Галина Тер-Микаэлян - Грани миров Страница 11

– Да-да, передавай ему мой пламенный пионерский привет.

Довольная Ася скрылась за дверью, а Сергей сидел и злился на самого себя за то, что полез не в свое дело. Какое он вообще имел право? Ася может жить так, как считает нужным. Возможно даже, у нее с этим рыжим что-то и получится – чувствуется, что парню до чертиков не хочется возвращаться в родной Владивосток, он из кожи будет лезть вон, чтобы заиметь ленинградскую прописку и остаться в Ленинграде. А раз так, то для него сейчас самое время подсуетиться – Ася спит и видит, как бы ей обзавестись законным мужем. И шут с ним, что он дурак, что ей уже двадцать восемь, а ему только двадцать три, что они вместе смотрятся, как… как мама с сыном, что ли. Шут со всем этим, если он согласен на ЗАГС.

Поймав себя на том, что вновь начинает мысленно злопыхательствовать, Сергей постарался выкинуть из головы Асю и рыжего Володю, посмотрел на часы и, решительно поднявшись, направился в кабинет к брату.

Петр Эрнестович встретил Сергей так, словно они расстались не более часу назад.

– Сережка? Подожди чуток, посиди в кресле – сейчас освобожусь.

Он дал последние указания двум аспирантам, которые возились с плакатом, наклеивая на него фотографии, потом позвонил машинистке из соседнего корпуса и попросил перепечатать две страницы текста.

– Петр Эрнестович, смотрите, как? – аспиранты развернули плакат с уже наклеенными фотографиями.

Он критически осмотрел его, потом махнул рукой:

– Ладно, сойдет. Хорошо, ребята, идите, – а когда аспиранты с плакатом вышли, повернулся к сидевшему в кресле брату: – Видишь, Сережик, какие дела? Завтра мне лететь в Берлин, а у нас еще работы невпроворот. И текста две страницы новая машинистка запорола – английского не знает, так она мне один и тот же абзац два раза напечатала, теперь все переделывать. Ладно, говори, как ты?

– Так завтра ты летишь? – Сергей, не глядя брату в глаза, повертел в руках пресс-папье и поставил его на место. – А я, понимаешь… я хотел попросить, если можно… Если б ты мог позвонить и попросить… Короче, я хочу перенести отпуск с июля на май. Я б, конечно, мог сам договориться – есть люди, которые со мной с радостью поменяются, но там нужно менять график отпусков, а это через отдел кадров. Формальности, понимаешь. Короче, если можно, я прошу тихо и быстро внести изменения в график отпусков – вреда от этого никому не будет. И еще я хочу взять несколько дней за свой счет – через пару дней мне надо уехать, понимаешь? За свой счет без уважительных причин не дают, но тебе пойдут навстречу, я знаю.

Петр Эрнестович какое-то время внимательно смотрел на непривычно запинавшегося, смущенного брата, которого не видел с субботнего утра, потом кивнул.

– Скорей всего, ты прав, именно так: если я попрошу, то в отделе кадров мне пойдут навстречу, – медленно и раздельно произнося слова, подтвердил он, – однако…

– Только не начинай меня воспитывать, я прошу, понимаешь? Я очень тебя прошу!

Муромцев-старший вздохнул и сдался:

– Хорошо. Отпускные, конечно, тебе насчитать уже не успеют, но деньги у нас есть, деньги не вопрос. И далеко ты хочешь отправиться, если не секрет?

– Какие секреты, – Сергей постарался говорить, как можно развязнее, – хочется повидать мир, съездить в Карпаты.

– Карпаты. Гм, Карпаты – это неплохо. Единственно, как насчет режима питания.

– Питание в нашей великой стране везде одинаково хорошее, – хмыкнул Сергей, повеселев оттого, что брат оказался готов пойти ему навстречу. На радостях он даже почувствовал укол совести и нарочито небрежным тоном поинтересовался: – Как… как там вы все? Ада, Злата, я имею в виду. А… Валя не звонила?

– Как же, как же, конечно, – благодушно отозвался Петр Эрнестович, слегка прищурив глаза, – милейшая девушка эта Валя, мы с ней вчера были в Мариинке, очень приятно провели время. Я всегда любил «Лебединое озеро», помню еще, как Уланова танцевала – мы, молодежь, тогда с ума по ней сходили, – он вытащил из стола папку с документами и уложил в свой портфель, сказав брату: – Ладно, Сережка, мне сейчас некогда с тобой философствовать – нужно съездить кое-что подписать у вышестоящего руководства, – голос его неожиданно стал строгим: – Вмешиваться в твои дела я не хочу и не считаю нужным, поэтому сделаю так, как ты просишь, но только не забывай, что тебе в любом случае нужно соблюдать диету и… гм… осторожность. Короче, сам соображай, братишка, ты уже взрослый.

– Я буду предельно осторожен, Петя, – торжественно заверил брата Сергей, – я знаю, как себя вести: питаться строго по часам, и переходить улицу только на зеленый. Не волнуйся, ситуация стабильна, для тревоги нет никаких оснований.

