больше, на сей раз это было правдой, я был на пределе, помолчи, не пой, ради бога, иди тихо; Флавий заплакал, и она запела с удвоенной силой, чуть не срывая голос; побереги силы, прошептал я, перестань петь, побереги силы, никогда в жизни я не был такой усталый и изнуренный, я понял, под каким слоем пота и гнусных паразитов погребена с незапамятных времен моя тайная сущность, то, чем бы я мог быть, и в душе молил небо прекратить пытку, мою и их тоже, убить нас на месте, – я схожу с дистанции, моя цель, предназначение, которого я стремился достигнуть, слишком недосягаемо, я сдаюсь.

– Вон грузовик, – закричала Марианна, – смотри, вон грузовик!

На горизонте возник громадный рефрижератор, словно два огромных светящихся глаза, прозревающие сквозь тьму неведомый зловещий финал; я не успел задержать Марианну, оттащить ее с дороги, она помчалась навстречу: стойте, остановитесь, – она, как безумная, приплясывала и махала руками посреди шоссе, сука, подумал я, грязная шлюха; громадина с жутким ревом затормозила, из кабины выскочил черномазый в робе, с автоматом через плечо, – наверное, во время телепортации я обронил свою пушку, кобура была пуста; кто бы вы ни были, бросилась к нему Марианна, кто бы вы ни были, ради всего святого, помогите, негр хохотнул; кто бы вы ни были – ровно это кричал старик из Сен-Клу в ту ночь, когда я совершил набег на особняк; я вас прошу, вцепилась в него Марианна, возьмите нас с собой.

Надо ли говорить, что долго упрашивать не пришлось, меня впихнули назад, Марианна протянула мне Флавия, в кузове было темно, я почувствовал, что в нем люди, кто-то сказал, осторожнее, места больше нет, когда дверца захлопнулась, я сильно стукнулся о металлический косяк, потерял равновесие и полетел вверх тормашками на другие тела, на меня опять ругнулись, осторожней, тут битком, Флавий прибавил звук, в конце концов я пристроился в углу, с грудничком на коленях, он описался и обкакался, он орал и звал мать, страшно даже подумать, что с ней сделали, мне как никогда казалось, что это дурной сон.

Грязный, вонючий кошмар.

Время от времени слышалось биип, биип, как будто кто-то баловался с клаксоном.

Довольно быстро я догадался, что людей, запертых в рефрижераторе, захватили в рабство, в услужение каким-то разбойникам, обосновавшимся в одном из замков в долине Луары, некоторые, похоже, радовались, упирая на то, что лучше быть сытым в плену, чем голодным на воле, текли часы, грузовик ехал все медленнее, ночь сменилась днем, сквозь дырки в кузове пробивался свет, вонь стояла чудовищная, многим пришлось ходить по нужде в угол, других рвало, мы задыхались в давке – вонючие трупы, едущие навстречу развязке; время от времени я представлял себе Марианну, – к своему удивлению, я ей завидовал: что бы ей ни пришлось вытерпеть, она по крайней мере не сидела посреди этого кошмара; грузовик тащился как черепаха, то ли дорога была слишком изрыта, то ли по какой другой причине; Флавий уснул, а чуть погодя один человек задохнулся, икнул и захрипел, вскоре еще один, никто не обращал на них внимания, да и что мы могли поделать, но самое скверное началось, когда у мужчины лет сорока, здоровенного бугая, случился приступ безумия, он начать орать, что нахлебался по горло, что хочет говорить с командиром, пожалуйста, месье, позовите командира, удары так и сыпались вокруг, слава богу, до меня он не доставал, он сгреб за волосы соседа и, к моему изумлению, вырвал ему глаз: его ногти со всего маху вонзились в лицо бедняге, задыхавшемуся от боли, но что хуже всего, глаз еще висел на нервах, и этот зверь оторвал и раскусил зубами кровоточащий шар – такой ярости, ненависти я еще не видел; кого-то рядом со мной прохватил понос; прижимая к себе Флавия, я коснулся рукой его кожи, она была совсем холодная, я размотал одеяло, в которое он был завернут, и со страхом, насколько я вообще мог ощущать что бы то ни было, убедился, что он тоже умер, капут, маленькая белая кукла, почти уже окоченевшая; буйнопомешанный схватил беднягу, страдающего дизентерией, и со всей силы ткнул головой в его собственное дерьмо; и тут грузовик затормозил, дверцы открылись, показалось растерянное лицо Марианны и давешний негр – он очутился нос к носу с психом, настоящим животным, гориллой, который бросился на него и задушил, сдавил изо всех сил, казалось, голова негра взорвалась изнутри; я очертя голову ринулся вперед, крича Марианне беги, беги, другие тоже воспользовались случаем, нам вслед стреляли, но мы в мгновение ока очутились в небольшом лесочке, я, Марианна и труп малыша, завернутый в одеяло, я продолжал прижимать его к себе, словно он еще жив, к несчастью, это было не так.

– С ним все в порядке? – взвизгнула Марианна. – С Флавием все в порядке?

Похоже, ей заехали по морде, потому что щеки у нее распухли, что придавало ей особенно отечный и жуткий вид, а на надбровной дуге красовалась черная сочащаяся корка.

– В полном, – выдохнул я, – он умер.

По моим представлениям, это было лучшее, что с ним могло случиться, меня словно пронзили копьем в спину, труп в одеяле казался все тяжелее и тяжелее, просто как камень.

– О, спасибо, – прорыдала она, – благодарю тебя, Господи, – она вырвала у меня из рук мертвое тело, – какой ты красивый, Флавий, мама здесь, мама с тобой, лапочка моя, маленький мой, – и она расстегнула свою рваную блузку, чтобы дать ему грудь.

Мы находились, похоже, в зоне возделанных полей, наверное укрупненной, когда-то ее бороздили армады тракторов и комбайнов, а теперь она заросла гигантскими сорняками, некоторые были красноватого цвета, все это напоминало марсианский пейзаж в фантастических романах сороковых годов, никаких сельхозработ здесь явно не велось.