Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране Страница 11

— Ничего, — брюзгливо ответила женщина. — Спина болит.

— Сделать массаж?

— Не поможет. А почему вы все время возитесь в клозете, что-нибудь не в порядке?

Джилл постаралась вернуть на место свой желудок.

— Мыши.

— Мыши?! О боже, мне нужна другая палата!

Джилл отцепила приборчик и, сунув его в карман, спрыгнула со стула.

— Ну-ну, миссис Фритчи, успокойтесь, я просто проверяла, нет ли там норок. Ничего нет.

— А вы уверены?

— Конечно, ну-ка давайте помассирую вам спину, повернитесь.

Джилл решила рискнуть и установить приборчик в пустой комнате, примыкавшей к палате К-12, где лежал Человек с Марса. Она раздобыла ключ.

Но комната оказалась открытой, и в ней было двое пехотинцев — охрану удвоили. Один из охранников оглянулся, когда она отворила дверь.

— Кого-то ищете?

— Нет, не сидите на постели, ребята, — бодро ответила она. — Если потребуется, можем прислать стулья.

Охранник неохотно поднялся, а она вышла, стараясь унять дрожь.

«Жучок» все еще лежал у нее в кармане, и, уходя с дежурства, Джилл решила вернуть его Кэкстону. Оказавшись в воздухе, она направила машину к Бену домой и вздохнула свободнее. По дороге она ему позвонила.

— Кэкстон слушает.

— Джилл. Бен, нам нужно увидеться.

— Едва ли это разумно, — медленно произнес он.

— Бен, это необходимо — я уже в пути.

— Ладно, если так уж нужно…

— Какой энтузиазм!

— Дорогая, послушай…

— Пока! — Она отключилась, успокоилась и решила не срывать на нем зло — ведь они играли не в своей лиге, по крайней мере он, — не стоило ей ввязываться в политику.

Джилл полегчало, едва она уютно устроилась в его объятиях. Бен такой милый, может, и стоит выйти за него замуж. Когда она попыталась заговорить, он прикрыл ей рот ладонью и прошептал:

— Помолчи: возможно, нас подслушивают.

Она кивнула, вынула рекордер, протянула ему. Брови его поползли вверх, но он промолчал и протянул ей дневной выпуск «Пост».

— Читала газету? — спросил он непринужденно. — Посмотри пока я помою посуду.

— Спасибо.

Он ткнул пальцем в колонку — ту, что он сам вел — и скрылся, забрав рекордер.

Всем известно, что у больниц и тюрем есть одно общее свойство: из них крайне трудно выбраться. Заключенный, в определенном смысле, даже меньше отрезан от мира, чем больной; заключенный может потребовать адвоката, вызвать Неподкупного Свидетеля, сослаться на «хабеас корпус» — закон о неприкосновенности личности, требовать открытого процесса.

Чтобы ввергнуть больного в полное забвение, более глубокое, чем пережил узник по имени Железная Маска, достаточно, чтобы один-единственный представитель медицинской профессии вывесил табличку «Никаких посетителей» — таково наше странное племя.

Естественно, ближайшие родственники больного могут его навещать. Но у Человека с Марса, похоже, нет ближайших родственников. У членов экипажа злосчастного «Посланника» было мало близких. Если у Человека в Железной Маске — простите, я хотел сказать, у Человека с Марса — и есть родственник, отстаивающий его интересы, то тысячам репортеров до сих пор не удалось его найти.

Кто представляет интересы Человека с Марса? Кто приказал окружить его вооруженной охраной? Что это за болезнь, если никому не позволяется видеться с ним или говорить с ним? Обращаюсь к вам, господин Генеральный секретарь. Объяснение про «физическую слабость» или «усталость от тяготения» не выдерживает критики. Если дело только в этом, то медсестра весом девяносто фунтов охраняла бы его не хуже, чем вооруженные пехотинцы.

Может, его болезнь носит финансовый характер? Или (ну-ка, тише) политический?

И так далее, и тому подобное. Джилл понимала, что Бен дразнит администрацию, пытаясь вытащить ее на свет божий. Она догадывалась, что Кэкстон шел на большой риск, бросая вызов властям, но не догадывалась, насколько велика опасность — и в какой форме она может проявиться.

Пролистав газету, она нашла заметки о «Чемпионе», фотографии Генерального секретаря Дугласа, раздававшего медали, интервью с капитаном Ван Тромпом и его отважным экипажем, снимки Марса и марсианских городов. О Смите — очень мало, лишь информация, что он медленно поправляется после утомительного путешествия.

