Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник) Страница 17

Монт подтягивался, отыскивая очередной крюк с кольцом, просовывал в него верёвку, закреплялся, отдыхал и вновь продолжал неустанное движение наверх. Пока он пользовался отцовскими и дедовскими крюками, вбитыми им ранее, приберегая свои на попозже. Крючья лишь чуть потемнели от времени, но не поржавели. Их Монт получил в подарок. Предки не жалели денег на спасительный металл.

Но где находился участок деда, Монт не знал. Может быть, отец продолжил его восхождение. «А руны? – спросил он сам себя. – А руны стёрлись».

Иногда Монту казалось, что если бы никто не скрывал от других наиболее удачное место, то, может, выход из Долины был бы найден ещё при жизни деда.

«И если бы оставляли верёвку, – думал он, – то в следующий раз другим было бы легче подниматься. А чтобы верёвки не боялись сырости, их можно было бы… смазывать гусиным жиром! Ведь гуси совсем не намокают, когда купаются в воде. Почему никто не додумался до этого? А может, кто-нибудь и додумался, но хранит секрет и никому не раскрывает. Не потому ли и снимают верёвки?»

Но затем Монт спохватился: по скользкой верёвке нельзя взбираться, если сорвёшься с крюка! Ему стало стыдно: почему он не подумал об этом раньше?

Вбитые в скальную стену крючья закончились. Далее приходилось двигаться самостоятельно, не опираясь на помощь прошлого.

Но ему неожиданно повезло: он добрался до узенького карниза, что поднимался с лёгким уклоном вдоль Стены и, осторожно переступая, принялся пробираться по нему. Тут идти можно, не забивая крючьев, а лишь разматывая за собой страховочную верёвку, да ту, за которую можно потом втащить вьюк с припасами. Что он и сделал, остановившись в месте, где карниз начал исчезать, уходя в Стену. Здесь он вбил очередной крюк и закрепился.

Хитроумный замок, удерживающий вьюк от падения, но не препятствующий движению верёвки вверх, щёлкнул, и Монт, опираясь на заблаговременно вбитый крюк, к которому привесил систему блоков, легко втащил груз наверх.

Монт посмотрел вниз, на расстилающуюся под ним панораму Долины. Она ещё не расстелилась полностью: западной Стены видно не было. Вернее, не видно подножия западной Стены. Но и то, что можно разглядеть, скрывалось в густых облаках. А самый верх Стены увидеть нельзя никогда: он постоянно скрывался либо в туманной дымке, либо в солнечном сиянии на облачном слое.

Длинное и узкое солнце вспыхнуло над Долиной: светило достигло зенита и осияло клубящуюся в вышине мглу, трансформирующую солнечные лучи в ровный неяркий свет. Потому-то и стремились люди к нему, что был он недостижим, непостижим и неведом. Но, по крайней мере, им было куда стремиться. Ведь и у холмов есть вершины, и острые пики не уходят на бесконечную высоту. Значит, и у Стен должны быть края.

Подъём замедлился: Монту приходилось не просто продевать верёвку в кольцо крюка, не просто подтягиваться и переползать от одного крюка к другому, с одного уступа на другой, но пришлось и пустить в действие широкий пояс с крюком, и, постоянно перецепляясь, продолжать движение кверху. Он зацеплялся карабином пояса за кольцо последнего вбитого крюка, отыскивал упоры для ножных когтей – какие-нибудь малозаметные трещинки и впадины – затем точно так же разыскивал подходящее место, куда можно вбить очередной крюк, вбивал его, продевал в кольцо страховочную верёвку, подтягивался – и всё начиналось снова.

Подтянув тюк с провизией, Монт решил перекусить, а потом двинуться дальше.

Жуя и озирая окрестности, Монт отметил, что птицы парят значительно ниже его, а на противоположной стороне Долины показалась узкая полоска западной Стены – серым фоном между слоем белых облаков и зеленью полей.

Но подниматься до облаков ещё довольно далеко: ленточка предполагаемой расселины скрывалась в клубящейся мути над головой, и Монт надеялся, что ему удастся добраться до неё прежде, чем облака опустятся ниже.

Поев, Монт несколько уменьшил свой вес, скомпенсировав поглощённые продукты, и пустил струйку по скале, наблюдая, как она извивается на бесчисленных неровностях камня и удаляется вниз. Но самого подножия Стены, разумеется, не достигнет.

И вновь отправился наверх.

Монт прерывал восхождение лишь для того, чтобы подтянуть за собой верёвочные бухты, да всё уменьшающуюся связку стальных крючьев.