– Надеюсь, – коротко кивнул старший брат и поднялся. – Мне пора, твоими делами займусь ближе к вечеру.

Он уехал, а Сергей вытащил из кармана листок с адресом, разгладил его и несколько раз внимательно перечитал, словно хотел выучить наизусть.

Лина, получив телеграмму, встретила его в аэропорту Ивано-Франковска. Рядом с ней стояли залихватского вида толстозадая девица и худой, чуть сутулящийся чернявый парень с огромными усами, концы которых он время от времени лихо подкручивал.

– Привет, Серенький, – чмокнув Сергея в щеку, весело сказала Лина и, почему-то перейдя на украинский, представила стоявшую рядом с ней пару: – Це Маша, ото Степанко, сестрин чоловик.

Сергей не очень хорошо понял, кто такая Маша, и кем приходится Маше этот Степанко, но уточнять не стал – какая ему, в сущности, разница. Маша осталась в Ивано-Франковске, а Степанко на своей «Волге» с ветерком примчал их на турбазу в Яремче, внес сумку Сергея в крохотную комнатушку, и, хитро подмигнув, с непонятной усмешкой произнес в потолок:

– Не розкошувати, та мешкати спильно. Вирно?

Когда он, поставив сумку на кровать, вышел, Сергей негромко спросил у Лины:

– Он что, по-русски совсем не говорит? Я его вообще не понимаю.

Лина объяснила:

– Говорит лучше нас с тобой – знаешь, как чешет по-русски, когда в Питер приезжает? Он и по-английски говорит, и по-французски – сюда ведь иногда иностранцы приезжают, а он тут на турбазе самый главный, ему нужно уметь с ними объясниться. Но на Украине по-русски говорить не хочет – хоть убей! Он еще не гуцул, он из Киева, а гуцулы вообще жуткие националисты. Я, чтоб проще было, сама уже по-ихнему выучилась – совсем нетрудно. А сказал он сейчас примерно, что мы хоть и не в роскоши, но будем вместе. Да? – и, раскрыв объятия, она внезапно бросилась к нему, обхватила за шею, горячо шепча: – Я без тебя вся истосковалась, Сереженька, ты даже представить не можешь, как скучала, честно! Все гадала: приедешь или не приедешь? Приехал! Серенький мой, ненаглядный мой!

Время тянулось чудесной сказкой – днем несравненная красота Лесистых Карпат и опрокинутая чаша неба над рекой Прут, а по ночам жаркие объятия и сводящий с ума шепот Лины. Первого мая на турбазе был праздничный вечер, и они, забыв обо всем, до полуночи танцевали, прижавшись друг к другу, и в эту ночь Сергей сказал:

– Мне кажется, что нам можно быть только вместе, а все остальное – парадокс и бессмыслица. Что ты на это скажешь?

– А что? – она пожала плечами. – Мы же не сможем пожениться, ты же знаешь.

– Почему? – его руки крепко стиснули ее обнаженные плечи, и Лина, удовлетворенно улыбнувшись в темноте, нарочито печальным тоном ответила:

– Потому что я разведенка, про меня всякое болтают, и твои родные тебе в жизни не разрешат. К тому же, у меня ребенок.

– Глупо, причем тут мои родные? Я сам за себя решаю, а твою дочку мы будем воспитывать вместе с нашими общими детьми.

– Ну… тогда я согласна.

Степанко, узнав, что они теперь жених и невеста, сказал, весело шевеля усами:

– Оце треба видзначати!

– Добре, хай буде, – весело согласилась Лина, – ладно, отметим, – она повернулась к Сергею и спросила: – У тебя как с финансами? А то народ требует отметить событие.

Столик заказали на открытой веранде небольшого ресторана, расположенного в уютном местечке на берегу реки. Играла музыка, гости – приехавшая из Ивано-Франковска Маша, Степанко и две приятные молодые пары с турбазы, с которыми Сергей и Лина успели подружиться, – пили за здоровье молодых, стол ломился от яств. Невеста сияла, но Сергей чувствовал себя отвратительно – от водки и жирной баранины у него ныла печень, а один вид толстых масляных блинов вызывал тошноту. В то время, как кто-то из гостей рассказывал анекдот, он выскользнул из-за стола и отправился искать туалет.

Когда Степанко, которого озабоченная невеста послала на поиски жениха, нашел его, вид у Сергея был самый жалкий. С лицом изжелта-бледного цвета он держался за бок и боялся отойти от унитаза – каждые пять минут у него возникал позыв на рвоту, а кишки сводило судорогой, заставляя сгибаться пополам.

– Я тебя сейчас до больницы мигом домчу, – мгновенно оценив обстановку, испуганно сказал Степанко на чистейшем русском языке, – только ты не говори, что на турбазе остановился, скажи, что «дикарем» путешествуешь, а то мне санэпидстанция сейчас мигом всю турбазу на карантин закроет.