Бытие - Брин Дэвид Страница 27

«Предположим, вам не важно, когда придет сигнал».

«Но физическое послание лучше даже в смысле времени! Конечно, оно придет позже. Но если оно нацелено верно и будет принято нужной системой, то может кружить по орбите сотни лет, целые эпохи, много после того, как радиосообщение вконец рассеется. Представьте себе такую табличку, молча летящую по орбите и ждущую дня, когда кто-нибудь прочтет ее. Приветствие от далекой расы».

«Вы говорите о сценарии наблюдателя, – заметил Джеральд. – Его обсуждают почти сто лет. Машины, которые ждут в космосе, пока на Земле разовьются формы жизни, способные…»

«Я не назвал бы табличку Роуза-Райта машиной. А у термина «наблюдать скрытно» есть активные, даже зловещие коннотации. Мы говорим о меме-воззвании, написанном на небольшом куске материи. Послушайте. Какой вред может принести что-нибудь столь невинное и пассивное?»

Но сейчас, держа объект на коленях, Джеральд задумался над объяснением Салеха. Инструменты, которыми был оснащен его костюм, вызывали не больший отклик, чем могла бы вызвать на борту станции Ганеш, – только спорадические всплески непонятного символизма. Короткие появления загадочных шаров или закутанных в саваны фигур, которые группами по две-три приближались и тут же исчезали, растворяясь в тумане.

Однако на этот раз возникло некоторое отличие. Какое-то тепло – теперь, когда объект лежал на коленях, а не на холодном рабочем столе. И, что еще интереснее, в том месте, которого он касался рукой в перчатке, начали возникать изображения. Капсула возврата тряслась и раскачивалась, встретившись с более плотными слоями воздуха. Джеральд крепче сжал Артефакт…

…и увидел, как от того места, где он держал объект, расходятся многоцветные волны. Они словно настойчиво пульсировали, точно хватали его за пальцы, пытаясь снять что-то.

Что снять? Мою руку?

Или перчатку?

Долго ли он смотрел, погрузившись в рисунок, забыв о страхе и времени? Секунды? Минуты? Одну, самое большее две – довольно, чтобы худший этап возвращения остался позади. Страшная скачка на диком жеребце окончилась, суставы и зубы Джеральда больше не стучали, он смог наконец разжать челюсти. Флуоресцентное пламя отступило от узкого иллюминатора.

Высвободился плавучий парашют, последовал рывок, от которого натянулись привязные ремни…

…и там, где вначале была чернота, а потом свирепое пламя, он увидел голубое небо. Оптимистически зеленым засветился статус возвращения.

Но сейчас его не привлек этот цвет. Джеральд продолжал смотреть на блестящий предмет, который подцепил и вытащил из глубин космоса.

Или подцепили его самого?

«Он чувствителен к теплу и прикосновению, – отметил Джеральд. – Но не так, как мы пробовали на рабочем столе. Остается одно…»

Удерживая Артефакт коленями, он завозился, правой рукой расстегивая зажим перчатки на левой и все больше волнуясь из-за этого нового нарушения правил. То, что он собирался сделать, никакие правила не предусматривали. Прямой личный контакт мог привести к заражению. Это самая большая опасность при обращении с объектами из космоса.

Кроме…

Через несколько мгновений раскроется главный парашют. Потом – если повезет – появится самолет службы встречи и подхватит его для короткого путешествия в космический центр НАСА «Марти» на Гаване. И кто знает, когда у него появится новый шанс?

«Это непрофессионально», – говорил он себе, глядя на обнаженную левую руку.

Конечно. Но я уже много лет не чувствую себя профессионалом.

Кончики пальцев повисли над прозрачной поверхностью, вызвав в ней новые волны цвета, как будто объект готовился к встрече с ним в точке контакта. Что бы ни находилось внутри… оно каким-то образом знало. Чувствовало близость живой плоти.

А что, если это действительно чужой? И к тому же опасный?

Он не мог не представлять себе продолговатый овоид, который сжимал коленями, чем-то из научной фантастики. Яйцом кукушки. Или Троянским конем. «Заражение» может распространяться в обе стороны. Что, если прикосновение к этой штуке – ужасная ошибка?

