Джон Уиндем - Кукушата Мидвича Страница 10

Анджела осушила стакан с водой и посмотрела на свои руки, лежащие на записях. Подняла голову, ожидая, пока стихнут разговоры. Когда воцарилась тишина, она внимательно оглядела зал, всматриваясь в каждое лицо.

— Во-первых, хочу предупредить вас, — начала она. — Мне будет нелегко объяснить, а вам еще труднее понять то, что вы сейчас услышите.

Она опустила глаза и продолжала:

— Я жду ребенка. Я очень, очень этому рада, скажу больше — счастлива. Желание иметь ребенка вполне естественно для женщины. Как естественно и то, что беременность ей в радость. И неправы те, кто боится этого. Дети это благо. К несчастью, в Мидвиче есть женщины, которые в этом положении боятся и испытывают чувство стыда. Ради них мы собрались, нужно помочь им и избавить от переживаний.

Анджела вновь оглядела зал.

— То, что случилось с нами, — со всеми женщинами Мидвича, способными иметь детей — очень странно.

В зале не раздавалось ни звука, все взгляды сосредоточились на Анджеле. Продолжая говорить, она почувствовала какое-то движение справа от себя. Повернувшись, Анджела удостоверилась, что оно исходит от мисс Латерли. Оборвав предложение на середине, она прислушалась. Слов было не разобрать, но мисс Латерли явно чем-то возмущалась.

— Мисс Латерли, — громко сказала Анджела, — я не ошиблась? Вы считаете, что тема нашего разговора к вам не относится?

Мисс Латерли встала и, дрожа от возмущения, торжественно заявила:

— Вы поняли правильно! Еще ни разу в жизни мне не приходилось… гм… я имею в виду, еще никогда я не… Миссис Зеллаби, свой протест против злобной напраслины, возводимой вами на наше общество, я выражу позднее.

Она презрительно повернулась и помедлила, прежде чем уйти — явно ждала, что мисс Ламб, ее подруга, последует за ней.

Однако мисс Ламб не двинулась с места. Мисс Латерли нетерпеливо нахмурилась и призывно посмотрела на нее. Мисс Ламб упрямо продолжала сидеть. Мисс Латерли открыла было рот, собираясь что-то сказать, но выражение лица приятельницы остановило ее. Та определенно избегала ее взгляда. Она сидела, уставившись прямо перед собой, а на лице ее медленно разгорался яркий румянец.

Протяжный звук, нечто среднее между стоном и вздохом, вырвался из груди мисс Латерли. Она протянула руку, чтобы ухватиться за стул. Ни слова не говоря, она все смотрела на свою подругу. На глазах у всех за несколько минут Она постарела и осунулась.

Рука ее бессильно упала со спинки стула. Ценой чудовищных усилий ей удалось справиться с собой. Держась прямо, мисс Латерли в одиночестве последовала к выходу. Виду нее был значительно менее уверенный, чем поначалу.

Анджела молчала. Ожидаемого взрыва комментариев так и не последовало. Аудитория была в шоке и выглядела потерянно. Все лица вновь обратились к Анджеле. Она продолжила выступление, одновременно пытаясь снять эмоциональное напряжение, оставшееся от поединка с мисс Латерли. Довести речь до конца стоило немалых трудов, зато когда Анджела умолкла, вопросы хлынули неудержимым потоком. Спрашивали Анджелу, спрашивали друг друга, спрашивали всевышнего.

Она отпила из стакана и промокнула платком вспотевшие ладони.

С возвышения было видно, как мисс Ламб наклонилась вперед, украдкой вытирая глаза, а добрейшая миссис Брант пытается ее утешить. В утешении нуждалась не только мисс Ламб: то здесь, то там вспыхивали подобные истерики, но взрыва паники, которого они так боялись, затевая собрание, так и не случилось.

Довольная собой, Анджела с чувством облегчения продолжала наблюдать за поведением зала. Сочтя обстановку благоприятной, она постучала по столу. Всхлипывания прекратились, все повернулись к ней. Анджела глубоко вздохнула и заговорила:

— Никто не ждет от жизни справедливости так страстно, как ребенок. Да, жизнь трудна и для многих из нас станет еще труднее. Нравится нам это или нет, но все мы — одинокие и замужние — по прихоти судьбы оказались в одной лодке. Все мы в одинаковых условиях, среди нас нет лучших или худших. И если какая-нибудь замужняя дама сочтет себя более добродетельной, чем остальные, пусть лучше спросит себя, от кого ребенок, растущий в ее утробе. Мы должны сплотиться. Стыдиться нечего, и вся разница между нами только в том, что за одними есть кому ухаживать, а другим предстоит бороться в одиночку.

