Дмитрий Королевский - Калейдоскоп миров (сборник) Страница 13

– Р-р-руки! – резко произнес Анатолий. – Руки, я сказал!

Ярость захлестнула его, и он с размаху ударил беднягу-алкаша по голове. Раздался звон, как будто что-то разбилось. Анатолий опустил глаза, разбилась бутылка молока, и из пакета била тонкая белая струйка, смешиваясь на ступенях с еще какой-то темно-красной жидкостью. Ею оказалась кровь, которая текла из пробитого виска его соседа, в нелепой позе лежащего на лестнице.

«Боже, что я наделал!!!» Паника овладела Анатолием, он хотел было метнуться в дом… но это не выход, возле его двери на лестнице лежит труп. Милиция! Нет, он не дурак звонить в милицию. Тогда что? Что ему делать?

Дверь в подъезд заскрипела и хлопнула, кто-то вошел, и сейчас начнет подниматься. И тут Анатолию пришла в голову абсолютно безумная мысль. Он схватил убитого соседа под мышки, подтянул тело к двери, одной рукой открыл ее, заволок Гришку в дом, молниеносно метнулся в ванную, схватил там тряпку, выскочил на лестницу и стал трясущимися руками вытирать на ступеньках смешавшиеся кровь и молоко.

– Что, Анатолий, решил техничке помочь, полы моешь? – шутливый голос бабы Дуси ударил в уши, как из тысячи динамиков.

– Да вот, с магазина шел, пакет порвался, бутылка с молоком упала, разбилась, прибрать решил! – сказал Анатолий, глядя на нее и стараясь показаться как можно спокойней.

– Сволочи! И понаделают же таких пакетов, не то клади в него, не то смотри, ничего прочного нет, а деньги за все в три шкуры дерут! – запричитала старушка. – Ты, навот, сынок, возьми пирожочков, поешь, на рынке не все продала.

Старушка протянула Анатолию пять пирожков, вынутых из плетеной корзины. Он незаметным движением вытер ладонь о брюки и взял пирожки.

– Вот спасибо, баб Дусь, еще теплые! Спасибо! – Анатолий старался как можно больше улыбаться. – Ну, я пойду съем, пока не остыли!

Анатолий, пряча тряпку, прошмыгнул в квартиру.

– Иди, иди, поешь, сынок, поешь, – одобрительно проговорила ему вслед бабка, и стала подниматься на третий этаж. – Поешь, наработался, поди, устал! Не то, что энти, шантрапа, да наркоманы, тьфу! Храни господь тебя, сынок!

Зайдя в квартиру, Анатолий перетащил тело Гришки Воробьева в ванную, вытер натекшую в прихожей кровь и сел на кухне. Крепкий кофе и тяжелый рок помогли ему собраться с мыслями. Тело Гришки по-любому нельзя было вынести из дома незаметно, оно большое, гораздо лучше по частям, и разбросать куски в разных местах по мусорным бакам, вроде, все просто и ясно. Но в тоже время в голову Анатолия прокралась совершенно безумная мысль, и он бросился в ванную.

Раздевал он Гришку недолго, потом вышел на улицу, выкинул его лохмотья в мусорный бак и сжег. Вернувшись в дом, он зашел на кухню, взял все имеющиеся ножи, небольшой топорик, предназначенный для рубки мяса, и вернулся в ванную.

До утра он разделывал труп соседа, ванная комната за это время превратилась в подобие скотобойни. Вконец вымотавшись, Анатолий, отправился в спальню, сил не хватило даже на умывание, он рухнул на постель и провалился в глубокий сон.

Спал он недолго, часа три, проснулся от неприятного ощущения, что постельное белье липнет к телу. Белые простыни присохли к рукам, измазанным кровью по плечи. Он встал, отправился на кухню, вскипятил воду в чайнике, выпил крепкого кофе. Половина работы была сделана, оставалась еще одна «операция» с телом соседа, и время не стоило терять ни в коем случае, ведь так кстати подвернувшийся выходной на работе был всего один. Анатолий уложил расчлененные части Гришки в морозильную камеру, оставив в ванной одну лишь правую ногу. Потом притащил эту ногу на кухню, достал ручную мясорубку, прикрепил ее к столу. Выпив еще пару кружек кофе и включив на всю катушку магнитофон с записями любимой рок-группы, Анатолий принялся за работу.

Срезав и смолов с ноги все, что можно, Анатолий отправился на улицу, прихватив с собой мусорное ведро, куда засунул обчищенную до кости конечность соседа. Вернувшись в дом, он взял большую миску с фаршем, приготовленным из Гришкиной ноги, и вышел на лестницу. Поднялся на третий этаж и позвонил в двери бабы Дуси.

Долго старушку не пришлось уговаривать, жила она бедно, пенсии не хватало, вынуждена была приторговывать на местном рынке пирожками, и фарш ей был весьма кстати. Объяснил свой щедрый поступок Анатолий тем, что, дескать, работаю грузчиком, и этого самого фарша у нас валом, своим отпускают со скидкой, а ему одному не справиться в одиночку с таким количеством. Однако честная старуха заверила, что все деньги за эти пирожки она поделит с Анатолием поровну. «Бизнес» Анатолия пошел. Само собой, пропажу одиноко живущего Гришки-алкаша не особо-то и замечали, кому он нужен?!

