Юрий Фатнев - Ладья Харона Страница 7

«И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма. Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко мне, или нет; узнаю».

Он не осуществил своего намерения. Мы отговорили. Тот, кто в Библии назван Г осподом, остался на орбите. Оттуда он мог наблюдать и слышать все.

Пора бы мне привыкнуть к тому, что открывается на чужих мирах, но даже после грандиозных видений, которые я наблюдал в глубинах космоса, эта Земля, впервые увиденная мной с огромной высоты, потрясла своей первозданностью. Эта Земля — миф, которому суждено родиться здесь, — навсегда запечатлелась в моей памяти. Лилово–фиолетовые горы, разломы ущелий, над которыми дрожала радуга. По ней пастух гнал овечью отару. Тень наших крыльев скользнула по его лицу. Он поднял голову — и оступился с семицветной дорожки.

Волнение охватило меня. А может, волнением я называю чувство, которое невозможно определить одним словом. Оно захлестнуло меня. Были в нем радость, горечь, предчувствие разочарования и поэзия первой близости к чужой родине. Сомнение в необходимости нашего вмешательства. Зачем вторгаемся мы в иной мир, живущий так, как живется? Что исправим мы в жизни этих людей, а может, нарушим — и эхо нашего вмешательства аукнется в грядущих тысячелетиях.

Ах, понимаю: такие мысли не украшают ангела. Мое дело — не рассуждать, а действовать. Что ж, я исполню все, что предначертано не мной.

Мощные крылья несли нас к Земле, жадно ощупывая тенями девственную упругость облаков. Я погружался в них и жмурился, чтобы острее ощутить прохладу. И вдруг тело попадало в кипяток — я вырывался из облака, и меня опаляло солнце! Мне доставляло удовольствие узнавать очертания воды и суши, знакомые по фильмам прежних экспедиций. От дубравы Мамре и на расстоянии веяло душистой прохладой. Сквозь разрывы облаков блеснула петлистая ниточка, соединяющая два моря. Иордан… Города были похожи на яичную скорлупу. Я искал среди них Содом и Гоморру. Некоторое время мы свободно парили, как ястребы, высматривающие добычу. Потом ринулись вниз.

Мы опустились на горе близ Сигора, небольшого города неподалеку от Содома. Мой спутник хотел сразу же отправиться в Содом, но я уговорил его дождаться вечера, чтобы незаметней проникнуть в город. Но вышло не так. В сумерки мы двинулись к тому, кто был единственным праведником, по мнению Господа.

Родословная Лота была длинней, чем хвост у ящерицы. Предки его во время потопа спасались на ковчеге Ноя. Строили Вавилонскую башню. Дед его Фара имел трех сыновей: Аврама, Нахора и Арана. Вот последний сын Фары и стал отцом Лота. Родился Лот в Уре Халдейском. Как и Аврам. После смерти Арана Фара взял сына Аврама с невесткой, а также внука своего Лота и отправился в землю Ханаанскую. Но не дойдя до него, застрял в Харране, где и умер. Но если прилегла скитальческая пыль, смежил навряд ли крылья свои ветер. Поднимет снова их — и хватит новых сил судьбу свою искать на белом свете. Как уверяет Библия, внушил Господь Авраму мысль о земле Ханаанской. И двинулся Аврам, а с ним и жена его Сара, и племянник Лот, навстречу новой судьбе. Пришлось ко многому привыкать. Надолго они стали подобно аморреям кочевниками. Жили не в шатрах, а под звездами. Рвали зубами сырое мясо. Не хоронили покойников. Песчаные бури пеленали их. Глаза оставшихся в живых были воспалены. Мерещились всякие видения. Однажды сквозь прорехи песчаной бури им почудилась странная процессия. Ветер уносил ее прочь, но призраки упрямо двигались навстречу каравану Аврама. Пали почти все животные. Захлебнулся в песке последний колокольчик. Черные козы, которых они гнали перед собой, давно разбрелись по бесконечной пустыне. И предстали призраки перед странниками и назывались их именами. Аврам, Сара, Лот… песчаная буря поглотила видение. Но ясно стало Авраму и остальным — голод ждет их в земле Ханаанской. И поманил их Египет.

Плескался в их ушах Нил. Доносились звуки флейты. Медленно кружились обнаженные рабыни. Аврам поддался искушению, о котором слишком смутно говорится в Библии. Он выдал свою жену за сестру. И прошла она перед фараоном словно случайно. Незамужняя якобы. Была в ее движении та магия, которой не в силах противиться ни один мужчина, жаждущий женщины. Пожелал фараон увидеть ее обнаженной и разделил с ней ложе.

