Андрей Посняков - Кремль 2222. Коломна Страница 2

А вот это было серьезно, о насмешке над племенным божеством Сгон вполне мог доложить волхвам… с которыми, правда, не очень ладил – поссорились из-за какой-то девки, – но доложить мог, особенно если его разозлить. Вот это-то Рат понимал вполне, а потому – тут же повернулся к бригадиру с самой широкой улыбкой:

– Ну, ты это, Сгоне, не сердись. Бригадир ты неплохой, о том все знают…

Сглотнув слюну, Сгон что-то проворчал, но видно уже было – злость его понемногу проходит. Размахнувшись как следует, он нанес сокрушительный удар… тут и Рат подсуетился слегою – навалился, толкнул…

– Пошла, пошла, пошла!!! Па-берегись!!!

Сминая на своем пути все, великан упал в низину, застряв в густых кронах таких же сосен.

– Что стоите, глаза таращите?! – бригадир со злобой обрушился на пильщиков. – Давайте, подрубайте сучки́!

Похватав маленькие топорики-сучкорубы, пильщики опрометью бросились исполнять приказание. Никто их них не спорил, не ругался, даже не ворчал. Да и кому там спорить-то? Все отроки лет по четырнадцать-пятнадцать, из старших только Сгон, Рат да Легоша – и тем еще двадцати нету. Остальные мужики да парни – кто на других участках лес валит, кто на башнях караульную службу несет, кто молодежь биться учит. Ну, а кто кузнец – тот кузнец, тому многое можно.

Бригада Сгона забралась нынче далеко, версты на четыре от Пятницкой башни, которая, вообще-то, раньше была не башня, а Ворота, но сейчас – да давно уже – такие времена, что никаких ворот не надобно.

Упала на слеги высвобожденная пильщиками сосна, и парни тут же принялись обрубать с упавшего ствола сучья.

– Хорошо б караульного сменить, – поглядев в небо, негромко промолвил Ратибор. – Выставляли – солнышко – во-он над той сосной было, а сейчас – эвон где! Не, конечно, твое дело, Сгон, ты ведь бригадир, не я.

– Рано его сменять. – Сгон поднял с лапника, которым были укрыты пожитки, объемистую плетеную флягу с квасом, и, сделав пару глотков, хмуро насупился. – Что он там делает-то? Лес рубит-валит? Или, может, корчует пни? Сидит себе, да глаза пучит. А ты говоришь – устал.

– Глаз тоже устать может, Сгон, – осмелился подать голос Легоша – легкий сердцем увалень, добряк, правда, увы, не рукодельник – в кузнечном деле ничего у него не выходило, как ни старался. Разве что молотобойцем – и то…

– А ну вас! – окрысился бригадир. – Да что ж это такое-то? Один гундит целый день, второй… Сейчас обед объявлю, а вы в это время, ежели охота, так сбегаете, часового проверьте – мало ли что?

Ратибор расправил плечи:

– Это приказ, Сгон?

– Считай, что приказ.

Пробирались лесом, впереди Рат, за ним – Легоша, упарились. Хоть и недалеко было идти, а все ж кругом одни завалы, буреломы, урочища.

– Матушка рассказывала, будто где-то на севере такое же урочище есть, Старцевским называется. И будто бы в глухую старину некий атаман или полковник, а может – старший сержант, звали его Заруцкий, спрятал целый воз золотых монет.

– Надо же, – треща кустами, ахнул позади увалень. – Целый воз! Интересно, какими монетами? Если там есть, где мужик сеет, то…

– Тсс!!! – Ратибор резко обернулся и присел, приложив палец к губам.

Тут же замолчав, Легоша нырнул в кусты смородины, с неожиданной для его комплекции ловкостью подполз к напарнику и свистящим шепотом спросил, что там такое?

– Глянь-ка на тот пенек, – Рат кивнул влево, на ничем не примечательную корягу размерами сажени с полторы, всю обвитую ветками, с толстыми многочисленными корнями, казалось, уходящими глубоко в землю, в густой серовато-зеленый мох, после недавнего дождя покрытый оранжевыми раковинками лисичек – увы, после Последней Войны есть их было нельзя.

– Думаешь, за ним кто-то прячется? – медленно вытаскивая из ножен меч, все так же, шепотом, поинтересовался увалень.

Ратибор дернул шеей:

– Нет. Мне не нравится сам пень. Кажется, я его уже видел в самом начале пути.

– Ха! Да там пней… Корчевать не выкорчевать.

– И то правда, – подумав, согласился Рат. – Ладно, идем… И давай-ка повнимательней.

Поднявшись на ноги, парни зашагали дальше, только на этот раз – куда медленнее. Ратибор незаметно – словно бы чувствовал на себе чей-то недобрый взгляд – передвинул поудобнее ножны, напарника же послал вперед, оставаясь в арьергарде.

Густой кустарник и буераки затрудняли движение, и Рат часто останавливался, вроде бы отдышаться… а на самом деле осматривался, внимательно, незаметно и быстро.

