Иван Филин - Шамо – посланник небес Страница 12

Увидев мой меч, они долго осматривали его. Но никто не мог точно сказать, из какого металла он был сделан, кем и когда.

– Я видел подобную сталь только однажды, в одном монастыре из такой стали были сделаны статуи богов. Они очень прочные и не боятся ни воды, ни времени, – сказал один из кузнецов.

– Где находится этот монастырь, и кому там поклоняются? – спросил я.

– Кому поклоняются и что за боги, я не знаю. А сам монастырь очень далеко. Идти очень долго, туда, где заходит солнце, там будут горы. За горами начинается равнина, на равнине и стоит сам монастырь. Еще мальчиком меня хотели отдать в него, но не приняли. Кого туда берут, а кого нет, это никому неизвестно. Да и сам монастырь закрыт для посторонних глаз. Туда приводят мальчиком от пяти до семи лет, на них смотрят служители и решают, брать его или нет. Говорят, что великое благо для того, кто был принят. Меня не приняли, но эту сталь я запомнил.

Вечером ко мне подошел кузнец.

– Вот, моя благодарность, тебе, Шамо. Как ты спас нас от войны и погибели, так и тебя спасет эта кольчуга.

Он протянул мне кольчугу, она была легкой, но, судя по всему, очень прочной.

– Ее я делал для себя, но не успел к битве, сейчас она готова, бери.

– Спасибо, – сказал я с поклоном. – Твой дар, возможно, и поможет мне, хоть претят мне войны и убийства.

Уходил я поздно вечером, несмотря на уговоры. И пока шел по городу видел, что в людях не было больше спешки и недовольства. Люди, что познали свободу, перед которой смерть не страшна, теперь не томились бренностью и суетой жизни. Сама жизнь и любовь входили в них все с новой силой.

Князь, который правил ими, сам запер себя в мешок каменный, и повелел приносить хлеб через день, и не выпускать, пока сам трижды не попросит.

Четыре года сидел он в мешке каменном. Два раза просил, чтобы отпустили, но его не отпускали. Народ же жил и без его правления свободно и счастливо. И прониклись некоторые из людей сочувствием к князю. И сами просили его, чтобы вышел, услышав это, князь приободрился, но не вышел.

– Не грехи свои здесь отмучиваю. И прощения вашего нет для меня. Не просите, чтобы вышел.

Вышел он еще через четыре года, и почти никто не узнал его. Но не стал во власти он, как другие думали, А стал трудом своим жить, и другим помогать. И жизнь его, хоть и была недолгой после мешка каменного, но плодотворной, а о делах его добрых, что сотворил он, после легенды сказывали.

Темная ночь окутывала тишиной и прохладой, я опять слился с окружающим миром. Утром я увидел следы, здесь ночевала армия, которую собрал Великий Ю. Он повел тех, кто жил войной за собой. Власть, что была ему дана, была для него великим испытанием, но не было еще известно, как он применит ее. И кто будет пользоваться ею, демоны или ангелы. Великий Ю возвращался домой, но не как побежденный или победитель, сейчас он возвращался, как власть имеющий, и дома он опять соберет более многочисленную армию. Чтобы потом опять пойти войной на соседние княжества. И если он не остановиться вовремя, его будут ждать великие испытания.

На следующий день я наблюдал его армию издалека. Не такая многочисленная, как раньше, но сильная и воинственная. Я обошел ее стороной, Великий Ю шел к своей власти уверенным шагом.

Кочевники

Ближе к полудню я нашел кочевников, несколько крытых повозок везли волы и лошади. Несколько десятков человек покинули родные края в поисках более легкой жизни.

– Куда путь держите? – спросил я у старейшины, который встретил меня. – Я странник. Может по пути нам будет?

– Не знаю, куда ты идешь, но если хочешь с нами иди, мы кочевники, народ мирный, хоть и встречаемся с разбоем и грабежом. И нужны нам руки верные в час трудный. Чтоб от напасти людской себя защитить.

– Что же, чем смогу, тем и помогу.

Старейшина кивнул и повел за собой, в обоз. Он был небольшого роста, очень крепкий, с редкими седыми волосами на крупной голове.

В обозе было семь повозок, и несколько десятков кочевых людей. Некоторые из них шли рядом с повозками, другие, в основном женщины и дети, ехали в повозках.

– Почему вы не остановитесь на одном месте, не построите дом. Спросил я.

– Оседлая жизнь не для нас, мы не из тех, кто сидит на одном месте. Что толку сидеть на одном месте, это равно смерти, и зачем при жизни ей предаваться. А опасности и невзгоды, что поджидают нас по пути, только закаляют нас.