Никогда не знал он такой испепеляющей страсти. Это было похоже на судорогу молнии. Между тем появились у Аврама и его племянника Лота скот, шатры, серебро, золото и рабыни, готовые на все для своих господ.

Звенели флейты, кружились танцовщицы, плескался Нил.

Но раздался гром Господень! Обрушилась кара на фараона. Узнал он правду. Отныне с трудом поднимался с ложа и ждал в жизни одного — еще более тяжких ударов судьбы. Ни о какой мести не помышляя, отпустил Сару и ее соплеменников, куда они пожелают направить стопы свои.

Выбрали они землю между Вефилем и Гаем, но оказалась она тесной для Аврама и племянника. Разодрались пастухи между собой, обвиняя друг друга в воровстве. И невозможно было понять, кто из них говорит правду: Исаак или Ездра.

Не по душе были Авраму эти распри. Да и жаль было расставаться с племянником. Однажды оказались они вдвоем в дубраве Мамре, где устроил Аврам пасеку. В любимом урочище Белые берега. Как раз на входе в него на дубах, заветвивших все небо над стежкой, на могучих ветвях, прислонившись к стволу, угнездились тяжелые колоды, полные воска и меда. Солнечные зайчики лепились на них среди хаоса листьев. Вокруг бортей гудело, дрожало, вспыхивало золотое марево пчел. Внезапно из одной колоды вылетел молодой рой.

— Тесно стало, — пояснил Аврам. — Полетели искать другое жилье…

Понял племянник, на что намекал родич: надо разделиться. Что ж, давно приглянулась ему окрестность Иорданская. Вскоре содомляне увидели черные шатры из козьих шкур у своего города. Думали, что скоро уберутся, но вскоре поняли: пришельцы собирались угнездиться на новом месте навсегда. И тогда содомляне показали свой норов…

Много передряг выпало на долю Лота. Даже в плен угодил, но был спасен Аврамом, к имени которого Господь присоединил одну букву, и тот стал Авраамом, что звучит гораздо возвышенней. Вслушайтесь в торжественные раскаты имени. Авраам! Я подозреваю, услышав о спасении Лота: дело тут не в стечении обстоятельств и не в любви дяди к племяннику. С судьбы Лота не спускал глаз Господь, кое–где корректировал ее. Создатель датчиков для солнечной системы ревностно оберегал лучший экземпляр от посягательства менее надежных устройств. Вот и нас он отправил в Содом, почувствовав: его любимчику грозят неприятности… Что же, оправдаем его доверие, понимая важность существования датчиков для ВХИ. Как я теперь понимаю, все миллионы вселенных были созданы с единственной целью — чтобы этому ведомству было за кем шпионить и не подохнуть от скуки.

Но, положа руку на сердце, как говорят на Земле, так ли я убежден в необходимости эксперимента с датчиками? Порой я начинаю верить в существование первоначального сценария, в котором для каждого из них сочинена своя программа. И как бы датчик ни ерепенился, он выполнит ее. Какое изуверство! Какое жестокое испытание учинил им Господь! Он был изобретателен и редко повторялся. Даже своему любимчику он основательно попортил кровь, но Лот оказался покладистым малым, не дулся на жизнь, будто шепнул на ухо его покровитель: «Это все спектакль, и ты в нем выкрутишься. Автор за тебя…» Ладно Лот. Он явно был в сговоре со своим создателем. Ради чего шли на муку рядовые датчики? Хотел бы я знать… Понимаю: существуют разные уровни постижения, и, возможно, я знаю только то, что в состоянии вынести мое сознание. Возможно, узнав то, что было ведомо хозяевам ВХИ, я не смог бы влачить незавидную лямку ангела на подхвате… Не то что датчики… Узнай они смысл своего назначения, наверняка устроили бы забастовку, а датчики Содомии потребовали бы компенсации в гоморрийской валюте. Но казалось мне: сознание — это то, что роднит меня с самыми высшими существами. И тут же впадал в дикую ересь: а что если время, пространство, материя — это не единственные компоненты, из которых лепится мир? Как назвать то, что за пределами этих понятий? А за всем? Убогость собственного мышления угнетала меня. В утешение себе повторял: «Я всего лишь ангел на подхвате».

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, а они всегда являются следствием занудного теоретизирования, я снова вернулся к судьбе Лота.

Он родился в Уре Халдейском, самым большим зданием которого был храм- башня. Такие постройки обыкновенно называются зиккуратом, небесными холмами. Внешне напоминают не башню, а холмы с многоступенчатыми лестницами. Башня венчает это нагроможденье стен. В Уре насчитывалось 200000 жителей. По тем временам это был громадный город, выросший к тому же в удачном месте — при впадении Евфрата в море. Сотни кораблей теснились у пристани, залитой асфальтом, кишевшей людьми.