Татьяна Мудрая - Костры Сентегира Страница 47

— Вот как, — отвечает. — А у меня, напротив, данные о том, что это ваши красноплащники напустились на нас с чьей-то благосклонной подачи.

— Не будем спорить, — говорю. — Ибо из нас всяк тешит свой гонор. Только речь идет о вещах куда более конкретных и ощутимых. Можно ли привязать все ваши клинки к ножнам по закону, причем не нанося никому бесчестья?

— Вы знаете — так зачем спрашивать? — отвечает слегка нервно. — Обычная церемония: каждая из спорящих сторон выставляет бойца и делает ставку на его победу. Мы никогда такого не хотели, ибо дуэль — один из способов доказать противнику, что его считают ровней себе.

— Я и это знаю, Тейн. Самое меньшее, что мы могли для вас сделать. И вы для нас. Но ни одна река не течёт век в одном русле, даже самая смирная. Так и мы ныне хотим завершить дело, решив спор по обычаю. Если срубят вашего поединщика, мы становимся хозяевами ваших шпаг по праву победителя — и никаких больше дуэлей. Если нашего — ваш верх. Всё остаётся как было, никто из моих подначальных больше не вмешивается, я в любом случае устраняюсь от власти.

— Это неравная мена, — говорит Тэйн. — Ни почтенный Лон Эгр, ни его креатуры под госпожой Та-Эль не ходят, скорее уж наоборот.

— Что же, — отвечаю. — Самая лучшая девушка в мире даст только то, что уж есть у неё.

Это строка из очень популярной песенки, знаешь, наверное?

Говорю, а сама поворачиваю свой не вполне понятный силт на пальце. Только и знала тогда, что это знак братской приязни. Братства Зеркала, понятно. Он такое тоже заметил, но то ли не понял, то ли слишком уж понял, то ли пренебрёг. И продолжает невозмутимо:

— Такое предложение раздражит всех нас и поссорит с нашими коллегами уже всерьёз. Мы лишились погон вместе с наградным огнестрельным оружием, которое могли иметь не одни офицеры-дворяне, но и рядовые, и…

Договорить ему не удалось. Потому что на меня напало примерно то же, что и в случае с Дарумой. Высшая степень учтивого бешенства.

— Я весьма охотно, — говорю, — подарила бы вам взад и ваши револьверы для игры в гусарскую рулетку, и по лишней пятёрке шпаг, и погоны со шнурами, а заодно по петушиному хвосту, чтобы воткнуть и красоваться.

Для того, чтобы произнести эту фразу как следует, мне понадобилось вздохнуть по меньшей мере раз двадцать, На выдохе шли самые отборные выражения из даже не военной — бандитской лексики. А в интонации — не больше эмоций, чем в светской болтовне или квартальном отчете.

Натурально, заело моего приятеля. Побледнел и на этом фоне вспыхнул злым румянцем.

— Ина Та-Эль, вы посмели…

— Я — сейчас, а дядюшка Лон — часом раньше, — отвечаю тем же тоном. — И посмеет немножко погодя. В разговоре со мной он таких выражений не применял, натурально. Просто выдал мне ультиматум в самой изящной своей манере. Или я ваших и наших замиряю — или начинается тотальная подбивка итогов и сведение счетов.

— Только здесь и с нами? Или, может быть…

— До Лэн-Дархана и окрестностей тоже дотянутся, не беспокойтесь, — отвечаю. Уйма намёков о моем самоуправстве.

— И по поводу вашего соучастия, — кивает на мой силт. — Ну хорошо, я созываю общее собрание, и к вечеру мы дадим ответ. Кто идет со стороны хозяев, ваши уже выбрали?

— Нет. Я своей собственной царской волей пойду. Ибо нельзя заставлять своих людей делать то, от чего сам отказываешься.

Вот так прямо и ответила. Мы с ним то и дело тогда сбивались на пословицы. Вечером Тейнрелл явился ко мне домой сам. Плюс двое свидетелей. А жила я тогда близко к правительственной резиденции и в то же время в тихом, «упасаемом» квартале: одноэтажные домики, все в буйной зелени, никакой полиции на виду. Потому что вся она тайная и секретная: любимый район всяких важных шишек.

И говорит он мне с великим почтением и бережением:

— Ина Карди, наши искали вам достойного противника. И выбрали меня.

— Ох, Тэйн. Это из-за моей ругани?

Он лишь головой покачал:

— Нет, в общем. Я тоже отвечаю за всех своих.

А после паузы:

— Ну и просто не хотелось разбивать хорошую пару.

И оба знаем, что мои резкие слова — только чтобы ему оправдаться перед товарищами. Что свой незаконный выбор мы сделали уже тогда, когда решили внутри себя идти со всех возможных козырей. А решили интуитивно с первого моего слова.

— Да будет так, — говорю. — Место и время?

— Завтра в пять утра. С таким лучше долго не тянуть. В одичавшем парке рядом с Замком. От города далековато, но лишних глаз и ушей там не будет: мы это пока можем обеспечить.

