Юра Осипов - И овцам снятся пастухи Страница 5

— Как ты наверняка знаешь, а если не знаешь, то самое время узнать, каждый атом любого элемента состоит из ядра, в которое входят протоны и нейтроны, и электронов, которые вокруг этого ядра находятся. Да, так правильнее сказать: они там находятся, потому как мы не можем точно сказать, где есть каждый конкретный электрон в каждый конкретный момент времени. Так вот, сами протоны и нейтроны состоят из более мелких частиц — кварков, а склеивают все их между собой, чтобы они не разбежались в разные стороны, специальные частицы — глюоны. Это такая доминирующая теория, как всё устроено, ведь никто, на самом деле, не видел глубже самого атома или электронных облаков. И вот представь себе, что есть другая вселенная, параллельная нашей в параллельном нашему пространстве. Она такая же точно, но что-то в ней должно отличаться от нашей, ведь так?

— Ну….

— Иначе она будет нашей вселенной, а никакой не параллельной. И отличается-то всего ничего, сущая мелочь — тот строительный материал, из которого всё сделано — все элементарные частицы, атомы, молекулы, вода, воздух. Всё. То есть кварки. Они просто другие. Параллельные нашим, но не наши. Такие же, но не наши. Другие. Просто не такие, как у нас. И что будет, если в одном и том же пространстве окажутся два атома одинаковых веществ, но из разных миров?

— Э…

— Да ничего не будет: согласно теории, они не могут занимать одно и то же пространство одновременно. Они станут взаимодействовать друг с другом, они будут вытеснять один другого из этого пространства. Причём, чем больше будет скорость, тем сильнее взаимодействие. А куда они могут вытеснить один другого, если одновременно в этом пространстве, да и в параллельном тоже, им нет места? Правильно, в подпространство, в другое измерение, туда, где они могут находиться. Что мы и наблюдали, когда пуля попала в этого представителя. Кстати, у этого есть ещё одна нехорошая особенность — все наши относительно сложные устройства здесь будут работать не так, как у нас. В большинстве случаев, просто не будут работать.

— А как же тогда твой пистолет выстрелил, хотя все были абсолютно уверены, что не выстрелит?

— Военная хитрость — у меня была кое-какая информация и время, чтобы подготовиться. Запасся водой, как можно более примитивным оружием. Выточил боёк из местной стали, а каждую пулю просверлил и вставил графитовый сердечник от карандаша. Ну а порох горит здесь вполне себе сносно. Да, и ещё я лошадей намазал репеллентом, потому нас с тобой местные кровопийцы ещё не съели. Кто знает, какую заразу они переносят.

— Но погоди, мы же дышим местным воздухом, значит, мы скоро умрём?

— Да что ты всё заладил: «умрём», «умрём»! Не сдохли же ещё. Я так думаю, мы потихоньку усваиваем местный кислород, заменяя им наш в тканях. Со временем и воду сможем пить, и пищу здешнюю есть. Помнишь ведь первый вдох этого воздуха — всем туристам говорят, что это лёгкие реагируют на переход через гейт.

— Да уж, я чуть не умер, еле дышал несколько часов, — Он помолчал. — А зачем ты мне помогаешь? Впрочем, у меня такое чувство, что мы раньше встречались.

Я аккуратно отодрал свою бороду с усами и спрятал их в карман.

— Разрешите представиться, Ричард Бейкер, — И я попытался отвесить поклон в седле. — Младший техник гейт-станции по обслуживанию систем релейной защиты и автоматики. Можно просто Рик. Фамилия, конечно, не героическая, но видеть меня ты мог на станции: я по нескольку раз на дню перехожу туда и обратно.

— И что же тебе, Рик Бейкер, не спалось в своей тёплой постельке?

— Тебя вот только до полного счастья не хватало. А чего это тебе, Мати Гэйл, не спалось с баронессой? А? — Я чуть не взорвался от злости. И чего это на меня нашло?

— Уже ревнуешь? — Спросил он и незлобно хихикнул.

— Да, ревную тебя к своей тёплой постельке — из-за тебя я здесь застрял. Из-за твоей глупости.

— Так в чём проблема: просто бросай меня здесь одного. Уже давно честь ведь не в чести, — Он явно был доволен своим каламбуром.

— Я тебя не брошу. По крайней мере, пока. И даже расскажу, почему, но история эта длинная и запутанная, поэтому я, да и моя задница тоже, порекомендовал бы сделать привал, — Я огляделся. — Вон под тем деревом вполне себе сойдёт, — И я показал на развесистое нечто, похожее на наш дуб, на который, как мне показалось, было легко забраться в случае чего.

— Ах, как романтично! — Сарказма ему было не занимать. — Я с нетерпением жду рассказа о твоих невероятных подвигах и подвигах твоей задницы.

