Сергей Павлов - Неуловимый прайд Страница 11

– На выкладки не обращай внимания, – посоветовал Крамер и тоже поднялся. – Это частные случаи перегруппировок Роя. Общую формулу я не...

– Улаф, – глухо проговорил Леонид. – Трижды три... Сколько это будет?

Крамер подошел ближе.

– Трижды три будет девять, – сказал он и почесал за ухом.

Леонид молча разглядывал схему. Крамер тоже уставился на экран. Они постояли рядом. Потом Крамеру надоело, и он сказал:

– Модель кинематическая.

Леонид не ответил.

– Модель кинематическая, – повторил Крамер. Пожал плечами и склонился над пультом.

Сгустки на схеме плавно перегруппировались, и схема приняла новую форму. Затем эту форму сменила другая; схема все время менялась с калейдоскопической быстротой, но плавно; формы иногда повторялись, и чаще других на экране мелькала форма номер один. Как только новая форма входила в стадию завершения, Рой выглядел симметричным, и в нем было непременно девять сгустков...

– Вот видишь, – сказал Крамер. – Разве «Физлеры» могут нормально работать в таких условиях? Это не «камбала».

– Вижу, – сказал Леонид.

– Я не мог найти общую закономерность перегруппировок масс и объемов. Пока не будет «Физлерам» новой программы, нам не угнаться за текучестью форм. Как было все просто, когда была «камбала»!..

– Понятно, – сказал Леонид.

– Ты думаешь, я не пробовал сбить Рой в однородную кучу «Слонами»? Пробовал. После этого Рой научился переливаться из одной точки пространства в другую.

– Научился?.. – спросил Леонид.

Крамер пристально посмотрел на него. Леонид следил за игрой схематических форм. Крамер сказал:

– Я промоделировал всего лишь несколько стадий. Это уже идет повторение. А вообще-то нет им числа... – Он потянулся к пульту.

– Пусть идет, – остановил его Леонид. – Каков временной интервал изменения форм?

– Около двенадцати часов. За каждый оборот вокруг планеты – новая форма. Или мы научимся предсказывать форму Роя хотя бы на один оборот вперед, или...

– Да, – сказал Леонид. – Хорошая была система «Физлер». Жаль...

– Ты что!.. – ошарашенно выдохнул Крамер. – Хочешь так просто отказаться от родного детища?!

– Отчего же «просто»? С глубочайшим прискорбием.

Леонид побрел к противоположной стене зала, широкая стеклянная площадь которой была частью прозрачного фасада здания, и посмотрел на город с высоты тридцатого этажа. Искусственные солнца были погашены, и город утопал в разноцветном море огней праздничной иллюминации. Сегодня даже купола энергетических станций, видневшиеся за вершинами хребта, были разукрашены ярко-зелеными полосами. На вершине здания Администрации пылала огромная пурпурная цифра 20.

Леонид услышал рядом шумное дыхание Крамера.

– Значит, так... – проговорил Крамер. – Значит, вся моя трехмесячная работа Юпитеру под хвост? Так понимать?

– Нет. Понимать так, что поработал ты очень полезно. Спасая систему «Физлер», ты доказал ее нежизнеспособность. Маккоубер прав: Проект вступил в какую-то новую, неожиданную для нас стадию своей технологической эволюции. Мы рассчитывали, что дело закончится сравнительно стабильной «камбалой», и придумали для нее «Физлеры». Дело закончилось Роем и этой вот калейдоскопной свистопляской... – Леонид, не оглядываясь, показал через плечо в сторону экрана. – А может быть, даже еще не закончилось. Будем мужчинами, Улаф. Очевидно, от нежизнеспособной системы надо отказываться и немедленно браться за поиски чего-то принципиально нового. Давай трезво оценивать ситуацию. «Камбалы» больше нет, «Физлеров» нет. Есть Рой и есть общечеловеческая потребность успешно развить Ю-Проект. Нужны идеи.

– Нет у меня идей! Понимаешь? Стал бы я спасать систему «Физлер», если бы у меня была хоть одна самая малюсенькая идейка!.. Нет их у меня!

– Идеи будут, – спокойно сказал Леонид.

– А, – сказал Крамер. – Ну это другое дело.

Они помолчали. Стоя рядом, почти касаясь друг друга, смотрели на город. Леонид спросил:

– Скажи мне, Улаф... Ты когда-нибудь видел необычные «космические» сны? Будто ты на незнакомой планете и будто это очень реально?..

