Пепел Бикини - Петров Лев Страница 26

— Я осмелился навестить вас по делу, которое, по моему глубокому убеждению, должно вас заинтересовать. — Вакасо нагнулся, расстегнул портфель и достал из него лист бумаги с коротким текстом, отпечатанным крупными иероглифами. — Меня послал к вам городской комитет борьбы за запрещение испытаний и применения водородного оружия. Вот воззвание комитета. Я хотел бы зачитать его вслух.

Мотоути протянул руку:

— Разрешите взглянуть.

Он дважды прочел текст, сначала бегло, затем медленно и внимательно.

— Это очень правильно, — проговорил Мотоуги. — Очень правильно. Только… почему вы не обратились с этим воззванием раньше?

— К сожалению, — вздохнул Вакасо, — многие… даже большинство из нас, не желают понимать самых, казалось бы, простых вещей, пока это не затронет их личных интересов. Вспомните хотя бы себя…

— Вы правы, вы правы, — смущенно согласился Мотоути. Он приподнялся на локтях и крикнул: — Эй, друзья! Хомма! Господин Одабэ! И ты, сэндо! Смотрите, вот воззвание с требованием запретить водородную бомбу. Господин Вакасо пришел сюда что бы мы подписали, не так ли?

Вакасо кивнул.

Сэндо неприятно усмехнулся.

— Этими воззваниями занимаются всякие… как их… коммунисты, анархисты, социалисты, — сказал он. — Это не наше дело. Мы люди простые.

— Ничего подобного. — Вакасо живо повернулся к нему. — Коммунисты здесь ни при чем, хотя они, кажется, тоже целиком и полностью поддерживают наше движение. Но так поступают все честные люди! Под этим текстом подписываются девять из десяти японцев! Огромное дело… Народ зашевелился. Всюду митинги, собрания. Заметьте, пока это проводится только у нас в Японии… вернее, в одном Токио. А не сегодня-завтра такие воззваний будут подписывать во всем мире. Как Стокгольмское…

— Ну и пусть подписывают!

— Но ведь вы же сами, господин Тотими, стали жертвой…

— Уж кто-кто, а мы-то обязаны подписать, — еле сдерживая себя, сказал Мотоути. — Нельзя допустить, чтобы американцы еще раз затеяли эту чертову игру в океане. Я подпишу, а вы как хотите.

— Погоди, что ты делаешь, Тюкэй! — Сэндо в волнении размахивал руками и сипло визжал. — Ты губишь всех нас! Если хоть один из нас подпишется под этой бумажкой…

— Тотими-сан! Что вы говорите?

— …нам не возместят убытки, не заплатят ни иены…

— Погодите, Тотими-сан…

— Дурак! — сказал механик сквозь зубы, торопливо выводя иероглифы своего имени. — Дурак и подлец! Ты потерял стыд, сэндо! И если бы я мог сползти с койки…

— Нет, так нельзя, — вступился несколько ошарашенный Вакасо. — Подпись эта — дело совершенно добровольное. Дело совести каждого японца.

— Значит, видно, это не дело сэндо… А вы как? — Мотоути обратился к Хомма и Одабэ.

Хомма поспешно протянул руку за карандашом. За ним расписался и капитан. Возвращая, воззвание Вакасо, он с усмешкой сказал механику:

— Не трогай сэндо, Тюкэй. Он — другой человек и многого не понимает…

Сэндо злобно сплюнул:

— Дураки! Право, дураки! Ну, дожили? Ни гроша теперь не получите, помяните мое слово! Не думаете о своих семьях. А ведь у вас у каждого в кармане было бы по сто миллионов, не меньше…

Вакасо подпрыгнул на стуле:

— Сколько?

— Сто миллионов

Посетитель растерянно заморгал:

— Простите, Тотими-сан, я не совсем понимаю… Сто миллионов иен вы имеете в виду?

— Конечно!

— Да кто вам внушил эту фантазию?

— А как же? Господин государственный секретарь Андо потребовал от американцев за убытки два с половиной миллиарда. Так? Ну и что же?

— Нас двадцать три человека. Разделите-ка два с половиной миллиарда на двадцать три — получится примерно столько…

— То есть позвольте, господин Тотими… — Вакасо изумленными глазами уставился на сэндо. — Вы хотите сказать… Вы серьезно думаете, что два миллиарда с половиной целиком разделят между вами?

— А кому же еще они достанутся, по-вашему? — просипел сэндо, приподнимаясь на локте. Удивленный тон посетителя, по-видимому, не на шутку встревожил его. (Механик, капитан и Хомма с любопытством прислушивались к разговору.) — Кто еще, кроме нас, может получить эти деньги?