Показал мне свой закрытый силт и ушёл. Что мы в особенности в собратьях уважаем — так это в поддавки играть. Или в покер.

А мне вдруг стало страшно. Не двойное — тройное святотатство: первое — что друг, второе — что такой же мастер, третье… Третье — что внутри Братства такое противостояние как раз возможно, и жертва принимается любая, но только если цель того стоит. А наша с ним цель довольно ли велика? И хотела ли ссоры я сама, Танеида Эле, или мною хотели, мной шли, через меня желали большего, чем даже весь великий Лэн?

Я надеялась, что это будет не Тэйн, и в то же время поставила именно на него, поняла я. Он прав: мы — пара.

К замку мы приехали верхом. У меня отряд небольшой, человек двадцать вместе с санитарной командой и тем самым моим доктором Линни. Зато вся лужайка так и полнится бурыми мундирами без погон. Сколько среди них соглядатаев — нет смысла спрашивать. Пока не помешают: не зря отчим меня стравил с кэлангами, у него тоже свои расчёты. Но нынче — моя игра.

День начался подходяще — легкие тучки, солнце слепить не будет. Уселась я впереди своих на складной стульчик, приказываю побратиму:

— Чеши косу.

А это такой обряд был. С надеванием кожаного обруча, ремешками в волосах — вот как мы все здесь косы переплетаем. И к поясу привязать, чтобы не било зря по спине. Он ещё поставил на ладонь один мой сапожок, другой — не проскальзывают ли подошвой, трава ведь ещё в росе.

— Кофейком не напоишь? — говорю полушутя, кивнув на термос в докторовой сумке.

— Нельзя, допинг, — отзывается. Ритуал, однако!

Ну, вышли мы, сняли кители. Прямые клинки нам тоже подобрали заранее, еще вчера: почти парные, но у каждого свой. Тоже как положено в таком серьёзном деле. Обнажили оружие, бросили ножны на траву. Сошлись. Знаешь, оба мы не сразу позабыли, что не в зале фехтуем, а взаправду, но до Тэйна это дошло чуть позже. Говорят, что женщины играют в мужские игры с куда большей злостью, чем сами мужчины — не знаю. Возможно.

Потому что мы не были равны в деле — он по всем статьям меня превосходил. Никто этого пока не уразумел, кроме меня самой.

А победа должна быть моя — и никого более. Я это поняла, когда мои… когда они все увидели мою знаменитую улыбку. По их лицам — сама я никогда не знала, что это за гримаса или оскал такой. Внутри всё сжато, а наружи точно бабочки по всему телу порхают. Полная свобода делать, что захочу…

И когда Тэйн в очередной раз выпал мне навстречу — я пригнулась в сторону, его шпага скользнула по рёбрам, мимо сердца. Зато моя… снизу вверх, из-под его руки… Моя шпага нашла то, что искала. И упали оба в едином порыве.

Встала я почти сразу, хоть на четвереньки. Поднялась, опершись на обнаженный клинок. Вытерла его выдранным из галифе куском рубахи. Линни и его санитары хотели меня поддержать — махнула рукой на Тэйна: им займитесь.

Пока меня побратим с прочими бинтовали, подошел доктор.

— Ну? — спрашиваю.

— Он… живой пока. Я ему вколол полный шприц: на полчаса хватит, а там быстро под уклон пойдёт. Идите, зовет вас.

Подошла, опустилась рядом с его головой на колени. Он кивнул. Боли не чувствовал или почти не чувствовал, но что умирает — знал чётко. Все мы народ опытный.

— Ну, ина, залог ваш, — говорит.

— Не могу, — шепчу отчего-то. — Знаю, что иначе всё пропадом, а не могу.

Тогда Тэйн, не глядя, нашарил мою руку, сжал вокруг эфеса. Его шпага так и валялась рядом, другие боялись дотронуться.

— Берите, — говорит. — Некогда мне ваши извинения слушать.

— Так я свою вам отдам, чтобы было по чести.

— Вот это славно — при полном параде пойду… — отвечает.

Я тогда свой клинок вместе с ножнами рядом положила, а его взяла. Он ещё улыбнулся напоследок: типа мы оба заговорщики, игроки, и играем не из-за Лэна даже — во имя несказуемого и несказанного.

Ну нет, уж я-то сказала свои слова на весь свет. Примерно так:

— Господа кэланги! Шпага Тейнрелла — на моем поясе. Спор я выиграла. Стоило мне это жизни человека, за которого я бы отдала всех вас вместе взятых. Брата на пути. И теперь от имени нас обоих я требую ваше оружие.

Знаешь, они прекрасно понимали, чем это для них может кончиться. И почему мы были в меньшинстве, хоть и по виду солидней вооружены, — тоже; ведь огнестрела нам не запрещали. Но и им никто не мешал развязать кровавую стычку грудью в грудь, когда пистолеты принесли бы нам немного пользы. Нужна была их добрая воля в ответ на нашу — и мы ее получили.