Утром Анатолий уходил на работу, возвращался вечером, доставал из морозилки часть соседа, перемалывал и относил фарш бабе Дусе, когда она возвращалась с рынка. К концу недели запас мяса иссяк, это и радовало Анатолия, и огорчало.

Вытирая пот со лба, в ритме рока он наваливался на мясорубку, когда услышал звонок в дверь. Он быстро накрыл лежащую на столе руку тряпкой и бросился к двери. На пороге стояла баба Дуся с корзиной в руках, только что вернувшаяся с рынка.

– Дай, думаю, зайду к Анатолию, посмотрю, как живет! – сказала старушка. – Да заодно и деньги отдам!

– Проходи, проходи, баб Дусь! – с небольшим запозданием сказал Анатолий.

– Ух, сынок, твои пирожки влет расходятся! – сказала она, заходя в дом. – Хорошие, говорят, баб Дусь, у тебя пирожки, сочные!

Старуха достала из кармана на фартуке деньги.

– На, сынок, возьми на здоровье, это благодаря твоему фаршу мои пирожки так хорошо разбирают!

Анатолий стоял, как вкопанный, не зная, что сказать, и лишь криво улыбался. Деньги он взял.

– А ты чем сейчас занимаешься, ужин, наверное, готовишь? – старуха заглянула на кухню. – А-а-а, значит, мяско перемалываешь, понятно!

Баба Дуся шагнула на кухню. Анатолий хотел было остановить ее, но не стал, побоявшись привлечь внимание.

– Жену бы тебе завести, Анатолий, с работы вернулся, а ужин на столе! – старуха подошла к столу, он шел следом. – Ну-ка, посмотрим, из чьего мяса ты такой вкусный фарш готовишь….

Она сдернула тряпку и застыла. Анатолий ударил ее по затылку топориком. Старушка рухнула возле стола. Он перешагнул труп, сел на стул, налил кофе и стал пить, поглядывая, как кровь растекается по полу из раздробленного черепа старушки. «Жаль… столько мяса теперь даром пропадет…» – подумал Анатолий.

Одна жизнь, одна смерть

Как же все-таки не охота умирать. Тем более, сейчас, весной. Когда, казалось бы, сама природа выходит из этого долгого многомесячного состояния «смерти», или же просто летаргического сна. И начинается нечто невероятно красивое, терзающее душу.

Николай втянул пахнущий «весной» воздух и закашлялся. Боль буквально взорвала грудную клетку. Окурок дернулся и выпал из желтых пальцев. «Черт, мне осталось так мало, а я до сих пор не могу сказать этой привычке – нет!» – почти равнодушно подумал мужчина. Больной потухший взгляд снова поймал лик солнца. Лучи, такие теплые, такие ласковые, они слепили его. Однако Николай не отводил слезящихся глаз. Он впитывал каждый светящийся лучик с жадностью путника, долго бредущего по пустыне, и наконец нашедшего оазис с прохладной чистой водой. «Все перед смертью обретает цену», – всплыли услышанные когда-то слова песни или же стихотворения. Да, раньше это были просто слова, лишь относительно недавно они обрели вес и цену.

Мимо по узкой пешеходной тропе, едва не задевая лавочку, на которой сидел мужчина, вальяжно, издавая приглушенные звуки музыки, прокатил наглухо тонированной джип. «Жируют, суки», – опять же, без особых эмоций, подумал Николай. Утирая старым, потертым, в мелких дырочках от сигаретного пепла, рукавом ставшие мокрыми щеки. Мужчина, морщась, выпрямил затекшую спину. Отверстия на спине, залепленные пластырем, через которые из легких откачивали жидкость, почти не болели. Вся боль была там, в нутре, в грудной клетке. Где, смачно чавкая, кусочек за кусочком поедал его ненасытный, бесстрастный к его желаниям рак.

Николай поднял голову, в уже зеленеющих кронах растущих вдоль пятиэтажке деревьях, радостно перескакивая с ветки на ветку, щебетали птички.

– Да давайте здесь сядем!

Услышал он и повернулся на голос.

К соседней лавочке, хохоча и сквернословя, подошла шумная компания. Четыре парня и три девушки, в руках цветные банки с коктейлями, баллоны с пивом, пакеты с чипсами.

Молодость.

Как, все-таки, незаметно ты прошла. Где тот юный разгильдяй с папиросой в зубах и гитарой в руках? (Прямо поэт во мне заговорил под конец жизни). Где? Николай пошевелил отекшими ногами. Надо бы заходить домой, скоро придет доктор, а вместе с ним и спасительный «морфий».

Дом.

Разве это дом, когда там тебя никто не ждет? Эти старые, с заплесневелыми обоями, стены, и облупившийся потолок тесной «однушки» он перестал считать домом, когда умерла она. Его Катя. Николай почувствовал, как защемило сердце. Да, с ее смертью все пошло наперекосяк. Володька, сын, и без того никчемный по жизни, как сдурел. Связался с плохой компанией: наркотики, воровство, убийство, и, как следствие всего этого, – тюрьма. «Да уж, сынок, не дожить мне до твоего освобождения!»