Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам Страница 11

Как он туда попал? Прилетел на… не важно. Эта часть относится к другой истории. Нет, он не умеет летать, как птица. Уже не умеет.

Горы? Горы – это очень большие и высокие камни. Нет, вон то – это не горы, это здания. Здания падают и делают «бабах». Горы тоже падают, только очень медленно. Нет, горы не упали на Зеба.

И вот Зеб посмотрел на эти горы, которые стояли со всех сторон, но очень далеко, и подумал: «Как же я переберусь через эти горы? Они такие большие и высокие».

Ему нужно было перебраться через горы, потому что люди были по другую сторону гор. Зеб хотел быть с людьми. Он не хотел быть совсем один. Никто не хочет быть совсем один, правда?

Нет, это были не такие люди, как вы. Они носили одежду. Много одежды, потому что там было очень холодно. Да, это было во времена хаоса, прежде чем Коростель вылил его прочь.

И вот Зеб посмотрел на горы, и на озера, и на мох и подумал: «Что же я буду есть?» А потом он подумал: «В этих горах должно быть очень много медведей».

Медведь – это очень большое животное, покрытое шерстью. У него большие когти и много острых зубов. Он больше рыська. Больше волкопса. Больше свиноида. Вот какой он большой.

Он разговаривает рычанием. Он бывает очень голодный. Он может что угодно разодрать на куски.

Да, медведи тоже Дети Орикс. Я не знаю, зачем она сотворила их такими большими и с такими острыми зубами.

Да, мы должны быть к ним добры. Самый лучший способ быть добрыми к медведям – это держаться от них подальше.

Я не думаю, что где-нибудь поблизости от нас сейчас есть медведи.

И Зеб подумал: «А вдруг медведь меня учуял! Вдруг он прибежит прямо сейчас, потому что он очень голодный, ужасно голодный, и захочет меня съесть. И мне придется с ним драться. А у меня есть только этот маленький ножик и эта палка, которая делает дырки в вещах. И мне придется выиграть бой и убить медведя, и тогда мне придется его съесть».

Да, медведь очень скоро появится в этой истории.

Да, Зеб выиграет бой. Зеб всегда выигрывает. Потому что так получается.

Да, он знал, что Орикс будет печальна. Зебу было жалко медведя. Он не хотел делать медведю больно. Но он также не хотел, чтобы медведь его съел. Вы ведь не хотите, чтобы вас съел медведь? И я тоже не хочу.

Потому что медведи не могут питаться одними листьями. Потому что от этого они заболеют.

И вообще, если бы Зеб не съел медведя, он бы умер, и тогда не был бы сейчас с нами. И это тоже было бы очень печально, правда?

Если вы не перестанете плакать, я не смогу рассказывать дальше.

Меховой промысел

Есть рассказ, и есть рассказ о том, что было на самом деле, и еще есть рассказ о том, как рассказ создавался. А есть еще то, что выкинули из рассказа. И это – тоже его часть.

Из рассказа про Зеба и медведя Тоби выкинула мертвеца, которого звали Чак. Он тоже был затерян среди холодных озер, мха, гор и медведей. Он тоже не знал дороги к людям. Нечестно выбрасывать его, словно стирая из времени, но если бы Тоби добавила его в сюжет, это вызвало бы невозможное количество препятствий и сложностей. Тоби просто не справилась бы. Например, она еще не знает, как этот покойник вообще оказался там.

– Очень жаль, что этот засранец умер, – говорит Зеб. – Я бы из него выжал все, что нужно.

– Все, что нужно? – переспрашивает Тоби.

– Кто его нанял. Чего им было надо. И куда он собирался меня доставить.

– Я так понимаю, «умер» – это эвфемизм. Он не от сердечного приступа скончался.

– Не будь вульгарной. Ты же знаешь, что я имею в виду.

Зеб не знал, куда идти. Он сидел под деревом.

Точнее, он примерно представлял себе, где находится. Среди бесплодных равнин, лежащих меж гор Маккензи, в сотнях миль от ближайшего фастфуда. Он сидел не то чтобы под деревом, скорее рядом с ним, и это было не совсем дерево, скорее что-то вроде куста. Хотя оно и на куст было не похоже, так как росло не пучком – это был один чахлый стволик. Чахлое подобие лиственницы. Зеб в мельчайших деталях разглядел ствол и мертвые нижние ветки, покрытые серым лишайником – пышным, узорным и прозрачным, как трусы шлюхи.

– Много ли ты знаешь о трусах шлюх? – спрашивает Тоби.

– Столько, что тебе это наверняка не понравится, – отвечает он. – Итак. Когда человек видит мелкие детали – очень близкие, очень четкие, совершенно бесполезные детали, – это значит, что он впал в состояние шока.

