Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам Страница 13

– Не надо вспоминать о детстве. Ты впадешь в меланхолию.

– «Вредна для дела печаль, скажи печали «прощай»? Детка, не надо среди меня проповедовать.

– Мне это, во всяком случае, помогает. Отгонять печаль.

– Ты уверена?

– Так что там с Чаком?

– Так вот, Чак. У него были какие-то такие глаза. У Чака. Как ламинированные. Жесткие и блестящие. Словно прикрытые прозрачной заслонкой.

Когда Чак впервые появился в столовой с подносом в руках и спросил разрешения подсесть, он оглядел Зеба с ног до головы – вот этими вот ламинированными глазами. Словно штрихкод сосканировал.

Зеб посмотрел на Чака снизу вверх. Не сказал ни да, ни нет – только хрюкнул (что можно было истолковать и так, и эдак) и стал дальше сражаться с загадочным резиновым подобием сосиски у себя на тарелке. Можно было ожидать, что Чак начнет расспрашивать – кто ты такой, как сюда попал и так далее, – но он избрал другую стратегию. Он начал с «Медведелёта». Сказал, что это потрясная шарага. Но поскольку Зеб не начал в ответ кивать и восторженно угукать, Чак намекнул, что оказался тут лишь по причине временной черной полосы в своей жизни – ну знаешь, пришлось залечь на дно, пока буря не уляжется.

– А что ты сделал? Поковырял в носу? – спросил Зеб, и Чак заржал, показав зубы дохлой лошади. Он сказал, что догадался: «Медведелёт» – это для парней, которые, ну, знаешь, что-то вроде Иностранного легиона.

– Иностранного чего? – переспросил Зеб, и на этом разговор закончился.

Впрочем, грубость не помогла избавиться от Чака. Он отступил, но остался вездесущим. Например, Зеб сидел в баре и старательно работал над завтрашним похмельем – и вдруг рядом появлялся Чак, набивался в друзья и говорил, что следующая за его счет. Или Зеб отливал в сортире, и вдруг рядом появлялся Чак – материализовался, подобно эктоплазме, за две кабинки от него; или Зеб заворачивал за угол в злачном квартале Уайтхорса, и вдруг не кто иной, как Чак в этот самый момент заворачивал за соседний угол. Зеб не сомневался, что Чак в его отсутствие копается у него в шкафу.

– Я не возражал, – говорит Зеб. – В моем грязном белье не было ничего, кроме грязного белья, потому что настоящее грязное белье я хранил в голове.

Но чего же добивался этот Чак? Потому что он явно чего-то добивался. Поначалу Зеб решил, что Чак голубой и вот-вот полезет к нему в штаны, но дело обстояло иначе.

В следующие несколько недель Чак и Зеб пару раз летали на задание вместе. В «иглобрюхе» всегда было два пилота: они спали и вели топтер по очереди. Зеб не хотел летать с Чаком – к этому времени у него при виде Чака уже мурашки ползли. Но в первый раз напарника Зеба вызвали на похороны тети, и Чак втерся на освободившееся место. А во второй раз другой напарник Зеба что-то не то съел. Зебу приходило в голову, что это Чак заплатил обоим за прогул. Или сам придушил тетушку и напихал кишечных палочек в пиццу для достоверности.

Он ожидал, что Чак задаст судьбоносный вопрос, когда они будут в воздухе. Может, Чак знает о прошлых подвигах Зеба и хочет завербовать его от имени доселе неизвестной шайки нехороших людей, желающих организовать серьезную хакерскую вылазку; а может, он представляет группу вымогателей, которые собираются обработать какого-нибудь олигарха, или группу воров интеллектуальной собственности, которым нужны эксперты по запутыванию следов в связи с планируемым похищением важного сотрудника из корпорации.

А может, это подстава – Чак предложит что-нибудь сугубо противозаконное, запишет на видео согласие Зеба, и тут же сомкнутся гигантские клешни системы, якобы охраняющей закон и порядок; или Чак начнет его шантажировать, хотя это было бы уже полным безумием – из камня дерьма не выжмешь.

Но ни в одном из полетов ничего странного не случилось. Должно быть, Чак нарочно все это организовал, чтобы успокоить Зеба. Прикинуться овечкой. А что, если его безобидность – лишь умелый отвод глаз?

Отвод глаз почти сработал. Зеб начал думать, что у него мания преследования. Что он шарахается от теней. Беспокоится из-за склизкого ничтожества вроде Чака.

То утро – утро крушения вертолета – началось совсем как обычно. На завтрак был бутерброд без названия с загадочными ингредиентами, пара кружек суррогата кофе и поджаренный в тостере ломоть прессованных опилок. «Медведелёт» закупал провизию по дешевке: люди, служащие столь благородному делу, должны были смиренно питаться продуктами, идентичными натуральным, а качественную еду оставлять медведям.

