Михаил Хрипин - Меня разбудил кот (сборник)

Михаил Хрипин

Меня разбудил кот

Меня разбудил кот

Меня разбудил кот и сказал:

— Мне надоело, что ты ведешь себя как идиот, работая до утра, а потом смотришь во сне весь этот бред и целый день ходишь убитый. Поэтому сегодня ты будешь делать, что я скажу.

— Хорошо, — ответил я, вежливо подавляя зевок.

— Тогда сейчас ты встанешь и дашь мне поесть, а потом вернешься и будешь спать столько, сколько в тебя влезет. Пока кости ломить не начнет. Ты не будешь смотреть на часы, не будешь ставить будильник. Ты сегодня никуда не пойдешь, спортзал и магазины подождут.

— Ладно, — согласился я. Идея показалась мне стоящей.

— Потом ты проснешься и как следует поешь — тебе потребуются силы. Ты не будешь включать телефон, не будешь включать компьютер. Ты вымоешь посуду, а потом займешься уборкой. Ты подметешь и вымоешь пол, потому что я уже спотыкаюсь везде о наполнитель из моего лотка. Ты вытрешь везде пыль, даже в тех местах, о которых не знаешь, потому что я там уже побывал. Ты соберешь липким роликом мою шерсть, потому что иначе скоро придет хозяин квартиры и выгонит нас, а мне здесь уже нравится. Ты постираешь накопленное белье, потому что ты уже задолбал. Потом ты побреешься, потому что на тебя обосраться как страшно смотреть. Потом ты вымоешься, потому что мой нежный кошачий нюх уже контузит. Потом ты уберешь за собой ванную, иначе я не смогу в ней лежать, когда жарко. Потом ты снимешь высохшее белье, погладишь и уберешь в шкаф, иначе мне там не на чем спать.

— Договорились, — сказал я, начиная проваливаться в здоровый дневной сон.

— А потом ты сядешь и напишешь всё это, иначе все подумают, что ты сходишь с ума, ведь коты на самом деле не умеют говорить.

2012 г.

Небо

Баня стояла в дальнем конце участка. Мишка спрыгнул с крыльца в весеннюю слякотную кашу тропинки. Тихий послезакатный ветерок шевельнул непросохшие вихры. Обогнув клумбу с тысячей спящих нарциссов, мальчик пошлепал к дому.

Ветви старой березы гнуло к земле грузом набухших почек. Мишку осторожно погладило по макушке. Он запрокинул голову.

На него упало широко распахнутое небо. Кристально чистое, ослепительно-черное, оно призывно подмигивало в полной тишине. Мишка втянул ртом полную грудь прохладного воздуха. Тончайшее эхо космического холода пробежало по спине. Закружилась голова.

Из-за острой вершины ели, растущей в лесу за баней, выплыла звезда. Средней величины, средней яркости, незатейливо белая, она была самой притягательной частью раскинувшегося над головой великолепия. Звезда шла медленно, крадучись, но даже это неторопливое движение показалось Мишке событием исключительной важности, ведь все остальные терпеливо сохраняли предписанную астрономами структуру созвездий.

Ну какой же это спутник? У спутников антенны, они круглые и пищат. И не самолет это вовсе. Самолеты огромные, серые, пролетают с ревом, задевая елки тяжелым брюхом.

Межзвездные пилигримы, галактические скитальцы, путешествуют по вселенной, запрягая звезды, меняя их на станциях возле черных дыр.

Открытие захватило воображение Мишки. Трудно было устоять перед такой простой и такой всеобъемлющей правдой. Он ощутил слабость в ногах.

Они едут на неприметной телеге по колее Млечного пути, завихряя туманности, прислушиваясь к разноголосице пульсаров. Из кластера в кластер, через подворотни спиральных рукавов.

Мишку всасывало небо. Оглушало, скручивало, тащило за волосы. Дом, баня, клумба, деревья — все кружилось в пьянящем хороводе. Голова раздувалась, словно коричневый карлик, спешащий стать сверхновой, пыталась удержать масштабы явления, которое и словами-то не опишешь.

Звезда мимоходом пересекла Большую Медведицу и двинулась в сторону Кассиопеи. Полярная звезда ее совсем не заинтересовала. Мишка был полностью согласен: что можно делать на Полярной звезде? Там ведь, наверное, так холодно!

Мальчишку переполнял восторг. Жаркая волна поднималась от дрожащих колен, обжигала замершее сердце, рвалась с языка беззвучным стоном. Мишка поднялся и поспешил домой, чавкая сапогами, скользя по раскисшей дорожке.

