Лао Шэ - Избранное Страница 71

— Какие-нибудь государства на Марсе осуществляют его на практике?

— Да, уже больше двухсот лет.

— А ваша страна?

Маленький Скорпион задумался. Мое сердце прыгало от нетерпения. Наконец он сказал:

— Мы тоже пытались, шумели. Я вообще не помимо учения, которое бы мы не пытались осуществить.

— Что значит «шумели»?

— Предположим, у тебя непослушный ребенок. Ты его ударил. Я узнал об этом и ударил своего ребенка — не потому, что он непослушный, а просто в подражание тебе. Поднимается шум, шумиха. То же самое и в политике.

— Расскажи, пожалуйста, подробнее, — попросил я. — Может, шумиха — это не так уж плохо: после нее по крайней мере происходят изменения. Верно?

— Но ведь не всякие изменения — прогресс…

Я улыбнулся. Ну и ядовит же этот Маленький Скорпион! А он продолжал после недолгого молчания:

— На Марсе больше двадцати стран, у каждой свои политические привязанности, своя история. А мы случайно узнаем о какой-нибудь стране и поднимаем у себя шумиху. Потом услышим, что в другой стране произошла реформа, — снова не обходится без шумихи. В результате другие страны действительно проводят реформы, развивают свои особенности, а мы развиваем свои. Особенность же наша в том, что, чем больше мы шумим, тем хуже у нас становится.

— Говори конкретнее, пусть даже не по порядку! — попросил я.

— Хорошо, начну со свар.

— Свар?!

— Это не наша штука, так же как и штаны. Не знаю, есть ли что-либо подобное у вас на Земле. Собственно, это даже не штука, а организация, в которую объединяются люди с определенными политическими принципами и программой.

— Есть, мы называем эти организации партиями!

— Ладно, пусть будут партии или как-нибудь еще, но у нас они называются сварами. С древности мы беспрекословно подчинялись императору, не смели даже пискнуть и считали высшей добродетелью так называемую моральную чистоту. И вдруг из-за границы прилетела весть о том, что народ тоже может участвовать в правлении, создавать союзы или партии. Как ни листали мы древние книги, но подходящего слова на кошачьем языке найти не могли; более или менее подходило слово «свара» Для чего люди собираются вместе? Для шума, свары. Вот мы и начали галдеть. С тех пор в нашей политике произошло немало изменений, однако я уже говорил тебе, что политикой не занимаюсь и опишу только некоторые факты.

— Да-да, факты, — подхватил я, боясь, как бы он не умолк.

— Первая политическая реформа состояла в том, что императора попросили сделать правление более гуманным. Он, конечно, не согласился, тогда реформаторы приняли в свою свару множество военных. Видя, что дело плохо, император даровал важнейшим реформаторам высокие чины, они увлеклись службой и забыли про свои идеи. Тем временем прошел слух, что император вовсе не нужен. Образовалась свара народного правления, поставившая себе целью изгнать императора. А он, проведав об этом, создал собственную свару, каждый член которой получал в месяц тысячу национальных престижей. У сторонников народного правления загорелись глаза, потекли слюнки. Они стали ластиться к императору, но он предложил им только по сто национальных престижей. Дело бы совсем расклеилось, если бы жалованье не было повышено до ста трех престижей. Однако на всех жалованья не хватило, и стали образовываться оппозиционные свары из десяти, двух и даже одного человека.

— Извини, я перебью: были в этих организациях люди из народа?

— Я как раз хотел сказать об этом. Конечно, нет, потому что народ оставался необразованным, темным и излишне доверчивым. Каждая свара твердила о народе, а потом принимала деньги, которые император с него содрал. Она и сама была не прочь получить от народа деньги; если же народ не поддавался обману, то привлекала на помощь военных. В общем, чем больше становилось свар, тем больше беднела страна.

— Неужели в этих сварах не было ни одного хорошего человека, действительно болевшего за страну и народ?

— Разумеется, были. Но ведь ты знаешь, что хорошим людям тоже хочется есть и любить, а для этого нужны деньги. Получив деньги, хорошие люди добывали еду и жен, становились рабами семьи и уже больше не могли подняться. Революцию, политику, государство, народ они старались поскорее забыть.

— Выходит, люди, имеющие работу и еду, совсем не участвуют в политическом движении? — усомнился я.