АОГ-топтер все еще дымился. К счастью, Зебу удалось выбраться из него до взрыва – взорвался «плавательный пузырь», и слава яйцам, что цифровой замок ремней безопасности сработал и открылся; иначе Зеб был бы уже покойником.

Чак лежал на животе в тундре, вывернув голову под тошнотворным углом – на 180 градусов, и глядя через плечо назад, как сова. Впрочем, на Зеба он не смотрел. Он смотрел в небо. Ангелов там не было – может, они должны были прилететь попозже.

У Зеба текла кровь откуда-то из макушки – он чувствовал, как теплая струйка медленно ползет вниз. Рана волосистой части головы. Такие не опасны, но сильно кровоточат. «Твоя голова – самая незначительная часть твоего организма, – любил говорить его папаша-социопат. – Если не считать мозгов. И душонки, если, конечно, надеяться, что Господь вложил в тебя таковую, но я лично в этом сомневаюсь». На словах преподобный всегда очень заботился о душах – причем считал, что предназначен этими душами командовать.

Зеб поймал себя на размышлениях о том, была ли душа у Чака, а если да, то не витает ли она все еще над телом, как слабый запах. «Ну и дебил же ты, Чак», – сказал Зеб вслух. Если бы это ему мозгоскребы поручили похитить самого себя, он бы справился куда лучше этого тупого урода.

Конечно, Чака немного жаль – ведь были же у него, наверное, хоть какие-то хорошие стороны. Может быть, он любил щеночков. Зато в мире стало одной сволочью меньше, и это безусловный плюс. Галочка в колонке на стороне сил света. Или сил тьмы – в зависимости от того, кто ведет бухгалтерский учет плохих и хороших поступков.

Хотя Чак был не обычной сволочью: он не огрызался, не наезжал – в целом был совсем не похож на Зеба, работающего в режиме «сволочь». Наоборот. Чак был слишком дружелюбен, слишком старался выступать в общем духе: человечество устарело, обрекает себя на вымирание, давайте восстановим равновесие в природе, ля-ля-ля. Он так переигрывал, что выглядел совершенно повернутым на этой теме – даже на фоне прочих сотрудников организации под названием «Медведелёт», битком набитой мехолюбами, повернутыми на спасении природы.

Впрочем, в организации были не только мехолюбы – некоторые участники утверждали, что примкнули к ней ради острых ощущений. Это были авантюристы-перекатиполе, все в наколках, волосы стянуты в сальный хвост, как у байкеров в старых фильмах. Любители поиграть мышцой, проверить законы на прочность, и передвигались они чуть быстрей обычного шага, словно у них земля горела под ногами. Как раз таким выглядел Зеб: набрал мышечную массу благодаря натуральным стероидам, делал что надо, не отставал от других, будто отращивая крылышки на пятках в нужный момент, был не прочь подзаработать и наслаждался жизнью в пограничной, сумеречной зоне, где закон уже не дотянется до твоих карманов, чтобы проверить – а вдруг в них стыдливо прячутся деньги с чужого хакнутого банковского счета.

Записные мехолюбы свысока глядели на Зеба и подобных ему любителей приключений, но не слишком подчеркивали свое моральное превосходство как защитников природы и пламенных борцов за экологию. Им нужны были крепкие ребята в сподвижниках, потому что кое-кто на планете Земля был не в восторге от их идеи – доставлять контейнеры вонючего биомусора аэроорнигелитоптерами на дальний Север, чтобы стайки шелудивых представителей семейства Ursidae могли бесплатно подкормиться.

– Наверно, это было до дефицита нефти, – говорит Тоби. – И до начала производства мусорнефти из углеводородов. Иначе вам никогда не позволили бы расходовать такой ценный материал на медведей.

– Это было до очень многого, – отвечает Зеб. – Хотя цены на нефть уже серьезно полезли вверх.

У «Медведелёта» было четыре старомодных топтера, купленных на сером рынке. Эту модель прозвали «летучий иглобрюх». В них якобы использовалась бионика – наполненный гелием и водородом аэростат – «плавательный пузырь» с проницаемой оболочкой, которая всасывала или, наоборот, выдыхала молекулы газа, как плавательный пузырь рыбы, и аэростат сокращался или надувался, позволяя топтерам поднимать тяжелые грузы. Кроме того, у топтеров были стабилизирующие плавники на брюхе, пара вертолетных лопастей для зависания и четыре хлопающих по-птичьи крыла для маневрирования на низких скоростях. Преимуществами этих летательных аппаратов были минимальное потребление горючего, отличная грузоподъемность и способность летать низко и медленно; были у них и недостатки – в частности, полет на топтере длился целую вечность, а бортовое программное обеспечение постоянно отказывало, и очень мало кто из членов «Медведелёта» умел их чинить. Приходилось звать сомнительных софтмехаников – точнее, доставлять контрабандой из Бразилии, где процветал черный рынок софта и железа.