— Подвигов не будет. Уже сегодня мы должны были сесть в челнок и валить отсюда с космической скоростью. Но что-то пошло не так, — Я спешился и уже рылся в мешке в поисках верёвки.

— А, может быть, не стоило палить из пистолета, и тогда бы всё пошло так? — Он тоже спешился и осторожно пошёл к мешку: ходить босиком по каменистой почве не так уж легко.

— Снимай мешок и доставай оттуда кроссовки. Должны быть тебе в пору, — Я уже нашёл верёвку и привязывал лошадей к дереву, решив, что шанса убежать у них не будет. — А того хмыря там вообще не должно было быть: бронежилет из твердеющего материала и костюм-двойка — это не по правилам. Да ещё и азиат в средневековой Руси. Совсем уже обалдели.

— Да, что-то тут не так, — Он снял мешок с лошади, вытряхнул всё содержимое на землю и теперь с любопытством рассматривал высыпанные вещи, сидя на корточках. — Он говорил с акцентом. И по-английски. Тебе не показалось это странным?

— Мне всё здесь кажется странным. Но азиат, который по-английски говорит с акцентом, меня почему-то не удивляет, — Я достал спальный мешок и коврик из своего мешка, снял эти дебильные туфли с пряжками, сел на коврик, прислонившись спиной к дереву, и засунул ноги в спальный мешок.

Он примерял на себя плавки для геев.

— Ты на свой вкус выбирал? — Он засмеялся. — Паук блестками на попе мне определённо нравится. А это что? — И он взял из кучи вещей электрошокер, переделанный из фонарика.

— Шокер. Даёт сто киловольт, я его из фонарика на станции сделал. Должен работать. Если какая тварь на тебя покусится, засунь иголки посильнее в шкуру и дави на кнопку до полного успокоения.

Он опробовал шокер — иголки громко заискрили в сумерках. Солнце совсем село, небо чернело на глазах. Стало уже почти совсем темно.

— Может, стоит костёр развести? — Спросил он, сваливая вещи обратно в мешок.

— Ага, чтобы нас с открытого пространства было получше видно.

— Уболтал, — Он подтащил коврик ко мне, снял трусы и залез в спальный мешок. — А то приваливайся рядом, так теплее будет.

— Нельзя. Спать будем по-очереди, как-то неспокойно здесь: птицы не поют.

Мы оба прислушались. Где-то вдалеке раздавались крики птиц, ветер с поля запутывался в ветвях деревьев, приглушая доносившиеся из леса звуки отдалённой возни.

— Да, совсем всё не наше, — Согласился он и достал из мешка шокер. — Акцент у того азиата был не тот, что обычно бывает у азиатов. Я в этом вопросе специалист.

— Обширные постельные знакомства? — Не удержался я.

— Что-то вроде того. Только давай, ты первый. Ты обещал.

— Слушай, только давай на чистоту: я никому ничего не обещал, и обещать не собираюсь. Так что ты не придумывай лишнего. Ладно?

— О’кей. Злой ты какой-то.

— Я же не на тебя конкретно злюсь. Ну, и на тебя тоже, — Согласился я. — И на себя. Я вообще не герой. Просто в тот день, когда Корпорация разместила в нашем универе, в Беркли, объявление о наборе персонала, я как раз наширялся и ничего не соображал. Подмахнул контракт, не читая. А там и про неразглашение было, и про штрафы, и про то, что тебе чип-идентификатор будут вживлять, и, самое главное, про то, что ты не имеешь права уволиться без согласования с начальством. Которое находится на Земле, а на Землю тебя не пускают, не положено до окончания контракта. А контракт бессрочный. Понимаешь, к чему я клоню?

— Рабство какое-то получается.

— Вот именно! Ни один выпускник в здравом уме и светлой памяти такое не подпишет, а я был как раз не в здравом уме. Ну и через пару месяцев я готов был уже на стены лезть: на станции из всех развлечений только бар с баснословно дорогой выпивкой для туристов. Ну я признакомился кое-с кем, меня вывели на бармена. И он мне стал наркоту с Земли привозить. Точнее, не он, а его люди подкладывали наркоту в багаж, а он уже как-то её доставал оттуда. Но это уже не важно. В тот день, когда с доктором Дженнингсом случилось это несчастье, — Он вздрогнул при моих словах. — Я залез после смены в одну из аварийных шлюпок и занюхнул очередную дозу наркоты. И она на меня не подействовала. Ну я и нюхнул по полной. До потери пульса. То есть, я умер. Передознул…

— Должно быть, тебе почудилось, — Усмехнулся он. — Боюсь, ты всё ещё жив.

— Считай, как хочешь. Только я очнулся совсем другим человеком. Я больше не наркоман.