– И будто я в плену у трехголовых аборигенов, и будто прекрасная дочь вождя этого племени освобождает меня, и будто мы влюбляемся друг в друга с первого взгляда, и я теряюсь, не зная, в какую голову мне ее целовать. Ты мне зубы не заговаривай. Что будем дальше делать с Проектом?

– Прежде всего нужно выяснить, что по этому поводу думал сам Маккоубер. О состоянии Проекта он знает нечто такое, чего пока не знаем мы.

– Один момент!

Крамер сбегал к своему рабочему столу и быстро вернулся, протягивая Леониду ключ. Леонид взял.

– От сейфа Маккоубера, – пояснил Крамер и демонстративно отряхнул руки ладонь о ладонь. – Покопайся в его отчетных бумагах и увидишь, что он знал, а чего не знал.

– Ты копался?

– Я слишком ценю свое время. Меня больше интересует сам Рой, чем то, что думает о нем Маккоубер.

– А я думаю... Пока ты изучал динамику Роя, Маккоубер заглянул глубже, в самую суть проблемы. И то, что он там увидел, заставило его принять решение уйти из Проекта. Ты хорошо знаешь, что значит для Маккоубера уйти из Проекта. И если он не мог не уйти... – Леонид повертел ключ и спрятал в карман. – Ладно. Бумаги я, разумеется, посмотрю, но потом – это долгая песня. Мне кажется, есть более короткий путь.

– Не обольщайся. Рой – крепкий орешек.

– Рой – бренное тело Проекта. Душа Проекта – Маккоубер.

– К черту Маккоубера! – взорвался Крамер. – Душа Проекта ни разу даже не полюбопытствовал, чем мы тут занимаемся без тебя! Неужели ты близорук и не видишь, что Маккоубер выдохся?!

– Прекрати. Это был крупный ученый.

– Вот именно – был! Последнее время мы работали, в сущности, без его руководства. Это я никому не в упрек, но объективности ради. Мне неприятно говорить такое за спиной Маккоубера, но ты меня вынудил на откровенность.

– Другими словами, ты думаешь, что причина теперешних затруднений...

– Нет уж, уволь, – перебил Крамер. – Я не обязан думать об этом. Ты обязан, ты у нас теперь Маккоубер. Вот ты и думай.

По вершинам хребта прошелся прожекторный луч. Очевидно, прожектор направили с осветительной башни главного космодрома. На вершинах искрился лед, и это было как напоминание о том, что за пределами городской атмосферы царит лютый космический холод. Крамер посмотрел на Леонида сбоку, подышал на стекло и потер его рукавом, хотя стекло было чистым.

– Думай, пожалуйста вслух, – сказал он. – Мне тоже будет небезынтересно.

– Да, – сказал Леонид, – Маккоубер не очень-то благосклонно воспринял нашу идею собрать стержни в единое облако...

– Почему ты вспомнил об этом?

– Я, видишь ли, думаю вслух, если угодно.

– Виноват, – извинился Крамер. – Продолжай. Сейчас ты чем-то похож на Маккоубера.

– Вероятно, уже тогда он опасался, что огромная масса стержневых носителей информации, приобретая компактность, может в один прекрасный момент изменить свои качества. Он одобрил нашу систему не раньше, чем у него появилась обоснованная надежда, что условий для перехода Количества в новое Качество быть не должно.

– Его успокоил мой подсчет расстояний между стержнями в будущем облаке.

– Да. Расстояния были солидные, и Маккоубер дал нам зеленую улицу. А потом... Потом я заметил, какой у него был испуганный вид, когда он разглядывал записи «гравитационных мерцаний» только что созданной «камбалы».

– «Мерцания»? – удивился Крамер. – Ты меня развеселил. При чем здесь «мерцания»?..

– Весело, не правда ли? Никому, кроме Маккоубера, и в голову не пришло, что эти «мерцания» – первые признаки возможной самоорганизации облака. Он похолодел от ужаса, когда узнал о «мерцаниях», а нам очень весело. Ну разве не весело, что его опасения блистательно оправдались и мы получили себе а назидание великолепный образец самоорганизующейся системы, в просторечии – Рой? И надо полагать, основное веселье еще впереди. Судя по всему, эта система обладает немалым запасом технологической свободы самостоятельных действий. Самостоятельных и, видимо, теперь уже непредсказуемых...

– Ладно, спрячь когти, сын льва, – я имею в виду когти твоего убийственного сарказма. Я, например, сделал все, чтобы найти возможность предсказывать поведение Роя.