Саймон Кларк - Чужак Страница 11

— Грег, — сказал однажды Бен, — а ты знаешь, что ученые так и не обнаружили ни бактерии, ни вируса, которые могли бы быть возбудителем болезни?

— Что? — Я слушал его вполуха, подтягивая к себе пару здоровенных веток. — Ты имеешь в виду трясучку?

— Ну вот. — Он усмехнулся. — Трясучка. Придумай для страшной болезни смешное название, и она уже не кажется такой страшной, да?

— А чем тебе не нравится? Название вполне подходящее. Ведь эти хлебные бандиты разве что из собственной шкуры не выскакивают. Даже от собственной тени шарахаются.

Разумеется, болезнь имеет и официальное наименование. Синдром Гантоза. Трясучкой ее стали называть позже. Но ученые не знают, ни что вызывает заболевание, ни что оно из себя представляет, не говоря уже о том, как его следует лечить.

— А какое это теперь имеет значение, Бен? Нет, нет… все в порядке. Я сам вытащу. — Старина Бен иногда пытался придти мне на помощь, и нередко эти попытки закачивались тем, что нам приходилось сушить одежду. Тем не менее, с ним было интересно, и, отправляясь к озеру, я всегда спрашивал, сможет ли он составить мне компанию.

И вот Бен излагал мне свою новейшую теорию.

— Если спросишь меня, Грег, то вот что тебе скажу: даже если трясучка — болезнь, вызывает ее не бактерия и не вирус.

— Извини, Бен, но даже я знаю, что нельзя заболеть без инфекции, а ее источник либо одно, либо другое.

— Неверно. В твое тело может проникнуть нечто под названием прион.

— Прион? И что это за чертовщина?

— Прион даже невозможно назвать живым. Обычно его характеризуют как некий агент, но, похоже, он способен к воспроизведению. Более того, прион намного меньше вируса. И что хуже всего, эта штука практически не поддается уничтожению, на нее не действует, например, высокая температура. Прионы передаются даже через стерилизованные скальпели.

— Тогда почему они никого не убивали в прошлом?

— Потому что вызываемые ими болезни очень редки. И обычно прионы безобидны. Они есть во всех нас, но, как я сказал, редко бывают опасными. Пребывают в спящем состоянии, вот мы их и не замечаем.

— Тогда в чем проблема? Если они нам не досаждают…

— Верно. Обычно прионы нас не беспокоят, но если вдруг…

— Я так и думал, что должно быть это большое НО.

— Так вот, если они вдруг выходят из себя, то начинают вырабатывать субстанцию под названием амилоид, которая всегда образуется в тканях мозга и только там.

— Ага, — сказал я, видя, что Бен уже воспылал энтузиазмом. — Если разозлившиеся прионы атакуют мозг, то это влияет на поведение.

— Точно! Прямо в яблочко! И еще они передаются.

— Хочешь сказать, что прионы могут быть виновниками трясучки?

— Хочу. Если мое предположение верно, то именно прионы стали причиной странного, необычного поведения миллионов людей в Южной Америке.

— Но возможна ли такая одновременность?

— Некоторые болезни распространяются очень быстро. Проехался зимой в автобусе, где половина пассажиров кашляют и чихают, и готово.

— А прежде прионовые заболевания тоже распространялись с такой быстротой?

— Я ни о чем подобном не слышал. — Он хмуро улыбнулся. — Ну что, детские тревоги, да?

Вот такие разговоры о прионовых болезнях мы вели на берегу, пока я собирал деревяшки, доставляемые нам озерными течениями с регулярностью стародавних почтальонов. В этом в последние месяцы и состояла моя работа. За это меня освободили от квартирной платы, за это мне каждую неделю выдавали зарплату. Возможно, там, во внешнем мире, доллары годятся разве что на растопку костра, но здесь, в Салливане, они по-прежнему законное платежное средство.

На некотором расстоянии от берега, но не далее разрешенных двухсот ярдов, расположились с полдюжины гребных лодок с двумя-тремя рыбаками в каждой. Они никогда не заплывут за оранжевые буйки, отмечающие ту самую 200-ярдовую границу. Порой мне кажется, что если предложить рыбакам включить моторы и совершить четырехмильную прогулку к Льюису, чернеющему подобно высохшим струпьям на противоположном берегу, у бедняг случится сердечный приступ. Конечно, они скажут, что не верят в призраков, но я-то знаю, страх живет в их сердцах.

На мелководье плескалась рыба. На деревьях пели птицы. Солнце карабкалось к зениту. Вместе ним поднималась и температура.

— Слишком жарко для работы.

Бен улыбнулся.

— Ну, я знаю одно местечко, где всегда можно найти холодное пиво.