— Да, не участвуют, потому что боятся. Стоит им шевельнуть пальцем, как император, военные или очередная свара ограбят их до нитки. Им остается либо терпеть, либо купить небольшой чиновничий пост. Заниматься политикой у нас могут только учившиеся за границей, хулиганы или полуграмотные военные, которым нечего терять: в сваре они получат еду, а без свары вообще останутся голодными. Революция в нашей стране стала своего рода профессией, однако хороших результатов это не принесло. Политика изменяется, но не улучшается. О демократии кричим, а народ по-прежнему беднеет. И молодежь становится все более поверхностной. Даже те, кто в самом деле хочет спасти страну, только попусту таращат глаза, когда захватывают власть, потому что для правильного ее использования у них нет ни способностей, ни знаний. Приходится звать стариков, которые тоже невежественны, но гораздо хитрее. По видимости правят революционеры, а по существу — старые лисы. Неудивительно, что все смотрят на политику как на взаимный обман: удачно обманул — значит, выиграл, неудачно — провалился. Поэтому и учащиеся перестали читать: только зубрят новые словечки да перенимают разные хитрости, воображен себя талантливыми политиками.

Я дал Маленькому Скорпиону отдохнуть, а потом напомнил!

— Ты еще не рассказал о всеизме.

— Сейчас скажу. Итак, народ становился беднее, потому что во время гвалта и драк никто не обращал внимания на экономику.

И тут появился всеизм; он вышел из народа, вырос именно из экономических проблем. Раньше революции не приводили к свержению императора: монарх объявлял, что целиком верит какой-нибудь из свар, иногда даже становился ее вождем, поэтому один поэт торжественно назвал нашего императора «руководителем всех свар». Только всеисты убили первого императора. Но после того как власть перешла к ним, было истреблено немало народа, потому что они требовали уничтожить всех, кроме чистокровных крестьян и рабочих. Убийства, конечно, никого не удивили — в Кошачьем государстве всегда легко убивали. Если бы вместо паразитов действительно стали править крестьяне и рабочие, это было бы совсем не плохо. Но кошки остаются кошками и во время переворота: например, они не убивали тех, кто платил выкуп. В результате многие паразиты уцелели, а невинные погибли. Спасшиеся проходимцы влезли в свару, начали там интриговать, и с тех пор расправы потеряли уже всякое оправдание.

Кроме того, согласно всеизму, каждый человек получает подходящую работу и равное вознаграждение. Чтобы осуществить этот принцип, нужно было первым делом изменить экономическую систему, а во-вторых, воспитать в людях желание жить друг для друга. Но наши всеисты, погрязшие в склоках, не имели никакого понятия об экономике и тем более о новом воспитании. Кончив убивать, они вытаращили глаза, захотели помочь крестьянам и рабочим, но обнаружили, что ничего не смыслят ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности. Поделили между крестьянами землю, долго думали, сажать ли дурманные деревья, и, пока они не выросли, все голодали. Для рабочих дела вообще не нашлось. Снова начали убивать, полагая, что им мешают разные вредители. Так иногда сдирают шкуру, вместо того чтобы почесаться.

Всеизм разделил судьбу многих заимствованных нами учений. В других государствах они становятся прекрасным средством исцеления общества, а у нас превращаются в сплошное самобичевание. Мы никогда как следует не думаем, не смотрим правде в глаза, поэтому и получаем от революции одни разрушения. Люди извлекают из нее новые мысли, новые планы, а мы устраиваем революцию только ради шумихи, потому что ничего не знаем, ничего не делаем, забываем о гуманности, о том, что революционное дело требует от человека высоких духовных качеств, только нападаем друг на друга, прибегая к самым подлым приемам. Пока мы занимались убийствами да таращили глаза, вождь всеистского движения сам стал императором. Всеизм и император — это же совершенно несовместимо, похоже на дурной сон! Но у нас такие вещи не удивительны, потому что мы абсолютно ни в чем не разбираемся. Всеизм тоже привел к воцарению Его Величества — и все успокоились. Император благоденствует по сей день, по-прежнему называется «руководителем всех свар», а всеизм прозябает между этими сварами!

Я впервые увидел на глазах Маленького Скорпиона слезы.

22

Хотя Маленький Скорпион всегда говорил мне правду, его критика вновь показалась мне бесплодной, слишком мрачной. Конечно, я приехал из спокойного, счастливого Китая, поэтому и считал, что не может все быть так безнадежно. Здоровому человеку нелегко понять пессимизм больного. Но надежда обязательно должна сохраняться — это мать усилий, своего рода долг человечества. Я не верил, что люди-кошки не способны ничего добиться. Они все-таки люди, а люди могут преодолеть все.