Александр Меньшов - Пройти лабиринт Страница 47

— Причем тут проценты? Я говорю о вашей уверенности лично. Да или нет!

Игорь выдержал взгляд Баюна и спокойно ответил:

— Да.

Тот вздохнул и согласно кивнул. Он, молча, встал и вышел на улицу. Следом вышел и Кутх. И только после этого Лорхен расслабилась и вздохнула. Наконец она могла снять защитный экран с места переговоров.

Для наблюдателей Доминатов здесь ничего предосудительного не произошло. Все было скрыто за барьером непроницаемости.

— Мы ведь не советовались с Альфой, — тихо проговорил Игорь.

— Знаю. Но я имею четкие указания: нужно остановить Михаила. Цель оправдывает средства, слышал о таком выражении?

— Императив цели?

— Да, — уверенно кивнула она, а сама подумала: «А, может, все-таки это испытание, как говорил Кутх?»

68.

В супермаркете было очень многолюдно. Понятное дело: в выходной день многие спешили скупиться. Особенно много было желающих у отдела со спиртными напитками.

Маша, не спеша, прошлась среди рядов с овощами, внимательно разглядывая цены и сравнивая их с рыночными. Потом свернула к стеллажам с посудой. Тут она задержалась надолго, разглядывая новехонькие стеклянные разноцветные тарелки.

— Т-с-с! — кто-то зашипел из-за угла.

Маша оглянулась, но решив, что ей показалось, продолжила любоваться посудой. Когда она еще позволит себе что-то подобное купить. А так хоть помечтает, — усмехнулась она сама себе.

«Когда мы с Андреем…» — подумалось ей, но она тут же осеклась.

«С Андреем» — эта фраза так резанула по душе, что снова навернулись слезы.

Ушел, пропал без вести. Только однажды, когда сказали, что он в психиатрической больнице. А потом снова пропал.

Маша отогнала эти мысли и снова вернулась к посуде.

— Т-с-с! Эй!

Маша снова огляделась: никого.

Она сняла с полки стеклянную гусятницу и стала пристально ее оглядывать.

«Чего это одни толстеют, а другие едят, сколько хотят, и остаются такими, какими были? — грустно подумалось ей. Она внутренне оглядела себя со стороны. — Метаболизм? Чего у меня все не так как у людей?»

— Эй! Эй!

Отодвинув в сторону тележку, она решительно шагнула за угол.

У стеллажа с полотенцами стоял невысокий старичок. Вид у него был явно не респектабельный.

— Вы ко мне обращались? — подошла Маша поближе.

— Да, — заискивающе улыбнулся тот.

— Я вас слушаю, — сухо продолжила Маша.

Старичок вытянул из кармана грязного холщового плаща бумагу. Потом достал кисет с табаком (причем Маша успела отметить, что тот выглядел явно лучше всего, что окружала этого странного человека). Насыпал табака и стал мастерить самокрутку. Сделал он это довольно ловко. Чувствовался навык.

Чиркнув спичкой, он затянулся и пустил пару колечек.

Запах табачного дыма на удивление был очень приятным. Видно в кисете лежала не какая-то дешевая махорка.

Секундой позже, Маша сообразила, что они находятся в супермаркете, и по правилам здесь курить нельзя.

— Меня зовут Антоном Павловичем, — представился старичок. — Но вы зовите меня Баюн.

— Что? Как?

Старик снова затянулся. Маша успела его разглядеть: широкая борода лопатой, пожелтевшее морщинистое лицо, вязанная черная шапка с распускающимся от времени балабоном, затертый плащ с заплатками на локтях, на ногах серые просившее есть ботинки. И глаза — хитрые с искринкой.

— Не надо так кричать, — тихо ответил старик. — Нас могут услышать. Я к вам с серьезным делом.

Маша посмотрела на себя со стороны снова: какого черта прилично одетая женщина якшается с бомжом?

— Каким делом? — все же спросила она.

— По поводу Андрея, — еще тише сказал Баюн.

У Маши снова все похолодело.

— Да-да, я слушаю, — быстро проговорила она.

Но Баюн не спешил. Он сделал еще пару затяжек. Удивительно, что никто в этом углу не было, а то уже успели бы пожаловаться охране.

— Я извиняюсь, конечно, — проговорил старик как-то заискивающе, — но не затруднит ли вас купить соли?

— Что-что? — не поняла Маша.

— Понимаете, соль кончилась…

— А, да, конечно…

— Можно йодированную?

Маша схватила тележку и нервно засуетилась.

— Вот, — старик откуда-то достал пачку соли и протянул ей.

Он затушил самокрутку и положил окурок в карман.

69.