И заметил тот же самый пень! Позади, в десятке шагов…

Легоша, обернувшись, вопросительно глянул. Рат отмахнулся – мол, иди, куда шел, как договаривались… а сам вдруг резко свернул влево, прикинулся, будто что-то там искал, что-то важное, очень важное…

И все косил краем глаза на пень. А тот, как ни в чем не бывало, вдруг сдвинулся с места, сделав шаг… другой, третий. С еле слышным чавканьем корни вылезали из мха, и снова впивались в землю, перенося за собой мощную колоду… Вот что-то сверкнуло красным. Глаза? Ай да любопытный пенек!

Активно делая вид, что раскапывает – или закапывает – что-то меж корнями приземистой, с широкими лапами, ели, юноша приготовил меч. И когда пень неосторожно приблизился шагов на пять, Рат резко развернулся и прыгнул.

Пень выстрелил прутьями, стараясь отбить меч и целя в лицо…

Пружинисто приземляясь на ноги, Ратибор пожалел, что не смог расколоть эту назойливую колодину с первого наскока… теперь пришлось сражаться. Именно так – сражаться. Ибо обладающий корнями-ногами, глазами и, вероятно, злым разумом, пень оказался весьма серьезным противником. Рат и опомниться не успел, как его левую ногу охватил вынырнувший из-под земли корень. Перерубив его, юноша едва успел подставить клинок под новый выпад. Проклятая колода на этот раз вложила в бросок ветвей всю свою недобрую силу… и напрасно. Люди Пятницкой башни недаром считались лучшими кузнецами. Наткнувшись на острое лезвие, ветви бессильно упали наземь… И снова поползли корни. Впрочем, поползли – это еще мягко сказано! Корни внезапно взметнулись, взлетели, словно распрямившаяся пружина, один удар пришелся Рату по левой руке – ее словно ошпарило кипятком, а кисть онемела. Но… все же бояре башен не зря учили молодежь. Не зря почти ежедневно тренировался и Ратибор. А уж о качестве клинка говорить не приходилось – надежнее некуда. Мужики шутили – мол, словно топор, деревья рубит.

Сейчас как раз был такой случай.

Ну, проклятая колода… Получи!

Юноша словно затанцевал – как учили, – бегая вокруг пня кругами, уходя из-под ударов разящих веток и корней, и рубил, рубил, рубил – только щепки летели. Вот уже поредели под разящими ударами ветки, уже и корней осталось мало – и движения пня резко замедлились, лишь из-под обрубков веток яростно краснели глаза… Вдруг толстый, заостренный на конце, словно хорошо закаленное копье, корень пролетел над головой вовремя увернувшегося парня. Ратибор не просто увернулся – присев, рубанул клинком, и теперь уже пришлось уворачиваться от какой-то капающей из обрубка вязкой густо-зеленой гадости, чем-то похожей на кровь.

Увернулся. Одним прыжком подобрался к самому пню… Ударил. Крякнув, пень развалился надвое. Обычная старая колода, только внутренности – необычные. Какие-то осклизлые темно-бурые кишки, расплывающаяся, уходящая в мох, красновато-зеленая слизь – мозги, что ли?

Быстро как-то все прошло-то… И бражки махнуть не успел бы. Даже малую кружку.

– Ох! – подбежав, удивленно хмыкнул Легоша. – Это что ж такое было-то, а?

– Лесовек, – Рат нагнулся, тщательно вытирая об папоротник залитое слизью лезвие. – Силен оказался, гадина. Ловок!

– Лесовек?! Так это не сказки? – увалень не мог отвести глаз от останков твари. – Старые охотники про таких рассказывали. Лесовеков Великий Био в наших лесах извел, великим пламенем выпалил, как и всю прочую нечисть… – Легоша благоговейно поднял вверх руки. – Слава ему, во веки веков!

– Слава, – без особого благоговения откликнулся Ратибор. – Мне матушка покойная про таких тварей рассказывала. Залучит, мол, хищное дерево какую-нибудь молодку к себе в тенета и… От такой связи лесовек и рождается. Ублюдок. Хищный, подлый… Чем ближе к Москве, тем таких больше.

Вообще-то, матушка много чего Рату рассказывала, в том числе – и про племенное божество, Великого Био. Была она нездешней, из Москвы, разрушенной во время Последней Войны почти до основанья и полной всяких гнуснейших тварей. Нормальные обычные люди там остались только в подземельях Кремля, да так почти двести лет там и жили, и выбрались на поверхность сосвем-совсем недавно. А до того времени матушка Рата была добытчицей, одной из немногих женщин, которой дозволялось выходить из бункера на поиски необходимых материалов. Очень ловкая и сильная, вдобавок на нее не действовала радиация… которая была и здесь, в пределах Коломенских башен. Во время рейда женщину захватили жуткие дикари-мутанты нео-люди (или, для краткости, просто – нео). Затем пленницу то перепродавали, то проигрывали в кости, то она сама сбегала, пока не очутилась в конце концов в Пятницкой башне, на развалинах бывшей Коломны.