Бен вошел в комнату и бросил ей на колени тонкие листки:

— Вот еще газета.

Джилл увидела, что «газета» — не что иное, как распечатка первой пленки. Там были отметки «Первый голос», «Второй голос» и так далее; Бен вписал имена везде, где смог. Сверху он пометил: «Все голоса — мужские».

Большая часть записей указывала лишь на то, что Смита кормили, умывали, массировали, проводили упражнения под наблюдением тех, кого Бен пометил как «доктор Нельсон» и «второй доктор».

Но один отрывок был особенным.

Доктор Нельсон. Как вы себя чувствуете, мой мальчик? Хватит сил на разговор?

Смит. Да.

Доктор Нельсон. С вами хочет поговорить один человек.

Смит (после паузы). Кто? (Бен вписал: Смит всегда делает паузу, прежде чем что-либо сказать.)

Нельсон. Наш Величайший (тут неописуемый гортанный звук, может, марсианский?). Наш Старейший Старейшина. Вы поговорите с ним?

Смит (очень длинная пауза). Великое счастье мне. Пусть Старейший говорит, я стану слушать и расти.

Нельсон. Нет-нет, он желает задать вам вопросы.

Смит. Но я не могу учить Старейшего.

Нельсон. Старейший сам того пожелал. Вы позволите ему задать вам несколько вопросов?

Смит. Да.

(Какие-то звуки.)

Нельсон. Сюда, сэр. Доктор Махмуд переведет.

Джилл прочла: «Новый голос». Затем Бен вычеркнул надпись и вписал: «Генеральный секретарь Дуглас!!!»

Генеральный секретарь. Мне он не нужен. Вы же сказали, что Смит понимает по-английски.

Нельсон. И да и нет, ваше превосходительство. Он знает слова, но, как говорит Махмуд, у него нет культурного подтекста, чтобы их подвесить. Бывают недоразумения.

Генеральный секретарь. О, мы поладим, я уверен. В молодости я объехал автостопом всю Бразилию, не зная ни слова по-португальски. Ну же, познакомьте нас — и оставьте одних.

Нельсон. Сэр! Я должен оставаться рядом с пациентом.

Генеральный секретарь. Вот как, доктор? Простите, но мне придется настоять.

Нельсон. Боюсь, это мне придется настоять. Простите, сэр, но медицинская этика…

Генеральный секретарь (прерывая). Как адвокат, я кое-что понимаю в медицинской юриспруденции, так что не надо пороть чушь о вашей этике. Он что же, выбирал вас своим врачом?

Нельсон. Не совсем так, но…

Генеральный секретарь. А была у него возможность выбирать врачей? Сомневаюсь. Подопечный государства — вот его статус. Я же выступаю как ближайший родственник, фактически — да и по закону тоже. Я желаю опросить его наедине.

Нельсон (после долгой паузы). Если вы это так формулируете, сэр, мне лучше совсем удалиться.

Генеральный секретарь. Не надо, доктор, я не ставлю под сомнение ваши методы лечения. Но вы бы не препятствовали матери, пожелавшей увидеться с сыном наедине? Вы что, боитесь, что я причиню ему вред?

Нельсон. Нет, но…

Генеральный секретарь. Тогда какие еще возражения? Ну же, представьте меня и займемся делом. Наши разногласия могут повлиять на нашего больного.

Нельсон. Ваше превосходительство, я вас представлю, а затем ищите другого врача для своего… подопечного.

Генеральный секретарь. Извините, доктор, мне действительно жаль. Поговорим позднее, а сейчас — будьте так любезны.

Нельсон. Сюда, сэр. Сынок, вот тот человек, что хочет увидеться с тобой. Наш Старейший Старейшина.

Смит (не удалось воспроизвести звук).

Генеральный секретарь. Что он сказал?

Нельсон. Почтительное приветствие. Махмуд переводит так: «Я — всего лишь яйцо». Приблизительно. Дружественно. Сын, говори по-человечески.

Смит. Да.

Нельсон. Если позволите — последний совет: пользуйтесь самыми простыми словами, сэр.

Генеральный секретарь. Да, конечно.

Нельсон. Прощайте, ваше превосходительство. Пока, сынок.

Генеральный секретарь. Благодарю вас, доктор. Увидимся позднее. (Продолжает.) Как вы себя чувствуете?

Смит. Прекрасно чувствую себя.

Генеральный секретарь. Отлично. Если вам что-то нужно, скажите. Мы хотим, чтобы вы были счастливы. Ну, а теперь я попрошу вас кое-что сделать. Вы умеете писать?