Пепел Бикини - Петров Лев Страница 21

— Ну, Удзуии-сан… — Митоя осторожно наполнил крошечные чашечки зеленым сакэ. — Я бы сказал, что вы сегодня чересчур пессимистично настроены. Утешьтесь. Ведь и другие народы не могут похвастать тем, что плоды пота и крови их отцов слаще. Не вижу большой разницы между нами и ними. Если кто и добился чего-нибудь дельного, так это, конечно, русские.

— Да, этим повезло.

Они помолчали, прихлебывая крепкий напиток.

— Возможно, вы и правы, Митоя-сан, — снова заговорил Удзуки. — И я сетую на грустную судьбу японского народа только потому, что сам принадлежу к нему. Возможно, другим народам не легче… И сейчас такое время, что все человечество обречено на безмерные страдания, если оно не одумается, не перестанет играть с атомным огнем. Но свое дитя плачет громче всех. Да и со стороны, конечно, видно, что в Японии неблагополучно. Ничего определенного! — Удзуки презрительно фыркнул. — Американцы тянут в свою сторону, социалисты — в свою, промышленники — в свою. Народ изголодался, оборвался, устал… Поневоле начинаешь думать, нет ли истины в том, что говорят коммунисты.

Митоя покачал головой:

— Нет, коммунисты не для нас. Хотя даже у вас многие видные люди сочувствуют коммунистам. Возьмите Ояма. А Ямава Гихэй — знаете, известный биолог, — он ведь вступил в японскую Компартию. Возможно, он считает, что только коммунисты предлагают пусть тяжелый, но зато определенный выход из того безобразного положения, в котором очутилась наша страна. Не знаю.

— Между прочим, — сказал Удзуки, — как-то я разговорился с рыбаками «Счастливого Дракона», и они рассказали мне о своей жизни. Я выяснил прелюбопытную вещь. Оказывается, многие из наших рыбаков, особенно молодежь, нанимаются на рыболовные шхуны вовсе не ради заработка.

— Вот как?

— Заработок за сезон слишком мал — восемь, от силы десять тысяч иен. Одни только резиновые сапоги стоят тысячу. Рыбаки идут в море для того, чтобы досыта поесть рыбы. Каково? Этого не было даже в годы войны.

— Да-а… — Мятоя задумчиво постучал пальцами по столу. — Кстати, Удзуки-сан, как идет лечение этих рыбаков? За последнее время я так увлекся административными делами, что совсем забросил врачебную практику.

— Лечение идет скверно, — не сразу ответил Удзуки. — Очень скверно. У всех тяжелые поражения костного мозга. И самое неприятное — крупные концентрации радиоактивной дряни в живых тканях организма. Сейчас пробуем переливание крови — возможно, это и поможет. Самочувствие у всех у них ужасное, не исключая тех семерых, которые находятся в вашем госпитале. Но хуже других состояние радиста Кубосава. Боюсь, что у него поражена еще и печень.

Он задумался на минуту, потом вдруг оживился;

— Помнится, вы рассказывали, как неласково встретили Нортона ваши пациенты со «Счастливого Дракона». Представьте себе, такая же история повторилась и в Первом национальном. Больные заявили, что они не морские свинки и не позволят производить над собою опытов. Словно сговорились. Насилу я их успокоил. Но американцы страшно обиделись. Нортон заявил протест. Кричал, что такого варварства не было со времен холерных и чумных бунтов, что это не что иное, как заговор и саботаж со стороны японских врачей, что он будет жаловаться, что умоет руки и так далее…

— Настоящий скандал, — прищурившись сказал Митоя. — Рыбаки поставили меня в неловкое положение. Я.тоже в разговоре с Нортоном упомянул о морских свинках, и теперь он, разумеется, убежден, что больных подстрекал я, хотя мне в голову это не приходило.

— К сожалению, у нас нет выбора, — вздохнув, отозвался Удзуки. — Пусть они экспериментируют, только бы лечили. Будь у меня дюжина, врачей и необходимые препараты, я бы с радостью отказался от великодушной помощи Нортона. Нам в руки попадают далеко не все материалы, которые они получают, исследуя ход болезни.

— Коммерсанты… Хотят сохранить за собой монополию на лечение, чтобы наживаться потом на каждой облученной душе, — пренебрежительно буркнул Ми-тоя.

— Вы просто ненавидите Нортона, Митоя-сан. Мне кажется, дело не только в этом… — Удзуки закурил и бросил обгоревшую спичку в пепельницу. — Глубже, Митоя-сан, гораздо глубже. Война — вот в чем дело! Отсюда и секретность. За Нортоном стоят генералы. Ну… не будем говорить об этом. Возможно, я и ошибаюсь… Скажите, что говорят в университете насчет радиоактивных дождей? Не выдумка ли это? Я все никак не соберусь разузнать поподробнее.

