Татьяна Андрианова - Как вывести ведьмаков Страница 31

Она жила в самой чаще. Ее изба была более просторной, чем у Светлолики, сложена из той же породы дерева, но имела две крепкие куриные ноги и весьма ловко ими пиналась, если какого-либо хищника угораздит подойти слишком близко к порогу. Ее дом окружал частый частокол, а на заостренные кверху колья были насажены разнообразные черепа. Поговаривали, будто ночью пустые глазницы горят огнем и освещают прилегающую территорию. Правда это или наглая брехня, никто не мог сказать наверняка, так как что-то не находилось желающих отправляться в эту часть леса ночью. Сюда и днем-то особо не забредали.

Ездила она на черном жеребце, до того огромном, что удивительно, как взбиралась на него без лестницы. Налитые кровью глаза коня светились ночью красным, а из ноздрей валил пар, будто внутри животного непрерывно кипел котел и жар от него время от времени вырывался наружу.

Все это вспоминал леший, и мурашки бежали по спине, а от каждого хруста сухой ветки под ногами он нервно вздрагивал и лишь невероятным усилием воли заставлял себя не пуститься наутек.

«Дожил, – вздыхал Вяз Дубрович про себя. – Какая-то баба, которую я и в глаза-то никогда не видел, вгоняет в нервную дрожь. Вот ведь и правда говорят, будто у страха глаза велики».

Говорили еще, что с той, кто проживает в избе на куриных ногах, у самой с ногами неприятность какая-то приключилась, и оттого, мол, она имеет одну конечность нормальную, а вторую костяную. В чем причина, никто толком пояснить не мог, да и версии каждый выдвигал разные. Одни говорили, будто ногу у нее оторвала заморская птица Рух, что принесла, мол, ее в Безымянный лес, да запасов мяса перелететь океан не хватило, пришлось скормить летунье, что не особо было жалко. Она хоть в лесу проживает, но все же женщина, и заказала изваять ногу самому лучшему резчику из дорогой огнеупорной кости дракона. А резчику так понравилась женщина (ну или наоборот, запугала его сильно), что он и расстарался, так свое умение приложил, что костяная нога лучше натуральной получилась. Находились даже смельчаки, что желали эту самую конечность у нее стащить. Потому как кто-то с богатым воображением врал, будто костяная нога золотом да каменьями самоцветными сплошь изукрашена и стоит очень большого количества полновесных золотых. Называемая сумма никак не могла поместиться в головах сельчан. Им и один золотой состоянием мнился. На такие деньги стадо коров купить можно, избу двухэтажную поставить, да с резным коньком и наличниками, деревянными узорами изукрашенными. Самому не работать, а других нанять, чтобы батрачили. Впрочем, гораздые до наживы за счет чужих ног в лес уходить уходили, а вот обратно еще никто не вернулся. Другие баяли, будто никто ног ей не вырезал. А будто прокляла ее злобная колдунья, в дальних лесах проживающая, и нога сама по себе усохла до кости. Проклятие снять пока не удается. Вот и живет она в Безымянном лесу, способы подходящие изучая. Заклятие – это такая штука, которую наложить иной раз проще простого, а для того, чтобы снять, изрядно повозиться приходится. Впрочем, может, она просто дожидается, пока наложившая проклятие колдунья благополучно окончит свой век, и тогда чары развеются сами собой. Но это вряд ли. Если бы заклятия снимались так просто, ведьмы, колдуны и разные чародеи стали бы весьма малочисленны.

Дом возник перед лешим и водяным как-то сразу. Вернее, не дом, а крепкий на вид частокол с опасно заостренными кверху кольями, на которых красовались выбеленные временем черепа. Леший и водяной встали как вкопанные. Казалось бы, только что вокруг был густой мрачный лес с многочисленными корявыми деревьями, чьи ветви в некоторых местах сплетались между собой, заставляя путников заложить приличный крюк. А тут сделали всего лишь шаг и сразу уперлись в частокол, чуть на лбах шишек не наставили.

– Однако умеет же девка прятаться, – восхитился водяной, обозревая препятствие. – А вот с украшениями она сильно погорячилась. Мне кажется или некоторые черепа явно троллям принадлежали?

– Тут и эльфийские встречаются, помимо человеческих и прочих, – недоуменно пожал плечами Вяз Дубрович, пытаясь избавиться от неприятного чувства, будто кто-то засел в густых кустах и целится из арбалета прямо ему промеж лопаток. – И с чего ты взял, будто она девица?

Одна радость – свежих черепов на ограде не наблюдалось.

– С того, что место здесь глухое, откель женихам взяться? Да и не дойдут они сюда вовсе. Их по дороге мои мухоморницы да русалки сманят, – наставительно изрек водяной с высоты своего опыта отца и мужа сразу двух жен.