— Я не хотел бы огорчать вас, Тотими-сан, — с беспокойством проговорил Вакасо, — но дело в том, что…

— Нет уж, говорите, пожалуйста… Мы, рыбаки, люди темные, можем и ошибиться.

— Вот видишь, сэндо! — весело сказал Мотоути. — Выходит, что знать повадки тунца и уметь считать по пальцам — еще не все, что нужно умному человеку.

— С вашего разрешения, я объясню, — поспешно сказал Вакасо. Он подумал немного. — Конечно, я не специалист, но это довольно очевидно. Гм… Видите ли, эти два с половиной миллиарда иен американцы выплатят… если только выплатят… нашему правительству, а не вам. Об этом писали и в газетах. Сумма компенсации предназначена для покрытия всех — понимаете, всех — убытков государства, причиненных водородным взрывом.

— Но ведь пеплом смерти засыпало нас, а не государство! — хрипло сказал сэндо.

— Это верно. Однако в первую очередь деньги получите не вы, а рыбопромышленники, которые потеряли сотни миллионов на зараженном тунце…

— И наш Нарикава, — вставил механик.

— Да, господин Нарикава тоже, конечно, получит. Затем, по-моему, выплатят рыбоконсервным заводчикам. Страховым обществам. Военному ведомству…

— А оно-то при чем тут? — удивился Мотоути.

Вакасо засмеялся:

— Военному ведомству всегда перепадет из любых средств. Дальше… Министерству здравоохранения за ваше лечение. Правительственным чиновникам… гм… за надзор и все такое прочее. Ну, и многим другим.

— А как же мы? — чуть не плача, пробормотал сэндо.

— А нам, — с издевкой сказал Мотоути, — принесут оставшиеся крохи и скажут: «Вот вам за ваши обожженные потроха, подавитесь и не нойте».

— Э-э… это вы уж слишком, господин Мотоути, — покашливая, сказал .Вакасо. — Конечно, пострадавшие будут вознаграждены. Ну, не сто миллионов, правда, но все же… Думаю, вы получите достаточно, чтобы безбедно прожить до конца своих дней.

— Хоть по сто тысяч досталось бы! — Сэндо, мокрый от волнения и разочарования, выглядел таким жалким, что даже механику стало жаль его.

— Ничего, Тотими-сан, — серьезно проговорил он. — Выдадут достаточно для того, чтобы безбедно дожить свой век. Впрочем… ведь теперь все равно не выдадут — мы подписали воззвание…

Вакасо засмеялся:

— Вы большой весельчак, господин Мотоути. Но не надо шутить так зло. Господин Тотими может обидеться. Я не думаю, чтобы ваши подписи как-нибудь повлияли на вопросы компенсации.

Сэндо, отвернувшийся было к стене, стремительно сел на постели:

— Не повлияют, вы говорите?

— Конечно, нет.

— Дайте-ка мне карандаш и эту штуку. — Он долго примеривался, крутил карандашом над бумагой, поглядывая исподлобья то на Вакасо, терпеливо сидевшего на стуле, то на Мотоути, затем вдруг решился и торопливо нацарапал свою подпись. — Я тоже не хуже других, — пробормотал он. — А вдруг это все-таки поможет?

Когда Вакасо распрощался и ушел, унося под мышкой свой портфель, Мотоути долго лежал на спине, закинув руки за голову, и размышлял. Пожалуй, вряд ли он поставил бы свою подпись, если бы не был сам жертвой «пепла Бикини»… если бы не приходили к нему со всего света слова привета и утешения… если бы не плакала Умэко… если бы… Нет, Мотоути изменился. Изменился и никогда не станет прежним. А сэндо…

Он заснул…

Утром больные, доктора, Токио, вся Япония узнала, что у радиста Кубосава отказывается работать сердце.

Палата N311

— Удзуки-сан! Удзуки-сан!

Профессор с трудом раскрыл глаза и сел на кровати. За окном кабинета было темно, на потолке застыл световой квадрат от наружного фонаря.

— Удзуки-сан! Вы проснулись?

— Да-да. В чем дело?

— Кубосава опять плохо. Слабеет сердце.

— Иду. — Удзуки неловко поднялся на ноги и взглянул на часы.

Четверть второго. Значит, он проспал всего полчаса. Полчаса за последние двое суток. Но сон уже улетел от него. Он наскоро причесался и вышел в коридор. Ковровая дорожка заглушала шаги. У двери в палату он помедлил, машинально разглядывая табличку с номером «311». Палата N311. Уже несколько месяцев внимание всей Японии приковано к этой палате. Да и только ли Японии?..