Ник Перумов - Пепел Асгарда Страница 26

Кто станет твоими врагами, клинок? Чью кровь станешь ты пить?

От рукояти вверх к плечу поднималось странное ощущение, мороз и жар одновременно. Ярче, острее вспыхивало в памяти давно забытое – тронный зал Асгарда, отец на возвышении, волки у его ног, враны на плечах, воздетый Гунгнир, шумная толпа эйнхериев – никогда бы не подумала, что мёртвые могут так лихо пить пиво! – другие асы, рыжеволосый хитрый Локи, широкоплечий и простодушный Тор, велеречивый и несколько напыщенный Браги, способный любого замучить своими бесконечными висами… Прекрасная Фрейя, богиня любви, что сама была не прочь отдаться её власти; гордая Сиф, наставляющая, однако, рога самому Тору с весёлым богом огня; властная Фригг, её юная Рандгрид не любила и побаивалась – жена великого О́дина не жаловала валькирий, каждая из которых была зримым напоминанием, что Отец Богов изменял своей супруге.

Были и небыли, пиры и битвы, облака под копытами, души павших героев, воспаряющие вместе с ней в Валгаллу… Сёстры, счастье, сила, могущество.

Однако следом накатывались и совсем иные воспоминания.

Иссине-чёрное небо, затянутое тьмой, сквозь которую не прорваться и единому лучику. Багровые огни на исполинских башнях, то и дело извергающие вниз, на пепельно-серую равнину, всю покрытую оплавленными кратерами, потоки истребительного пламени. Искажённое болью лицо молодого мага, серебряный значок Боевой Гильдии превратился в бесформенную лепёшку, половина тела обожжена до угольев, так, что не помогут уже никакие заклятия; но Райна всё равно тащит его к лагерю, туда, где лекари, где, быть может, ещё успеют что-то сделать. Маг плачет злыми слезами, и наконец затихает, когда до частоколов было уже рукой подать; воительница вносит в лагерь Боевых Магов Долины мёртвое тело.

Винтовая лестница, что ведёт куда-то вверх, вверх, вверх, куда именно – Райна не знает и не хочет знать, она рубит наотмашь, и от каждого её взмаха валится зеленокожее существо, больше всего похожее на вставших на задние лапы лягушек. Они беспомощны в бою, но составляют для защитников крепости Безумных Богов огнетворные смеси, против которых не защищает никакая броня и почти никакие заклятия. От последней скляницы, брошенной почти в упор, валькирия уклонилась, и сейчас просто убивает, потому что от их зеленых перепончатых лап пал не один из Боевых Магов, товарищей Райны.

У парапета сжалась женщина в изорванном чёрном плаще, белоснежные волосы испачканы кровью, в глазах плещется безумие. Возле её ног – совсем юная девушка в чёрной броне Гильдии Боевых Магов, половина лица сожжена, видны почерневшие кости черепа. Молодая чародейка мертва, у неё в шее торчит метательный нож; её добила сама Райна, отвечая на последнюю просьбу и выполняя собственное слово, данное ещё до штурма. В груди валькирии нет гнева, лишь ледяное спокойствие – «Безумная Богиня» действительно безумна и способна сейчас на всё, мечу воительницы предстоит сразиться с заклинаниями, но между Райной и беловолосой колдуньей слишком много саженей, а на поясе уже пусто – один кинжал остался в груди какого-то многорукого великана-стража внизу, второй распался во прах, поражённый заклятием другого чародея, но всё-таки успел его прикончить, и последний нож Райна потратила неразумно, не в силах видеть мучения юной волшебницы, что ещё вчера доверчиво рассказывала Райне у костра о своём первом романе.

Снежноволосая колдунья шипит, меж скрюченных пальцев закипает что-то вроде зеленовато-жёлтой пены, и валькирия делает последнее, что ей осталось, – бросает собственный меч, словно копьё. Он не сбалансирован, но воительница не зря прошла столько сражений – клинок делает ровно один оборот, острие входит в переносицу колдуньи, опрокидывает её, и тело тотчас начинает разлагаться, потому что зелено-серая дрянь проливается из мёртвых рук прямо на грудь и живот.

Да, когда она сражалась уже Райной – это было… по-настоящему. Юная Рандгрид не верила в смерть, она знала, что бессмертна, что пребудет всегда, до самого конца мира, когда асы и великаны истребят друг друга, солнце сорвётся с небес, а расколовшаяся земля погрузится в мировое море.

Оказалось, что всё не так. Боргильдова битва совершенно не походила на Рагнарёк пророчества, и кончилось всё так, как кончилось, валькирия осознала свою смертность и научилась выживать.

Она тогда сама не знала, зачем. Наверное, назло торжествующим победителям.

И потом, идя в сражение уже не валькирией Рандгрид, а воительницей Райной, она научилась очень многому. Это уже вплавилось в неё, сделалось её частью, и даже старая сила Асгарда ничего не могла с этим поделать.