Они сидели в маленьком кафе. Баюн жадно поглощал тортик и запивал его чаем. Маша, не спеша, внимательно рассмотрела его: это был человек лет шестидесяти, с темным обветренным лицом, множеством морщин. Руки его были грубы и сильно грязны. Самым большим контрастом, все же был кисет с табаком. Судя по всему, Баюн его очень бережно хранил.

— Итак, — подала голос Маша.

— Как я уже упоминал, — Баюн будто бы ждал именно этих слов, чтобы начать, — я к вам по поводу Андрея.

— Вы знаете, где он? — с надеждой спросила Маша.

— Полагаю, что знаю. Он в краю Вечной Охоты.

Сказал, словно пошутил. Маша напряглась. Ей стало неприятно, что ожидания её не оправдались. Не хотелось быть разменной монеткой в руках людей, играющих на чувствах.

Баюн доел тортик и снова взялся за свой кисет. Из внутреннего кармана он достал тонкую папиросную бумагу и принялся мастерить самокрутку.

— Он сам хотел туда попасть, — продолжил Баюн. — Понимаю, что вам мои слова кажутся полной дичью. Но поверьте, что это так.

— Зачем? — слова с трудом выползали из гортани.

— Что «зачем»?

— Зачем вы так? — глаза сами увлажнились.

Баюн, наконец, закончил с самокруткой и пристально посмотрел на Машу. Он посмотрел так, что по спине у той пробежал холодок. В черных зрачках у Баюна плясали какие-то дьявольские огоньки.

— В моих словах нет ничего такого, над чем стоило бы рыдать, — сказал, словно отрезал. При чем почему-то, как Маше показалось, зло сказал. — Возьмите себе что-нибудь, — вдруг предложил он, указывая на стойку бара. — Советую. Разговор может быть неприятным.

Тут же подошел официант.

— Водки нам, — проговорил Баюн. — И что-то на закуску.

Официант, молодой паренек, четко мотнул головой, и бросился прочь.

Маше вдруг стало смешно: неужели никто не видит, что Баюн бомж и халявщик.

— Не видит, — ответил вдруг тот. — Да, я веду бродячий образ жизни. Но это ровным счетом ничего не значит.

— Не понимаю, о чем вы, — Маша покраснела.

— Ладно, оставьте это. Давайте вернемся к нашим, так сказать, баранам.

Появился официант с запотевшим графинчиком и салатом. Он ловко все расставил и забрал использованную посуду.

Баюн налил по рюмке и первым выпил. Не чокаясь.

— Хотите Андрею помочь? — спросил он.

Маша мотнула головой.

— Пейте! — приказал Баюн.

Она с трудом проглотила содержимое рюмки.

Баюн затянулся и пустил вверх клубы дыма.

— Вы должны его отпустить, — он говорил какими-то загадками. — Не надо его держать. И когда он к вам вернется, вы должны его отпустить.

Маша в удивлении даже привстала.

— Что?!

— Сядьте!

Снова взявшись за графин, Баюн налил еще по рюмке.

— Я понимаю ваше негодование, — констатировал он.

— Да, — Маша почувствовала, что водка начинает действовать. — И почему же тогда…

Баюн жестом остановил ее словоизлияния. Он снова выпил, не чокавшись, и показал сделать тоже самое Маше.

— Равнодушие — это паралич души, преждевременная смерть…

— И причем тут оно? — не понимала Маша.

— Притом, что Андрей никогда вас не любил, и никогда не смог бы полюбить. Для него, вы всего лишь часть плана жизни. Вернее, часть той программы, которую ему заложили еще с детских лет, когда его мать… Ну, в общем, суть такова, что вы лишь «якорь», который может затормозить процесс…

— Да что вы вообще мелете такое!

— Дорогая вы моя Маша! Вспомните лучше, как складывалась ваша с Андреем жизнь от самого первого знакомства, до его ухода. Не видите ли вы во всем этом кучу невероятных случаев. И в основном удачных. То вдруг вы ногу подвернули. То он отчего-то задержался в приемной, хотя уже пять минут как должен был быть на операции. Да и все остальное.

— Ну были какие-то… какие-то…

— Всё было «подстроено» от начала до самого конца. Так нужно было нам. А вам, Маша, отводилась роль того самого «снотворного», которое сдерживало Андрея от ненужных нам действий… Только вот вмешательство брата вдруг включило в нем…

Баюн не закончил и снова налил водки. В наступившей паузе каждый думал о своем. Маша совсем растерялась, и, выпив рюмку, вдруг отчего-то спросила:

— А почему вас зовут Баюн? Когда вы перестали быть Антоном Павловичем? Вам тоже «программу» включили?

— Да, — кивнул тот. — Я сам согласие на это дал, — и налил еще по одной.