Вяза Дубровича вовсе не смутил меткий ответ водяного. Пусть он в любовных делах был не столь многоопытен, как хозяин вод, зато в наблюдательности ему не откажешь.

– А тогда откуда здесь черепа? Не на кладбище же она их насобирала, – откликнулся тот.

Водяной задумался. Крыть было решительно нечем. Мысли в голову упорно не лезли. Вернее, лезли, но какие-то, вовсе недостойные зрелого мужа. Ведь бегство от страха перед какой-то девицей или бабой (если она все же умудрилась лишиться девичьего звания в этакой глухомани) как-то не к лицу отцу многочисленного семейства.

– Ну, кто стучать будет? – задал риторический вопрос леший, и водяной невольно потупился.

Пустые глазницы черепов с частокола, казалось, глядели на него осуждающе. «Что за диво? – подумалось водяному. – Вроде не из трусливых я, а в ногах какая-то подозрительная слабость ощущается. Того и гляди в обморок грохнусь, словно девица красная. Вот потеха-то будет. Позору не оберусь потом. Нет, не может быть, чтобы я был так труслив, что поджилки ходуном ходят, как осинки в ветреный день. Наверное, устал просто. Точно. Давно на своих ногах по суше не ходил, поневоле каждые сто шагов присесть потянет».

– А куда стучать-то? – вопросом на вопрос ответил хозяин вод. – Не видать ведь ни входа, ни выхода. Может, слова какие особые знать надобно?

– Какие слова? – удивился Вяз Дубрович.

Много лет он жил в Безымянном лесу, но пока ни разу не встречал, чтобы по условным словам в гости хаживали. Это же не пограничная застава какая, а лес все-таки.

– Ну, не знаю, – пожал плечами водяной. – Ты же хозяин лесной, тебе и карты в руки. Слышал я, царевичи разные в подобных случаях говорят: «Избушка-избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом».

– А в плясовую пуститься не надобно? И кто из вас царевич? – поинтересовался незнакомый женский голос, заставивший обоих гостей разом подпрыгнуть в воздух на недосягаемую ранее высоту.

– Надо же, как славно вы прыгаете. А главное, дружно. – В голосе говорившей послышался смех. – Наверное, часто в прыжках упражняетесь. Оно и хорошо. Тело в строгости держать следует, а то станет дряблым да жиром заплывет.

Водяной и леший обернулись разом, словно кто скомандовал. Перед ними стояла высокая молодая женщина, годившаяся бы им в правнучки, если бы не мудрость зеленых глаз. Впрочем, кроме мудрости таилась в них еще и насмешка. Только вот ни смеяться с ней, ни одергивать за непочтение почему-то не хотелось.

Блестящая грива иссиня-черных волос падала на спину, на высоком лбу волосы перехватил широкий золотой обруч, изображениями всяких животных изукрашенный. Присмотришься и увидишь, как словно живой скачет заяц, а за ним быстрая лисичка охотится. Большой лось выставил рога супротив скалящегося волка. Височные украшения из разноцветных бусин спускались до самых покатых плеч статной хозяйки. Льняной сарафан, украшенный затейливой вышивкой по широким рукавам, вороту да подолу (сразу видно, много времени ушло на искусную работу), был перехвачен тонким плетеным пояском, на котором висел кинжал в деревянных ножнах и кошель со всякой всячиной. Тонкие черты молочно-белого лица выдавали какой-то древний род, о котором хозяин вод некогда читал, находясь в гостях у своего морского родственника, но из-за давности лет запамятовал как название, так и то, чем славен род был, раз уж угодить в древний свиток умудрился. Плотно сжатые губы незнакомки привыкли скорее повелевать, чем просить о чем-либо. И в стати, и в манере держать себя угадывалась некая скрытая сила, от которой, казалось, воздух вокруг чуть заметно вибрировал.

«Ишь ты, какая краса ненаглядная! – ошеломленно подумал водяной, тут же преображаясь из образа старика, чьи дни неумолимо близятся к закату, в крепкого телом мужчину, надежу и опору любой женщины, что за него замуж соберется, ну или так, в пути проводить доверится. Он тут же приосанился. – Вот такую бы мне, статную да суровую, третьей женою! Береника с Лагертою враз образумятся и, ровно шелковые покрывала, ласковые да гладкие станут».

Хозяйка частокола (а это была именно она, другие женщины и дороги сюда не нашли бы) улыбнулась загадочно. То ли мысли водяного подслушала, то ли хозяин вод так усердно думал, что думы его на челе крупным шрифтом обозначились – прочтет и малограмотный.