Когда вбежал в дом, сияя блаженной улыбкой, мать посмотрела на него и молча покачала головой. Сердце Мишки сжалось. В этот миг он передумал: появилась идея получше. Мать ушла в комнату и вернулась с чистой одеждой. Губы плотно сжаты, в глазах смирение и обреченность. Она протянула вещи Мишке и махнула рукой в сторону бани. Когда закрылась дверь, мать тяжело вздохнула и вернулась на кухню.

Прижимая сверток к заляпанной куртке, Мишка выскочил на крыльцо.

Если она еще там, если не успела скрыться, задержалась на полустанке, может быть, он успеет подать знак.

И тогда они возьмут его с собой.

2008 г.

Пробуждение

«Евангелие истины» (1 век н. э.) открыто объявляет историю кошмаром… Для этих первых христиан, как и для буддистов, пробуждение буквально означало выход из этого кошмара. В нашей терминологии это слово означает исправление программы, которая заставляет нас действовать и воспринимать окружающий мир как плохо (неправильно) собранные роботы. Пробудившись, мы смогли бы увидеть совсем другой мир.

Не поверит мне никто, да и как в такое поверить? Помню свою первую попытку:

— Мама, а почему у тебя в голове дерево?

— Какое дерево, сынок, что ты придумываешь? Выдумщик ты мой маленький!

Ну что тут дальше говорить? Была, конечно, и вторая попытка, и третья. Вторая — это когда я попытался объяснить последствия пробуждения. А после третьей я потерял надежду на обустройство личной жизни. Так и остался одиноким бог знает кем. Или черт знает. Я так и не разобрался, смирился просто.

Одно время пытался теорию под это подвести, читал всякую макулатуру. Но что толку от жонглирования словами вроде «аура» или «шестое чувство»? Дерево — оно и есть дерево, и никак иначе не описать то, что я вижу.

Оно соткано из светящегося тумана, переливается всеми оттенками теплоты, сверкает и слегка колышется. И растет у людей в голове. Корни голубовато-белесые, словно струйки сигаретного дыма, ствол наливается лимонной желтизной, весь в прожилках, а крона полыхает сочным оранжевым. Но самое замечательное — это цветы. Они встречаются очень редко, почти никогда не вырастают достаточно крупными, но если уж они есть, дерево сверкает алыми вкраплениями драгоценных рубинов. Восхитительное зрелище, любоваться бы им бесконечно! Наверное, потому я и был таким спокойным ребенком, как рассказывают родители. Всегда внимательно смотрел в глаза.

Когда я увидел цветы в первый раз, потрясение было очень сильным. Посильнее, наверное, чем когда осознаёшь, что стал взрослым. А немного позже я задался вопросом: а что произойдет, если цветы отцветут? Долго бился над этой загадкой, не было у нее красивого решения. Но упорство и труд все перетрут, а упорства мне было не занимать. Что еще тут остается? Искать простым перебором. Хорошо еще, что народу в городе, где я живу, столько, что иной раз не протолкнуться. Вот и сверлил затылки всем подряд, как древний золотоискатель песок просеивал.

Нашел, конечно. Не так уж и редко они попадаются, как оказалось. Но результат меня не порадовал. Вместо шикарных пламенных соцветий висели мутные сгустки, словно впитывающие энергию дерева, делая его тусклым, грубым. Это показалось неправильным до отвращения. Я не находил себе места, будто обманутый ребенок, метался в растерянности, не знал, куда приткнуться. Все было чужим, испорченным. Но все решил случай.

Я натолкнулся на прекрасный экземпляр, цветы были огромными, набухшими, готовыми сбросить непомерной тяжести лепестки. И я уловил в тот же миг некую силу, которая заставляла меня предпринять что-то очень важное. Я смотрел и смотрел, пока чувство не окрепло, а потом словно фотовспышкой высветилось решение.

Это был паренек одного со мной возраста. Мы стояли на остановке, ждали автобус. Привалились спиной к стене, я — чтобы удобнее наблюдать, он — о чем-то напряженно думал. Вокруг толпа, всем безразлично, а я не чувствовал ни страха, ни стеснения. Я потянулся к нему, легонько хлопнул по плечу и сказал:

— Все нормально.

Трудно было смотреть сразу и на него, и на дерево. Но мне было ясно, что должно случиться нечто важное, и я попытался увидеть все вместе. Он поднял глаза — в них уже зарождался огонек возмущения, — но замер, оцепенел, и секунду сидел неподвижно. А передо мной разыгрывалась удивительная сцена. Дерево взорвалось алыми брызгами, лепестки вспорхнули, словно птицы, и медленно стали опускаться, вальсируя и играя друг с другом. А там, где красовались роскошные цветы, уже набухали плоды, еще едва различимые, но совсем не похожие на серую муть. Будто пойманные в прозрачную оболочку частички радуги.