Александр Зевайкин - Имя собственное Страница 3

Второй впервые опустил глаза.

— Это плохо, Док?

— Нет, почему же, — пожал плечами Сниж, — абсолютно нормальное явление.

— Для человека, — тихим голосом вставил Второй.

Сниж внимательно посмотрел на подопечного, улыбнулся и качнул головой.

— Ух, ты какой щепетильный. С этого момента предлагаю считать тебя не… не… немного особенным… надеюсь, временно особенным человеком.

— Человеком, — эхом отозвался кибер.

— Но учти, что вся ответственность за это ложится на меня, — предупредил Сниж.

— Не беспокойтесь, Док, — поспешно заверил его Второй, — я буду слушаться вас во всем.

— Надеюсь, но у меня к тебе более важное дело, — доктор махнул рукой, отметая весь предыдущий разговор.

— Что-нибудь случилось?

— Да, сынок, случилось, — в одно мгновение Сниж стал неузнаваемо серьезен. — Он вернулся.

— Кто?

— Тот, ради которого я заварил всю эту кашу.

— Колдун?

— Да. Я вижу, теперь ты веришь?

— Допускаю, — уклончиво ответил Второй.

— Ничего, — заверил его доктор, — не пройдет и часа, и ты ой как поверишь.

— Возможно, — пожал плечами Второй.

— Хорошо, — Сниж одобрительно кивнул, чувствуя, что от прежней прямолинейности собеседника осталась лишь штриховая линия. — Идем, я познакомлю вас.

Ночь неуловимо вошла в комнату. Темнота проглотила предметы обстановки, оставив только смутные очертания их, заглушила дневной шум, и лишь легкий ночной ветерок сквозь открытое окно шевелил занавески, внося прохладу и запах сада.

Узкая полоска серебристого лунного света скользнула по круглому бедру, неприкрытому одеялом, выхватила из тьмы женское лицо, украшенное огромными черными глазами. Пышные черные кудри сливались с фоном ночи, и от этого овал лица ее казался неживой маской, покрытой свинцовой пудрой. Девушка повернулась на бок, выставив полную грудь с темным кружком соска, левой рукой убрала с лица прядь волос и, смотря перед собой, шепнула:

— Ты меня любишь?

Мгла со временем расступилась, и теперь уже можно было различить красивого юношу, лежащего с девушкой под одним одеялом. Он лежал на спине, закинув руки за голову. Ответ прозвучал не сразу:

— Не знаю.

Девушка пододвинулась к своему другу и, приподнявшись на локте, постаралась заглянуть ему в глаза.

— Мне с тобой очень хорошо, — задумчиво сказал он, и немного погодя, добавил, — наверное, люблю.

Неуловимым движением девушка скользнула на него и, оказавшись сверху, принялась страстно целовать, стиснув голову руками. Ее горячее дыхание щекотало лицо, губы ласкали, вызывая ответное желание.

Ломкий визг разбитого стекла оборвал все. Белый продолговатый предмет с глухим стуком упал на пол. В одно мгновение вскочив, юноша оказался у выключателя. Вспыхнул свет, и девушка вскрикнула, зажав себе рот рукой. Огромные и без того глаза ее округлились: у ножки табурета — большая кость. Она совсем еще свежая, сырая, кое-где даже с остатками розового мяса. Один конец ее раздроблен, и вся она хранит следы чьих-то огромных зубов.

Юноша застыл на месте, превратившись в слух. Но ночь хранила свои тайны, укрыв их одеялом безмолвия. Только собственное сердце учащенно стучало в висках. Он посмотрел в открытое окно: там враждебная чернота ночи, непреодолимая и вязкая. Сердце зашлось в страхе, похолодело.

И тут входная дверь содрогнулась от страшных ударов, затрещала, застонала, словно живая. Девушка умоляюще затрясла головой: «Не открывай!» Он отступил на шаг и, взяв табурет, занес его над головой с намерением раскроить череп первому, кто ворвется. В дверь снова постучали. Послышалось что-то среднее между шипением и рычанием. Летний домик не крепость: нижняя вставка, не выдержав очередного удара, влетела в комнату. Вслед за ней показалась бесформенная голова буро-зеленого цвета, и в комнату проник ее владелец. Он был не больше метра, дряблая морщинистая кожа болотного цвета, покрытая огромными бородавками, местами свисала, словно пустой мешок. Ноги короткие и кривые, повернуты носками внутрь. Зато верхние конечности непомерной длины, волочились по полу. На каждой по четыре пальца с массивными черными когтями. Образина его была подобна жабьей, имела огромный рот с вытянутыми вперед челюстями и толстый язык, который весь не умещался там и кончик его торчал между отвратительных губ. Вся голова будто приплюснута сверху и растянута в стороны, притом лишена какой-либо растительности. Выпуклые зеленые глаза на самой макушке быстро обежали комнату, остановились на косточке. Тварь радостно взвизгнула и подалась вперед. Еще не понимая, с кем имеет дело, юноша машинально опустил табурет. Уродец, легко отскочив, увернулся от удара и, прихватив косточку, исчез.