Я шел немного позади всего обоза, самобытность людей удивляла меня. Они редко говорили друг с другом, трудно подбирая слова. Немного узнав меня, они потеряли ко мне интерес, полностью уйдя в свой мир.

Привал делали поздно ночью, люди ночевали на повозках и под ними, мужчины попеременно сторожили стоянку.

Несколько дней мы шли полями и лесами, почти не останавливаясь. В лесу иногда охотились, добывая еду, женщины по дороге собирали ягоды и травы. Но сам обоз почти никогда не останавливался надолго, все время продвигаясь вперед. Мне нравилось упрямое спокойствие людей, их понимание. Никто из них не беспокоился по пустякам, не ссорился, и если что-то надо было сделать, они это делали сообща, и не разделяя обязанностей, обучая при этом своих детей.

Мерное движение обоза смогла остановить река.

– Раньше ее здесь не было, – сказал мне старейшина, он иногда разговаривал со мной, иногда просто описывая то, что видел. – Ее воды здесь появились совсем недавно.

– И что вы будете делать? – спросил я. Зная, что переправиться через бурные воды реки они не смогут.

– Наверно, пойдем вверх по течению, вода это всегда хорошо, может, там и найдем брод.

Отдохнув несколько дней и откормив лошадей, обоз двинулся в путь. Смена направления маршрута явно не понравилась людям. Но они смиренно шли вперед. Закинув сети в реку и не поймав ничего, люди немного поникли. Разлив реки на их маршруте не принес им ничего хорошего.

– Почему вы хотите быстрей попасть на север? – спросил я у Рэля, почти единственного человека, которого мне удалось разговорить.

– Там скоро наступят холода, много зверей станут словно снег, их мех очень ценен, если мы не успеем, нас ждут не очень хорошие времена.

Все заметили, что воды новой реки становятся все более широкими, река все более разливалась, и ее воды становились более спокойны.

– Нам надо было идти вниз по течению, может быть, мы успели бы опередить ее половодье и перейти вброд, – с грустью сказал старейшина.

– Может, сделать плот и перебраться на нем? – спросил я.

– Никто из нас не умеет этого делать, мы живем в основном охотой и тем, что можем раздобыть.

На вечернем привале, когда горел огонь и готовилась еда, все собрались у костра, чтобы послушать старейшину.

– Настало тяжелое время перемен. Река, воды которой становятся все глубже, не пускает нас на север. Возможно, мы придем к ее источнику и обойдем реку, но это неизвестно. Сможем ли мы переплыть ее?

Наступило длительное молчание.

– Нет, – сказал кто-то.

– Нет.

На этом собрание закончилось. В эту ночь я тоже встал на дежурство. Пятеро охотников зорко смотрели в темноту, обратившись в слух.

Я смотрел на ночное небо, его иногда закрывало темными облаками. И тогда я задумывался, почему иду с этими людьми. Их самобытность я разгадал, они просто не знали суеты и всего лишнего, что им было не нужно в их жизни. Я пошел с ними, чтобы быть с людьми, увидеть их жизнь со стороны и понять, что их волнует, чем они живут, и как находят свое счастье. Кочевники просто не знали, что такое счастье или несчастье, смерть они распознавали как обретение дома. Если умер близкий человек, о нем говорили, что он нашел свой дом. Для того, чтобы пожениться, у них был обряд – двое новобрачных смешивали кровь друг друга и пили с вином. Все это проходило без торжеств и празднеств, как обыденное явление.

Ночь прошла спокойно, никто из тех, кто зорко смотрел в ночь, почти ни разу не пошевелился и не сомкнул глаз, днем они остались спать на повозках. Мне спать не хотелось.

Я шел за повозкой, на которой ехала женщина, я не знал ее имени и не стал спрашивать. Она ждала ребенка, ее муж подходил к ней несколько раз в день и что-то тихо шептал ей на ухо. Она улыбалась и засыпала с этой улыбкой спокойным сном.

Дано ли мне, посланнику небес понять их счастье, или так и придется быть странником без дома. Меня охватили тоска, печаль и одиночество. Чтобы их рассеять я догнал старейшину, но не мог его разговорить. Он только кивал и иногда кидал на меня взгляд, но не, ответил ни слова.

Я остановился и сел у берега реки. Томление и тоска владели мной, и я не мог избавиться от них.

Перед глазами были одни и те же воспоминания. Улыбка будущей матери, счастье отца, и их полное понимание, мир и любовь. Маленькое счастье на троих. Мои щеки обожгли слезы, я знал, что никогда не познаю подобного, не в силах предать свою судьбу. Я лег не спину, осеннее небо покрывалось небольшими тучами. Стая птиц летела на зимовку. Даже они знают, что и как делать, у них тоже есть своя судьба, путь по небосклону и семья, не такая как у людей. Но в то же время жизнь, достойная восхищения.