Вадим Волобуев - Кащеево царство Страница 59

– Откуда знаешь? – буркнул Арнас.

– Югорцы же и сказали. Не все же там головорезы, есть и хорошие люди.

– Выходит, побили русичей?

– Выходит, что так.

Лицо пермяка омертвело, он прошептал:

– Но почему? Как же так получилось? – Ошеломлённо развернувшись, он открыл дверь и шагнул наружу. «Как же это произошло? – думал он, идя куда глаза глядят. – Всё было предрешено, и вот на тебе! Почему, отчего? Не могу понять». Вдруг он остановился как вкопанный и ударил себя по лбу. Ну конечно же! Крестос! Вот кто виноват в разгроме. Он же пообещал Нум-Торуму отступить, если тот отдаст Арнаса. Так и случилось: славянский демон покинул своих чад, и новгородцы были разбиты. О чём же думал Крестос, оставляя русь на растерзание югорским духам? Коварный, жестокий бог. Совсем не печётся о своём народе. Зачем он спас Арнаса? Зырянине мог этого понять. Но одно ему было ясно: чем быстрее он уберётся из этой проклятой земли, тем лучше. Сделав такой вывод, он вернулся в избушку Мис-нэ и объявил с порога:

– Я ухожу. – Повернувшись к беглянке, добавил: – Можешь пойти со мной, женщина.

– Благодарю за честь, – усмехнулась та. – Но я лучше пережду зиму здесь, а весной спущусь на лодке.

– Тебя могут найти югорцы.

– Не найдут. Это место под надёжной охраной. Мис-нэ не даст меня в обиду. Правда, голубушка? – с улыбкой повернулась она к девушке.

– Истинная правда, – кивнула та, пробуя на вкус кипящую в котле похлёбку.

– Как знаешь. А я ухожу. – Арнас поднял глаза на Мис-нэ. – Дашь ли ты мне лыжи и лук со стрелами?

– Конечно. А ещё крючок и конскую нить, чтобы ты мог удить рыбу. И топор.

– Благодарю. И ещё мою старую одежду.

– Зачем? Носи эту. Твоя совсем прохудилась.

– Пускай так. Но я хочу быть в своей.

– Хорошо. Правда, черки твои я бросила в огонь. Извини. Они были так изношены, что я решила выкинуть их.

Арнас закусил губу, хмуро глядя на девушку, затем ещё раз обронил: «Благодарю» и ушёл готовиться к походу.

Он не хотел грубить хозяйке, но не мог и отказаться от подозрений в отношении неё. Всё ему мерещилось, будто она вместе с Крестосом что-то замышляет, а потому в каждом её слове и поступке Арнасу виделось второе дно.

Как ни уговаривала его Мис-нэ, Арнас остался непреклонен и в тот же день покинул её дом. Ему не хотелось оставаться на ночь с беглянкой и её детьми. Кто знает, может, они посланы, чтобы сбить его с дороги? Мис-нэ снабдила его припасами и пожелала счастливого пути. В её устах это звучало как настоящее заклятье, которое должно было уберечь пермяка от злых духов. Не сказать, чтоб он поверил ей, но где-то в глубине души эти слова придали ему уверенности.

И в самом деле, путешествие его пролегало легко и приятно. Даже лютый мороз не слишком тревожил Арнаса – он шёл так лихо, что не замечал стужи. На ночь пермяк строил шалаши и разводил костры, днём бежал на лыжах – замерзать было некогда. О пище он тоже не заботился: припасов, что дала Мис-нэ, должно было хватить до самого Камня, а там Арнас надеялся пополнить запасы охотой и подлёдным ловом.

Пермяк шёл лесом, опасаясь выходить на открытое пространство. Скальпы югорских хонтуев, привязанные к поясу, ободряюще действовали на него, веселили сердце. И всё же Арнас был угнетён. Необъяснимое и внезапное поражение новгородцев расстроило его. Он винил во всём Крестоса, но чувствовал, что истинная причина зарыта глубже. Вновь и вновь возвращался он мыслями к непонятному поведению русского бога и силился отыскать в нём разгадку тайны. Наверняка Крестос получил что-то от Нум-Торума. Но что? Арнас мог лишь гадать.

На третий день, ближе к полудню, когда клюквенный шарик солнца едва показался над окоёмом, а в густых кронах беломошника забрезжил слабый молочный свет, Арнас вдруг услышал ужасные вопли. Они доносились с полуденной стороны, где протекала река, по которой русичи явились в Югру. Самой реки Арнас пока не видел, но твёрдо знал, что она там. Берегом этой реки он и хотел пройти через Камень. И вот, услышав эти крики, он остановился, поражённый, и невольно потянул со спины лук. Быть может, русичи, обозлённые неудачей, схватили какого-то югорца и мучают его? А может, это югорцы терзают новгородского пленника? В любом случае его это не касается. Чем менее заметным он будет, тем с большей вероятностью доберётся до дома. Доводы были разумны, но голос совести говорил иное. «Возможно, там мучают невинного, а ты – единственный, кто может помочь ему. Неужто ты не сделаешь этого?». Арнас постоял, размышляя, потом вздохнул и во весь дух помчался на помощь несчастному.