— Звучит заманчиво, — усмехнулся я. — Покажи его мне, Бен.

Он потянулся за веткой, отделявшейся от прибившегося к берегу мусора.

— Оставь, — сказал я, — на сегодня хватит.

— Пойдет на растопку, — пропыхтел Бен, вытаскивая ветку, оказавшуюся тяжелее, чем ему представлялось. — Отличная получится щепа.

Я отложил шест и шагнул к нему, чтобы помочь, когда мой друг вскрикнул.

— Что случилось?

Он вглядывался в переплетенную массу веток, сучьев, травы, и я заметил, что глаза у него стали такими же округлыми, как и лицо, а тело застыло в неестественной позе.

— О, Боже… — выдохнул Бен и, потеряв равновесие, шлепнулся на задницу.

— Что случилось, старина? — Я пригляделся к тому, что принесло озеро. — В чем дело? Это же всего-навсего голова. Черт побери, дружище, ты видел их сегодня целых три.

— Таких… не видел.

— Да? А что в ней необычного?

— Посмотри сам. — Он с усилием сглотнул; похоже, завтрак угрожал вырваться наружу. — И потрудись сосчитать глаза.

8

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

НА ЗАСЕДАНИИ СОВЕЩАНИЯ ОТ 15 МАЯ ПРИНЯТО И ВВЕДЕНО В ДЕЙСТВИЕ СЛЕДУЮЩЕЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ:

В отношении чужаков

Посторонние не допускаются более на территорию Салливана. Сообщайте обо всех незнакомых людях, приближающихся к городу на лодке или по дороге.

При обнаружении подозрительных лиц докладывайте о них.

Тот, кто дает чужакам приют и пищу, будет наказан.

Предупреждаем: наказание будет суровым.

В отношении поездок за город

Выезд из города строго воспрещен.

Отнеситесь к этим мерам серьезно.

Они приняты ради сохранения безопасности живущих в Салливане.

Приказ Совещания № 174, 15 мая.

Мы прочли уведомление, приклеенное к столбу возле пирса. Еще несколько таких же желтоватых листков висели на деревьях вдоль дороги, ведущей в город.

— Занервничали.

— Не они одни. — Бен еще не пришел в себя после того, как увидел в куче мусора человеческую голову. — Весь мир попал в переделку.

Я видел голову не больше секунды до того, как она соскользнула с ветки и ушла вниз. Жутковатое зрелище. Жутковатое и омерзительное. Поверьте, я даже обрадовался тому, что не увижу ее больше, но Бен стал кричать, требуя подцепить голову багром и вытащить на берег. Он даже предупредил, чтобы я ни в коем случае не прикасался к ней руками. Боже, у меня и в мыслях этого не было: я бы не дотронулся до головы за все золото мира. Между тем серый ком опустился на дно и мягко улегся на подводные камни. Шагнув на мелководье, я, должно быть, вызвал движение водных пластов — во всяком случае, объект нашего внимания колыхнулся и ушел на глубину, скрывшись из виду к величайшему моему облегчению. Бен отозвал меня на берег, заметив, что здесь неподалеку находится провал футов в пятьдесят глубиной.

Итак, голова уплыла.

Но и того короткого мгновения, когда я увидел ее зацепившейся за ветку, вполне хватило, чтобы страшная картина отпечаталась у меня в памяти. Голова мутанта, едва тронутая разложением, она, по всей видимости, еще несколько дней назад принадлежала человеку вполне живому и здоровому.

Я употребляю слова «живой и здоровый», но… Как бы это объяснить… Кое-что в этой голове было не так. Длинные волосы, небритое лицо указывали на хлебного бандита. Глаза закрыты. Можно было бы попытаться убедить себя в том, что парень просто уснул, если бы не лохмотья кожи и мяса на месте шеи. Но самое главное, то, отчего у меня перехватило дыхание, а Бен вскрикнул, заключалось в отвратительном коричневом наросте на месте щеки. На этом тошнотворном вздутии я ясно увидел два широко открытых голубых глаза. И, черт возьми, глаза казались как бы живыми. Они смотрели на меня. Потом голова сорвалась с ветки, ушла под воду и погрузилась на глубину пятьдесят футов. Слава Богу.

Обычно все новое и непонятное вызывает у Бена прилив идей. На этот раз он хранил молчание и с трудом справлялся с тошнотой.

Желтый листок на столбе по крайней мере отвлек его от увиденного раньше.

— Это все из-за чужака… — Я уж подумал, что сейчас он скажет, которого ты убил. Но нет. — Из-за того, последнего. — Бен вытер губы, словно никак не мог избавиться от вкуса собственной рвоты. Парень не был ни бандитом, ни латиноамериканцем, он здешний, а потому Совещание и решило, что болезнь инфицирует и североамериканцев.