— Кажется, правда, — сказал Митоя. — Как мне объяснили, дело здесь очень простое. Масса этого «пепла смерти», как его называют газеты, выброшенная в верхние слои атмосферы, начинает со временем оседать. Попав в насыщенный влагой воздух, каждая пылинка становится центром конденсации, вокруг которого собираются водяные капельки. Так их набираются целые тучи и…

— Понятно, понятно, — закивал головой Удзуки. — Любопытно, насколько это опасно? Вода может растворить в себе часть радиоактивной извести и станет негодной не только для питья, но заразит рис, овощи, фрукты…

— Говорят, министерство здравоохранения собирается исследовать этот вопрос, — сказал Митоя, вертя в руках спичечный коробок. — Между прочим, вчера, выступая по радио по случаю дня рождения императора, дворцовый мажордом объявил, что управление двора запретило готовить блюда из тунца для его величества.

— Его императорское величество, — Удзуки привычным движением сложил руки и склонил голову, — изволил поступить вполне благоразумно, отказавшись от этой опасной теперь рыбы.

Некоторое время оба молчали. Удзуки рассеянно перелистывал какой-то журнал. Вдруг он негромко рассмеялся и протянул журнал Митоя:

— Посмотрите, уважаемый друг; Как вам это нравится?

Это была карикатура, изображающая сирену, которая, сидя по пояс в морских волнах, звала в свои страстные объятия молодого человека в шляпе и очках. Молодой человек, однако, не спешил погибнуть. Он осторожно протягивал к соблазнительнице что-то вроде рупора с проводами, присоединенными к наушникам.

— Перед тем как пасть, — сказал Удзуки, — он пробует ее на радиоактивность, опасаясь, что она приплыла с Бикини. Остроумно, не правда ли?

— Во всяком случае, характерно, — со вздохом отозвался Митоя. — На мой взгляд, этот молодой человек тоже изволит поступать вполне благоразумно.

Он бросил журнал на стол. За окнами сгущались сумерки.

— Несчастная страна, несчастный народ! — пробормотал Удзуки. — Мало нам землетрясений, тайфунов! Теперь мы еще и единственная в мире нация, стоящая перед угрозой массового радиоактивного заражения.

И он залпом выпил сакэ из своей чашки. Митоя зажег настольную лампу.

…пепел Бикини

Губернатор префектуры, старый, умный и очень опытный человек, ехал в Коидзу. Он не любил выезжать из своей резиденции, разве только в столицу, по вызову премьер-министра. Но сейчас случай был исключительный. События лета 1954 года оказались слишком сложными и непонятными даже для него — старого, много повидавшего на своем веку администратора. Впервые за свою жизнь он почувствовал растерянность. Стыдно было признаться самому себе, что он разбирается в политической обстановке не лучше своего болвана-секретаря, который сидел сейчас на диване напротив и сосредоточенно полировал ногти какой-то замысловатой штучкой. Губернатор презрительно поморщился и отвернулся к окну. Автомотриса, плавно покачиваясь, неслась мимо залитых солнцем лугов, крестьянских домиков с соломенными и черепичными крышами, мимо небольших аккуратных рощиц. Мелькали решетчатые столбы линии высокого напряжения, вдали темнели силуэты горных вершин. Он, глава префектуры, продолжал размышлять губернатор, потерял всякую ориентировку: Происходило нечто странное и страшное, чему не было никаких аналогий ни в истории Японии, ни в истории любого другого государства. Мир встал на дыбы, и даже богам вряд ли известно, чем все это может кончиться.

Все началось, с того, что где-то далеко в океане американцы взорвали таинственную сверхбомбу и «пеплом смерти», образовавшимся при взрыве, засыпало двадцать три японских рыбака. Рыбаки эти лежат теперь в госпитале, испытывают страшные мучения, и некоторые из них, очевидно, умрут. Но если бы дело ограничилось только этим инцидентом, можно было бы поругать американцев, содрать с них компенсацию за убытки и забыть о случившемся. Ведь взрывались уже над Японией атомные бомбы, были убиты и обожжены десятки тысяч людей. Губернатору самому приходилось видеть мужчин и женщин, прячущих под противогриппозными масками пятнистые, изуродованные лица. Да, это было и, по правде говоря, забылось. То есть об этом можно больше не помнить. Точно так же можно было бы забыть и про сверхбомбу, и про зловещий «пепел Бикини», и про отравленных рыбаков. Но…