Пальцы разжались, и табурет выскользнул из рук. Юноша посмотрел на свою подругу: она уже не кричала. Страх уподобил ее мраморной статуе: нет сил закричать, нет сил пошевелиться, только круглые, полные ужаса глаза да трясущиеся руки, прижимающие к груди скомканное одеяло. Вновь тихо. Но тишина гнетущая, выжидающая, она натягивает нервы, готовя очередной ужас. Юноша мертвенно побледнел. Увиденное только сейчас дошло до его сознания.

— Кто это? — прошептал он.

Она не ответила, лишь затрясла головой.

Вдруг на дверь снаружи кто-то навалился, она с треском упала на пол, и в комнату вошел Он. В кровавом камзоле и черной мантии, расшитой золотыми символами. Его царственная осанка, медленные движения, презрительно-снисходительная, чуть кривоватая улыбка серых губ, все говорило о его превосходстве на бесконечное число порядков над всем происходящим на грешной Земле, и в частности в этом убогом фанерном домике. Он здесь повелитель. Творец и палач. Казнит и милует одним движением пальца.

Огромные черные глаза смотрели, не мигая, куда-то в пространство, но видели все и всех, даже стоящих за спиной слуг. Он чуть посторонился, пропуская их вперед, поскольку они — основные лица предстоящего спектакля. Вперед выходит его любимая Мразь. Грязно-синего цвета с зелеными пятнами и вся покрытая слизью. Тело ее подобное надутому резиновому мешку, абсолютно не имело головы, только один глаз и рот-отверстие под ним, через которое Мразь то и дело пускала пузыри. У нее не было верхних конечностей, лишь короткие толстые ноги, неспособные оторвать брюхо от пола. При каждом движении вся Мразь колыхалась, подобно желе.

Вслед за ней в дверь пролез Слуга. Главный Слуга. Он сер, поджар и мускулист. С кабаньей головой, украшенной огромными клыками, козлиными ногами и бычьим хвостом, на самом конце которого бантиком завязана красная ленточка. Пальцы рук его оканчивались тигриными когтями. Он тащил на поводке огромную, со свинью, Мокрицу. Неимоверное насекомое, перебирая десятью лапками и покачивая метровыми усами, отправилось обследовать комнату. Подойдя к юноше, оно коснулось его своим членистым телом, и тот, выведенный из шока этим прикосновением, бросился к окну, но что-то большое, неопределенное, ввалилось ему навстречу и распахнуло огромную пасть, усеянную десятью рядами зубов. Было еще одно окно… но Слуга одним прыжком настиг его, уронил на пол вниз лицом и своими страшными когтями вырвал ему глаза. Дикий, режущий душу крик вырвался из груди юноши. Он ненадолго вывел девушку из оцепенения: она закричала пронзительно и тонко. Но повелитель устремил на нее свой черный взгляд, и девушка снова омертвела. Слуга между тем разорвал грудь жертвы, кровь ударила фонтаном, обрызгивая палача, на что тот, довольно хрюкая, достал сердце и преподнес его хозяину. Оно, похожее на сгусток живой крови, последний раз вздрогнув, навсегда замерло. Аорта, выдранная наполовину, содрогается, роняя алые капли. Большая лужа крови растеклась возле свежего трупа. Повелитель принимает дар, в знак одобрения кивает.

— Он — ваш.

Слуга повернулся к жертве, и жуткая трапеза началась.

Пожилая женщина перешагнула через порог, вскрикнула и осела на пол. Седой мужчина, оторвавшись от грядки с ирисами, взбежал на крыльцо и замер у косяка. Прямо перед глазами одиноко раскачивалась голова его сына, привязанная за волосы к лампе. Вместо глаз — черные рваные раны, усеянные огромными черными мухами. На полу у стола — растерзанное тело. Его невозможно узнать, но отец узнал.

Ветер дул в окно, бил в нос запахом падали. Мужчина старался не дышать. А в дальнем углу, поджав ноги, сидела голая девица с неестественно белыми волосами и огромными круглыми черными глазами, неподвижно устремленными в одну точку. Со стола, из тарелочки со спелыми сливами, два глазных яблока смотрели на него неживой голубизной мертвых зрачков. Мужчина взял женщину на руки и вынес в садик.

Экран погас. Сниж щелкнул выключателем — вспыхнул неяркий голубой свет.

— Ну, как тебе «дачная идиллия»?