Белый меч с чёрно-голубыми рунами стал продолжением руки, но глубоко в нём крылось и нечто чуждое. Старое, времён Асгарда, но чуждое. Словно всё тяжкое, неприятное, на что молодая валькирия не обращала когда-то внимания, сжалось в один комок и повисло за плечами тяжкой ношей.

Вернётся ли валькирия Рандгрид? Оживёт ли? Или ей так и суждено оставаться грубоватой воительницей Райной, усмехающейся в ответ на сальные шутки приятелей-наёмников да ломающей руки тем, кому хватало глупости их распускать?

…Обратно на постоялый двор они вернулись уже под утро. Умылись ледяной водой и так же молча отправились к Оружейнице. Предстояло выслушать её цену.

Дом Айвли встретил их тишиной, пустотой и молчанием. Оружейница ждала их на крыльце, вновь закутавшись в чёрное и оттого казавшаяся особенно чуждой всему, что их окружало.

– Вы пришли. – Она казалась удивлённой.

– Как же иначе, Айвли? Ты ожидала, будто мы сбежим с твоей работой, словно мелкие трактирные воришки, не расплатившись?

– Вы со мной уже расплатились, только ещё не поняли этого, – Оружейница гордо вскинула голову.

– Ты уверена? – спокойно осведомился О́дин. – Я не привык оставаться в долгу.

– Назови потребное тебе, мастерица, – разомкнула губы и Райна. – Как и мой отец, я не люблю быть должной.

Альвийка помолчала, словно по-прежнему удивляясь услышанному.

– Хорошо. Я ожидала, что вы таки зададите этот вопрос. Вот свиток, там то, что мне бы не помешало в моих трудах. – Она протянула руку, в тонких пальцах замер пергамент, скрученный в трубку и схваченный серебряным кольцом-змейкой с парой изумрудных глаз.

– С твоего позволения, Оружейница, я взгляну. Быть может, что-то у меня найдётся прямо сейчас, – Старый Хрофт протянул руку.

Слышно было, как Айвли хмыкнула под тёмной вуалью.

– Сомневаюсь, великой бог О́дин. Даже тебе придётся постараться, чтобы добыть хоть малую толику из перечисленного тут.

– Посмотрим, – Отец Дружин развернул список. – Так… так… каменный глаз Гаан-Нала… шестой палец Вим-Сата… и так далее, и тому подобное. Древние боги из древних миров, так, Оружейница?

– Именно, – кивнула та. – Но не только, великий О́дин, не только…

– Вижу, – кратко отмолвил Старый Хрофт. – Перстень Ярмины? Где ты собиралась искать дочь пресветлого Ямерта, Айвли? И зачем тебе её девичье колечко?

– Где собиралась искать и зачем оно мне – дело ведь только моё, не так ли, могучий О́дин?

Райна видела, как у отца сжался левый кулак, что он держал за спиной.

– Разумеется, Оружейница. Это дело твоё и только твоё. Что ж, спасибо за этот свиток. Можешь не сомневаться, он будет мне хорошим подспорьем. Мы с дочерью постараемся сделать всё, что в наших силах.

– Постарайтесь, – Айвли пожала плечами с нескрываемой усмешкой. – Боюсь только, что «стараться» вам предстоит очень долго. Сперва исполните задуманное вами. Впрочем, ничего страшного, я подожду. Я верю твоему слову, великий О́дин.

– Разумеется, – холодно сказал Отец Дружин. – Благодарю тебя вновь за мечи, Оружейница. Мне жаль, что не нашлось ничего, чем я мог бы отблагодарить тебя здесь и сразу.

– Ты отблагодаришь меня, о, ты отблагодаришь, – прозвучало из-под вуали. – Отблагодаришь, даже сам не ведая об этом, великий О́дин!

– Не люблю благодарить кого-то столь многоискусного неведомо чем, – развёл руками О́дин.

– Мне ничего большего и не нужно. Всё потребное указано в свитке. Прощай, Отец Дружин. Я буду ждать вестей от тебя.

– Как же я их пошлю?

– Тебе и не надо ничего посылать. Я всё узнаю сама.

– Правда? – усомнился О́дин. – Что ж, да будет по твоему слову, Оружейница. Не говорю «прощай», мы ещё свидимся. И скорее, чем ты думаешь.

– Нет, скорее, чем ты думаешь, – донеслось из-под вуали. – Прощай, Отец Богов.

Старый Хрофт только хмыкнул и повернул Слейпнира.

Интерлюдия 4

– Ну, во всяком случае, Старый Хрофт отыскался, – Познавший Тьму положил на стол только что доставленный свиток. – А ты беспокоилась…

– Беспокоилась, да. – Казалось, последнее время Сигрлинн почти не спит. Под глазами залегли едва заметные тени, а сама чародейка казалась слишком поглощённой совсем иным, чтобы следить за собственной внешностью. – И чем дальше, тем больше. Слишком много… странного.