Действительность оказалась ещё ужаснее, чем он предполагал. На маленькой луговине, затёртой меж кривых пихт и приземистых елей, лежал окровавленный человек, терзаемый огромным волком. Чуть поодаль валялся мешок, из которого выкатилось золотое изваяние, изображавшее беременную Сорни-Най. Арнас на мгновение опешил, узрев такое, но тут же стащил со спины лук, натянул тетиву и выстрелил. Зверь по-собачьи взвизгнул, упал на грязный снег и завертелся на месте, пытаясь выдрать зубами стрелу. Пермяк неспешно заскользил к нему, осторожно высматривая в чаще других хищников. Волки редко ходят поодиночке – если один из них набрёл на добычу, скоро здесь должны появиться и дружки. Но лес молчал, не шевелилась ни одна веточка, и недвижимо висела хрустальная паутина лозняка кругом.

Волчьи визги понемногу затихли, зверь перестал извиваться, лишь слабо подрагивал всем телом, не сводя глаз с приближающегося пермяка. Тот перевёл взор на богиню, ядовито желтевшую в истоптанном снегу, потом посмотрел на полумёртвого человека. Откуда взялась у него столь ценная вещь? Ни лицом, ни одеждой человек не походил на пама или хонтуя, более того, он не походил даже на югорца. Арнас снова поглядел на волка, и вдруг какое-то озарение прожгло ему живот и грудь. Это был не волк, а оборотень, в теле которого скрывался верховный пам Югры. Да-да, вне всяких сомнений – это был он, жестокий шаман, устроивший резню зырян в столице. Превратившись в волка, он устремился в погоню за похищенной богиней, и здесь, на этой луговине, встретил свою смерть. Наверно, это не случайно, – подумал Арнас. Богам так угодно, чтобы они сошлись в этом месте. Может, ради этой встречи Крестос и освободил его? Вот и разгадка. Русский бог вызволил его из лап Куль-отыра, чтобы уязвить богов ещё сильнее. Теперь-то всё встало на свои места. Выходит, Крестос незримо вёл Арнаса по тайге, и ныне, столкнув его лоб в лоб с памом, дал понять, кто скрывается под волчьей шкурой.

– Вот мы и встретились с тобой, кровавый пам, – проговорил Арнас, усмехнувшись.

Он достал из-за пояса топор и, размахнувшись, отрубил волку голову. А истерзанный человек, глядя куда-то в небо, вдруг прохрипел по-славянски:

– Савка во всём виноват. Кабы не его перевет, ничего бы не было…

Арнас вздрогнул, устремил на раненого пристальный взгляд. Лик умирающего показался ему знакомым. Ну конечно же! Это был один из тех воев, которых он сам водил в дальние урманы бить югорских хонтуев. Правда, теперь ратник весь зарос бородой, распоротая одежда клочьями висела на теле, а на исхудавшем лице ничего не осталось от того добра молодца, что так лихо рубал югорских бойцов. Если бы не славянская речь, Арнас, пожалуй, и не узнал бы его. Откуда у этого головореза Сорни-Най?

– Как тебе звать? – спросил Арнас.

Ратник замолк, прислушиваясь, потом вдруг слепо улыбнулся и заговорил, глядя в небо:

– По глупости и неразумию, Господи… Неграмотен я, перед бесами слаб… Они, сволочи, подвигли на зло…

Арнас безнадёжно покачал головой. Русич явно бредил. Добить его, чтоб не мучился? Или спросить ещё раз?

– Кто ты? – повторил зырянин, предельно упростив вопрос, чтобы тот просочился в затухающее сознание воина.

Ратник вроде сообразил, что к чему, и ответил слабым голосом:

– Упырь Дырявый. Из ушкуйников я. С воеводой Ядреем на Югру ходил. Прими меня в объятия свои, и прости грехи мои…

Кажется, он принимал Арнаса за бога или кого-то ещё, стоящего при вратах горнего мира.

– Откуда ты иметь Сорни-Най? – громко и с расстановкой произнёс Арнас.

Новгородец вдруг перевёл зрачки на пермяка. Взгляд его немного прояснился.

– Неграмотен я, – с трудом повторил он. – Слов таких не знаю. А ты послушай, что скажу. Сдохну скоро, так хоть ты правду знать будешь… Савка всему злу корень. Он с князьком югорским перевет держал. Он молодцов новгородских сгубил. И воеводу с Яковом… и попа нашего… Он всему виной. А меня подрядил, чтоб я ему Бабу Золотую спёр. Я и спёр, потому как жить хотел… А потом Савку этого прирезал как свинью. Он на то сам напросился. Получил по делам своим. Не от жадности на злодейство пошёл, а по слабости своей, да ещё за ребят отплатить ему хотел. Там ить, среди убиенных, товарищи мои были… дружки… Так что ж мне, терпеть мерзости эти? Не снесла душа… Прирезал я его, был грех. Не казни меня за то… имей снисхождение…