Если ученые и техники в Гаване так и решат, то могут больше никогда не повторить попытку. Десятилетиями будут изучать его за стеклом, не проводя этой единственной простой проверки.

Капсулу снова подбросило: это выскочил из своей полости главный парашют, быстро раскрылся и тут же автоматически выгнулся, управляя снижением. Маленький кораблик закачался в живом ритме; все меньше возможных ошибок отделяло Джеральда от прочной поверхности Земли. Безумное звучание мелодии из «Марс нуждается в женщинах» сменили более спокойные моралистические пассажи – музыка к «Бэтмену».

Ир хочет что-то ему сказать? Об ответственности?

Хорошо. Пойдем на компромисс.

– Акана Хидеоши, – произнес он, добавив нажатием на зуб: «ПЕРЕДАВАТЬ».

Сразу появилось ее лицо, на этот раз без искажений от помех, заполнив в голографических подробностях четверть крошечной кабины.

«Простите, Джеральд. Меня отвлекли. Какой-то богатый кретин разбил свой орбитальный фаллос неподалеку отсюда. Пришлось отбиваться от его адвоката, от его матери и от всего аристократического зверинца – они требовали, чтобы я все бросила и искала этого шута».

Она пожала плечами.

«Ну хорошо. Мы вас видим и подхватим через…»

Акана мигнула, разглядев наконец Джеральда: тот держал руку на Артефакте, лежавшем у него на коленях.

«Секунду. Что это вы там… Не шевелитесь, Джеральд. Ничего не делайте…»

Он виновато улыбнулся:

– Генерал, я заработал полный карантин.

Поставьте для меня койку в лаборатории для этого образца.

И приведите психоаналитиков.

«Джеральд, немедленно наденьте перчатку. Это приказ. Положите эту штуку на место…»

Полихромные рисунки устремились к ближайшей подушечке пальца, словно спеша.

Или – вдруг подумал он – стремясь защититься.

Что ж. Почему бы не выяснить? Он вдруг торопливо прижал к прохладной выпуклой поверхности всю ладонь. И…

И что?

Ни удара молнии, ни других неприятностей из дешевого кино. Только новая многоцветная рябь, не ярче, чем после падения камня в воду с нефтяной пленкой. И даже эта рябь стала быстро гаснуть, сменившись линией, абрисом, примерной схемой его ладони.

Конечно, рисунок несовершенный. Более того. Глядя (вместе с Аканой) на рисунок, он увидел его недостатки. Пальцы кривые и слишком короткие по сравнению с его пальцами. Рисунок стал четче, в нем проступил объем.

Костяшки пальцев набухшие. И тут он понял…

Их шесть.

Шесть пальцев.

И…

Рука тоньше моей.

Запястье тоже.

Рассеивался туман, открывая все большие глубины, и из него проступало сужающееся запястье, ведущее к тонкому предплечью. Вместо громоздкого желтого скафандра эта рука напротив была одета как будто в свободный белый рукав.

От поверхности, где соприкасались обе эти руки, его собственная поднялась к плечу, а необычный двойник словно спустился в ограниченное цилиндрическое пространство.

Ограниченное?

Туман еще поредел, и перспектива изменилась. Перед Джеральдом внезапно оказался не продолговатый объект у него на коленях и даже не нутро тесного цилиндра. Впечатление было такое, будто он через линзу смотрел в другой мир, равный по величине его миру, – необычная, странная перспектива, но каким-то образом полная смысла. Его рука по-прежнему была прижата к изображению руки, но эта чужая рука на странном, непривычно сочлененном локте… ведет к узкому, необычно гибкому плечу… к части торса, закутанного в мерцающую ткань… а затем – Джеральд затаил дыхание – к голове, длинной и клиновидной, как у лошади, с нацеленными вперед глазами над округленным ртом. Кажется, на лице даже виднелось подобие улыбки.

Неожиданный рывок качнул капсулу: это самолет спасателей подхватил парашют Джеральда. Но единственной заботой Джеральда было удерживать ладонь на прежнем месте, не разрывать контакт с фигурой, которая как будто шла или плыла навстречу, сократив эрзац-расстояние между ними наполовину, так что голова чужака оказалась совсем рядом и сверлила его взглядом, который почему-то казался знакомым.