Но, в очередной раз взглянув вниз, Монт заметил, что стал с трудом различать крюк, где висели запасные верёвки.

Надвигалась совсем уж кромешная тьма, сменяя собой тот полусумрак, в котором ещё удавалось что-то различить.

Монт понял, что настала пора готовиться к ночлегу. Предстоящая ночь его не пугала. «На высоте у человека не может быть врагов». Эти слова произнёс отец, в первый раз готовя подвесное ложе для сына. Тогда они ещё поднимались вместе.

– Когда человек сражается с природой, – говорил отец, – то чем выше приближается к высотам профессии, тем меньше у него врагов. Человек становится сильнее, и с ним мало кто может тягаться. Борясь со скалами, мы становимся крепки, как они.

– А почему не все идут в скалолазы? – спросил маленький Монт.

– Не обязательно становиться скалолазом, чтобы достичь высоты, – скупо заметил отец.

Монт вынул из кармана тонкую паутинку гамака и развернул. Ему не впервой пользоваться гамаком на стене – однажды он несколько ночей провёл в подъёме, но так и не смог достичь верха.

Это было на Юге. Там в одном месте Стены сходились особенно явственно, под острым углом, образуя узкое ущелье, а не постепенно закругляясь, как на Севере, и Монт подумал, что именно там, упираясь в противоположные стены, легче подняться наверх.

В этом месте, разумеется, никто не решался штурмовать Стену: все были достаточно благоразумны, чтобы не пойти ещё на одно безрассудство.

И подниматься там приходилось в сплошном полумраке, практически на ощупь. Но глаза у Монта, благодаря наследственной особенности, легко различали в царящем на Юге сумраке все шероховатости, неровности и трещины Стены, поэтому он чувствовал себя относительно неплохо.

И место подъёма он выбрал исключительно путём рассуждений, чем особенно гордился. Он размышлял так: что такое Юг? Место встречи двух Стен. А на что может быть похоже место встречи двух Стен? Правильно, на ущелье, на расселину! Их немало в самих Стенах, хоть в Западной, хоть в Восточной. Но если те расселины быстро заканчиваются, сходя на нет, то южная расселина должна идти до самого верха Стен, и потому по ней можно взобраться на Стену. Всем известно, что по удобной расселине подниматься всегда быстрее, упираясь руками и ногами, а где и спиной. Поднимаешься с невероятной скоростью, а если расселина извилистая, то порой можно и передохнуть, присев на уступ и свесив ноги. И никаких крючьев не нужно! Разве что чисто символически.

Поначалу так и получалось, однако затем ущелье, постоянно сужаясь, привело его в русло горного потока, а подниматься навстречу хлещущей жидкости, которая несла с собой обломки камней, стало невозможно.

Затем отец повредил ноги, сорвавшись со Стены, и не мог больше продолжать восхождения. Потому и завещал Монту пройти своим маршрутом, или хотя бы добраться до расселины и проверить: действительно ли та ведёт наверх, или же заканчивается тупиком?

Но к тому времени Монт уже давно жил своим умом. И немало пометался по Долине, разыскивая «верное место». А затем, в бесконечных размышлениях, неожиданно понял, что отец был прав – и вернулся.

И теперь отец с нетерпением ждал возвращения Монта, чтобы услышать от него подтверждение своих надежд или же приговор. О том, что место подъёма выбрано ошибочно.

Монт вспоминал задыхающийся шёпот отца, и с досадой думал о том, что если бы не был старшим сыном в семье, ему не пришлось бы выполнять отцову волю и бросать своё, такое хорошее место. И ещё о том, что если бы отец не метался с места на место и не пытался отыскать «самое надёжное и верное», то, может быть, давно сумел бы подняться на верх Стены. Или взобраться достаточно высоко, чтобы ему, Монту, осталось пройти совсем немного.

Монт забывал, что стадию поиска каждое поколение проходит самостоятельно. Понимание – и мудрость – приходят позже. Но зато у каждого – своё понимание, своя мудрость. Пусть она точно такая же, которой родители хотели снабдить тебя изначально.

Поиски «надёжных участков» вели едва ли не все скалолазы: попробовав подняться на одном, и убедившись в бесперспективности, трудности или опасности, они отыскивали новое, часто точно так же брошенное другими скалолазами и сохраняющее в скальных породах чужие крюки – как обычные, так и крюки с кольцами. В некоторых дотлевали обрывки верёвок.

Крючья оставляли обычно потому, что не хотели, чтобы ненадёжные, потерявшие крепость крючья из несчастливого места сопровождали людей на новом. Или потому, что некому становилось вытащить их.