Виктория Угрюмова - Пылающий мост Страница 2

– Сопроводи меня, Лондэк. Возьми факел.

Зачем Змею Могашшину был нужен факел, когда он видел в темноте лучше любой кошки, и зачем ему было сопровождение, если он с любым монстром, не то что с человеком, мог справиться шутя, осталось Лондэку непонятным.

Он повиновался. Но когда Змей Могашшин, оставив его возле стражников, двинулся дальше, к клеткам, в которых томились маленькие узники, он не выдержал. Что-то отчаянно заболело у него внутри, там, где положено быть сердцу. Лондэк сунул свою секиру стоящему у стены стражнику и прошептал:

– Прослежу-ка я, что он с ними делает. Мочи нет больше терпеть.

– Давай, капитан, – откликнулся усатый весельчак Итангар. – Сделай доброе дело.

Лондэк участвовал во многих войнах, а выжил, потому что повезло. Но среди солдат Сарагана ходила такая пословица: на войне везет умелому и достойному.

Легкой тенью проскользнув в темноте, он догнал своего господина, идущего во главе колонны из двенадцати ребятишек, и пристроился в самом ее хвосте. Он не беспокоился, что дети выдадут его своим поведением – отрешенные, отупевшие, безразличные ко всему, они и самих себя уже не замечали и не чувствовали. А Змей Могашшин, к счастью Лондэка, был увлечен своими мыслями и не оглядывался. Да он и помыслить не мог, что кто-то из подданных вздумает его ослушаться...

Шли они довольно долго. Темное сырое подземелье таило какую-то угрозу, и она приближалась с каждым шагом. Опытный воин нутром чувствовал, что в этой тьме таится нечто смертельно опасное, ужасное и могущественное. Временами он начинал сожалеть о содеянном, но природное упорство не позволяло ему повернуть назад. А может, он боялся заблудиться в этих бесконечных коридорах и ответвлениях. Так далеко в подземный тоннель не забирался ни один из слуг или воинов чародея.

И когда Лондэк увидел то, зачем пробирался сюда, рискуя не только карьерой, но и жизнью, он испытал такой ужас, что даже не почувствовал его. Лишь единственная мысль металась в его мозгу: «Как жаль, что я сюда пришел. Ибо есть зрелища, вынести которые человек просто не в силах».

В огромной пещере, освещенной красноватым колдовским светом, раздавались звуки, напоминающие ворчание проснувшегося вулкана. Змей Могашшин легким, совершенно нестариковским шагом преодолел пространство в несколько десятков метров, волоча за собой цепочку покорных детишек.

Там, впереди, глыбастой грязно-серой громадой возвышалось невозможное существо. Туловище льва завершалось скорпионьим толстым хвостом с ядовитым шипом на конце. Когти на лапах были острые и походили на кривые сараганские сабли, непропорционально короткой выглядела при этом шея – голова буквально утопала в плечах.

Самым отвратительным, что когда-либо видел капитан в своей жизни, и была эта самая голова. Ибо чудовище, находившееся в пещере, являлось, вне всяких сомнений, исполинской мантикорой. И человеческое лицо в обрамлении львиной гривы было отвратительным и противоестественным...

Лондэк так никогда и не смог понять, что же его устрашило больше: жуткая маска ярости, искажавшая морщинистое женское лицо, или невероятные размеры мифического чудища.

О мантикорах Лондэку рассказывала его бабушка в том далеком детстве, которое здесь, в пещере, в недрах Змеиной горы, представлялось уже невероятным, случившимся с кем-то другим.

Старушка утверждала, что некогда мантикоры бродили по Арнемвенду, оспаривая у драконов право считаться владыками всех живых существ. Люди не знали, кто же сильнее: драконы или мантикоры, но было доподлинно известно, что эти кошмарные твари – одни из немногих, кто смел открыто бросать вызов детям Ажи-Дахака. Сараганские легенды гласили, что великая прамантикора, носившая имя Алмаках, кормилась исключительно мясом детей либо невинных девушек и по этой причине выросла до огромных размеров. Лондэк даже помнил несколько куплетов из песни, в которой говорилось о битве между мантикорами и драконами за власть над миром. Она обрывалась на полуслове.

Наверное, победили все же драконы, ибо об их противниках не было слышно ни слова с тех пор. Только бабки изредка пугали непослушных внучат, стращали жутким призраком твари, кормящейся детьми.

Нужно ли говорить, что взрослые в эти сказки давно не верили?

Не верили, но вот поди ж ты...

Капитан замковой стражи никогда в жизни не видел иных драконов, кроме тех, что украшали крышу дворца сараганского наместника. Однако он представлял себе, что крылатый ящер должен быть большим и мощным. Теперь, глядя на оскаленную пасть, в которой торчали белоснежные клыки хищника, он, содрогаясь, подумал, что, возможно, драконов истребили еще в те, легендарные времена. Потому что невозможно уйти живым от такого врага.