Потом они загружали отбросы в биоразлагаемых мешках в чрево «иглобрюха». Постоянного напарника Зеба в этот день сняли с полетов: он порезал ногу, танцуя босиком на битом стекле в местном борделе – демонстрировал крутизну (говорили, что он был упорот в дугу какой-то синтетической дурью). Вместо него с Зебом должен был лететь некто Родж, вроде нормальный парень. Но когда Зеб полез в кабину, то обнаружил там Чака, укомплектованного молниями и застежками-липучками. Чак скалился огромными белыми лошадиными зубами, но ламинированные глаза не улыбались.

– Что, Роджу срочно позвонили? У него бабушка умерла? – спросил Зеб.

– Отец, – поправил Чак. – Привет. Смотри, я тебе пива принес.

Он и себе принес банку пива – чтобы показать, какой он обычный нормальный мужик.

Зеб хрюкнул, взял пиво и открутил верхушку.

– Пойду схожу в сортир, – сказал он. Оказавшись в сортире, он вылил пиво в унитаз. Пробка была вроде бы ненарушенная, но это можно подделать – вообще все, что угодно, можно подделать. Зеб не собирался ни пить, ни есть ничего из того, что побывало в руках у Чака.

Взлетать на «иглобрюхах» всегда было непросто: поднимались они на вертолетных лопастях и плавательном пузыре, но задействовать хлопающие крылья можно было только на определенной высоте, и лопасти отключить в нужный момент, не раньше и не позже, иначе топтер мог завалиться на бок и войти в штопор.

Но в этот день они взлетели без проблем. Рейс проходил как обычно – они петляли по долинам в горах Пелли, зависая там и сям на несколько минут, чтобы сбросить съедобные «бомбы» для медведей; потом отправились на высокогорные пустоши, окруженные горами Маккензи, и выполнили еще пару сбросов; пересекли старинную трассу Канол, на которой до сих пор торчали кое-где остатки телефонных столбов времен Второй мировой войны.

Топтер хорошо слушался управления. Он прекращал хлопать крыльями и зависал точно над местами сброса, люк открывался, как положено, и биомусор сыпался вниз. На последней станции кормежки два медведя – один по большей части белый, другой почти весь бурый – уже трусили к своей личной куче, завидев топтер издали; Зеб видел, как колышется на солнце их мех – словно мохнатый ковер встряхнули. Такая близость к диким зверям щекотала нервы.

Зеб развернул топтер и взял курс на юго-запад, обратно в Уайтхорс. Потом передал управление Чаку, потому что по часам была очередь Зеба отдыхать. Он лег, надул подушку, чтобы подложить под шею, и закрыл глаза, но не позволил себе задремать – Чак был уж слишком напряжен во все время полета. Это настораживало, так как заводиться ему было совершенно не с чего.

Чак сделал свой ход, когда они пролетели примерно две трети пути до первой узкой горной долины. Из-под опущенных век Зеб увидел, что Чак украдкой тянется к его бедру, а в руке зажато что-то тонкое, блестящее. Он стремительно сел и ударил Чака по трахее. Правда, недостаточно сильно – Чак ахнул, точнее даже, не ахнул, а издал трудноописуемый звук и уронил то, что держал, но тут же схватил Зеба за шею обеими руками, а Зеб его снова ударил, и, конечно, топтером все это время никто не управлял, а во время драки кто-то из них двоих, видимо, ударил рукой или ногой или локтем по пульту. Топтер сложил два из четырех крыльев, завалился на бок и рухнул вниз.

И вот поэтому Зеб сейчас сидел под деревом, пялясь на ствол. Удивительно, как четко обрисовывались кружевные края лишайника; они были светло-серые с прозеленью, а чуть более темный край образовал такой затейливый рисунок…

«Встать! – приказал Зеб сам себе. – Делай ноги отсюда!»

Но тело его не послушалось.

Припасы

Прошло много времени – во всяком случае, Зебу казалось, что прошло много времени; он словно двигался в какой-то прозрачной вязкой слизи. Он перекатился набок и с усилием встал на ноги рядом с чахлой лиственницей. Потом его стошнило. Его не мутило до этого: просто вдруг стошнило, и все.

– Многие животные так делают, – объясняет он. – В состоянии стресса. Чтобы не тратить энергию на переваривание пищи. Лишний груз.

– Тебе было холодно? – спрашивает Тоби.

У Зеба стучали зубы, он дрожал. Он снял с Чака пуховый жилет и надел поверх своего. Жилет был не сильно порван. Зеб проверил карманы, нашел мобильник Чака и камнем размолотил его в лепешку, чтобы уничтожить навигатор и всякую возможность подслушивания. Как только Зеб занес камень, телефон зазвонил; Зеб сделал титаническое усилие и не дал себе ответить на звонок, притворившись Чаком. Может быть, стоило так сделать и сказать, что Зеб мертв. Может, так он что-нибудь узнал бы. Через пару минут зазвонил его собственный телефон; он подождал, пока телефон перестанет звонить, и размолотил и его тоже.