Утвердив идею равноправия будущих матерей перед лицом судьбы, Анджела перешла к следующей теме:

— Все это — наше личное дело, и больше ничье. То, что случилось, касается только нас и мы должны справиться с этим без постороннего вмешательства.

Все вы, должно быть, знаете, как падки бульварные газетенки на все хоть сколько-нибудь необычное. Они всегда готовы выставить людей на всеобщее обозрение, словно на ярмарке. Упаси бог угодить под их перо: жизнь людей превращается в ад, их тайны становятся поводом для сплетен.

Вы, наверное, помните о том случае, когда в Эссексе появилось на свет сразу четверо малышей. Газеты написали об этом и что же? Вмешались медицинские светила и при поддержке правительства отняли детишек у их родителей. Нужно нам это? Кто как, а я не собираюсь терять своего ребенка подобным образом.

Имейте в виду: если то, что произошло в Мидвиче, станет общеизвестным, нам перемоют все косточки в клубе, баре и прочих общественных местах (можете представить, о чем и как там будут говорить). Кроме того, детей могут просто отнять, под предлогом изучения, например.

За пределами деревни нельзя никому не то что говорить, а даже намекать о наших делах. Разберемся сами, без вмешательства газет и ведомств!

Рот на замок, милые дамы! Дружно делаем вид, будто в Мидвиче нет ничего необычного. Если мы выполним это и заставим также молчать наших мужчин, Мидвич оставят в покое.

Она внимательно обвела взглядом аудиторию, совсем как в начале своего выступления. И закончила:

— Сейчас я попрошу викария и доктора Уиллерса вернуться. Если никто, не возражает, я присоединюсь к вам через несколько минут и отвечу на все вопросы.

Анджела скользнула в маленькую комнату за сценой.

— Великолепно, дитя мое, просто великолепно! — приветствовал ее мистер Либоди.

Доктор Уиллерс крепко пожал ей руку.

— Вы справились превосходно, дорогая моя, — сказал он, следуя за викарием на сцену.

Зеллаби проводил ее к креслу. Анджела рухнула в него и откинулась на спинку, закрыв глаза. Лицо ее было бледным и измученным.

— Думаю, тебе лучше пойти домой, — обратился к супруге Зеллаби.

Она отрицательно покачала головой.

— Пару минут — и я буду в форме. Мне нужно вернуться к ним.

— Там обойдутся без тебя. Ты сделала все, что от тебя требовалось, и на высшем уровне.

Она улыбнулась.

— Я знаю, что сейчас чувствуют эти женщины. Это так невероятно, Гордон. Надо дать им возможность выговориться. Пусть свыкнутся с тем, о чем только что услышали. Поверь мне, это непросто. Им всем нужна поддержка, — улыбка Анджелы стала шире, — и мне, впрочем, тоже.

Она отвела волосы с лица.

— Ты знаешь, Гордон, а ведь я им лгала.

— В чем, дорогая? Ты так много говорила.

— В том, что я рада и счастлива. Два дня назад это было так. Мне даже снился наш будущий ребенок — твой и мой. А теперь я боюсь. Очень боюсь. Гордон.

Зеллаби нежно обнял ее. Она со вздохом положила голову на его плечо.

— Любимая, — сказал он, лаская ее волосы, — все образуется. Мы присмотрим за тобой.

— Но ты подумай — что-то внутри меня растет, оживает, а я ниче-го-шень-ки о нем не знаю! Я начинаю чувствовать себя животным.

Он коротким поцелуем коснулся ее щеки, продолжая гладить волосы.

— Тебе не следует так волноваться. Я вот готов спорить: когда он, или она, появится на свет, хватит одного взгляда, чтобы воскликнуть: «Поглядите-ка на этот нос! Да это же вылитый Зеллаби!» А если нет, мы вместе постараемся справиться с участью, выпавшей на нашу долю. Ты никогда не должна чествовать себя одинокой. Я с тобой. Уиллерс тоже. Мы здесь, чтобы помогать тебе всегда.

Она повернула голову и поцеловала его.

— Спасибо, дорогой. Прости, я должна идти.

Зеллаби некоторое время смотрел ей вслед, затем придвинул кресло поближе к незапертой двери, достал сигарету и весь обратился в слух, пытаясь определить по женскому разговору настроение деревни.

10. Решение принято

Для комитета, взвалившего на свои плечи тяжесть принятия решений, главной задачей января было ослабить потрясение и сформулировать определенное отношение к происшедшему. Минувшее собрание можно было считать успешным. Атмосфера ощутимо разрядилась и женщины, выведенные из угнетенного состояния духа, единогласно поддержали предложение о всеобщей солидарности.

Как и ожидали организаторы, несколько человек, не склонных к коллективизму, держались особняком, но и они, так же как остальные, не имели ни малейшего желания допускать в свою личную жизнь посторонних.