Мантикора возвышалась над подошедшим к ней магом так, что казалось, он собирается пройти под какой-то странной на вид лохматой аркой, образованной передними лапами и мощной грудью твари. Мантикора в сладострастном нетерпении вбирала и выпускала когти, предвкушая ужин. Змей Могашшин не дошел до нее нескольких шагов и отступил в сторону, пропуская вперед детей, которые автоматически продолжали двигаться с застывшими, остекленевшими глазами.

Лондэку показалось, что мантикора благосклонно кивнула старому магу, прежде чем принялась за трапезу...

Сидя у себя в каморке, где стояли у стен алебарды и копья, где висели смазанные жиром кольчуги и доспехи, где тяжелый прямой меч, добытый в бою с гемертами, ждал, пока его заточат и отполируют, Лондэк пытался молиться. Он никогда не молился прежде, даже перед сражениями, ибо всегда считал, что богам и без того все ясно. Он доверял им столь же безоговорочно, сколь до сего дня доверял своему хозяину. Но сейчас все было иначе. Лондэк сплетал и расплетал в волнении грубые, мозолистые пальцы, кашлял до слез в глазах, сбивался и повторял все заново.

– Великий Джоу Лахатал, – шептал он истово, как шепчут мальчишки, по-детски откровенно вымаливая свой первый меч или лук, – о могучий Змеебог! Это я, Лондэк, зову тебя. Неужели ты не видишь, что здесь творится зло? Я всегда надеялся на тебя и на твоих братьев, я верил в твою справедливость и мудрость. Но где же она, эта справедливость? И в чем, ответь, мудрость? Я прошу тебя, приди сюда, разберись, сделай что-нибудь!

И поскольку ни гром небесный, ни молнии не дали молящемуся знать, что его просьба услышана, он продолжил:

– Я требую, чтобы ты пришел сюда, в Змеиный замок! Ты должен, ибо ты наш повелитель, и кто, кроме тебя, защитит нас и наших детей! Да явись же ты наконец, дракон тебя задери!!!

Странная молитва, подумал бы в растерянности любой жрец. Странная, но...

– Не могу больше! – пожаловался Змеебог, обращаясь к га-Мавету. – Такое впечатление, что он прямо в ухо кричит!

– И что кричит? – осведомился Черный бог.

– Явись, кричит. И ругается при этом.

– Так пойди туда, – пожал плечами га-Мавет. – Нужно человеку, вот и кричит.

– Если я сейчас к нему прибуду, как джинн из бутылки, то меня начнут рвать на части.

– Тебя порвешь, – заметил Арескои, подходя к брату. – В чем проблема-то?

– Молящийся у братца объявился, – ответил желтоглазый вместо Змеебога. – Кричит так, что у Джоу уши заложило.

Арескои нахмурился:

– И часто до тебя молитвы доходят?

– Нет, – признал Джоу Лахатал, заканчивая обряжаться в ослепительные белые доспехи. – Только поэтому и пойду, что так меня еще никто не звал. Да иду, иду! Вот напасть...

... Лондэк оторопело помотал головой. Только что у него над ухом глубокий, мощный и слегка рассерженный голос произнес:

– Да иду, иду!

Это вполне можно было бы считать ответом великого бога, но капитан замковой стражи не счел возможным поверить в то, что Верховный Владыка Арнемвенда говорит с ним лично. И потому немного испугался.

– Где он? – спросил рыжий.

– Кто? – искренне заинтересовался Джоу Лахатал, опоясываясь мечом.

– Молящийся, – пояснил Арескои.

– В Сарагане. Ругается, что я не мудрый и не справедливый. А кто ему, интересно, утверждал обратное? С того бы и спрашивал...

– Постой, брат! – Победитель Гандарвы протянул руку в черной латной перчатке и придержал Змеебога за локоть. – Не торопись. Я пойду с тобой.

– Зачем? – Лахатал приподнял правую бровь. – Я туда и обратно.

– Я тоже – туда и обратно. Не волнуйся, в Сарагане не останусь. Просто не нравится мне эта история.

Джоу Лахаталу история эта тоже не нравилась, но упрям он был неимоверно. И хотя в последнее время характер его отчасти улучшился, но все же не настолько, чтобы взять и сразу согласиться с зеленоглазым богом.

– Я пока еще не беспомощный младенец и не нуждаюсь в том, чтобы меня за ручку водили в опасные места.

– Зануда ты, братец, – сообщил га-Мавет, а сам подумал: «Как, однако, мы изменились – прежде никто бы не рвался сопровождать Джоу, скорее уж ждали бы, когда трон освободится. Но и занудой я бы мог назвать его в первый и последний раз в жизни».