Максим Солохин - Король и Каролинка Страница 13

Кто-нибудь удивится, для чего мне сейчас нужно вникать в эти тонкости. Но для меня эта тема -- животрепещущая. Мне хотелось бы верить, что мой гений -- это все-таки не "я" ни в каком смысле. Его вина -- не моя вина!

Я думаю, что Папа ошибся. Бессознательное не живет В ДУШЕ человеке, а лишь воздействуют на душу извне... ИЗВНЕ ЛИ? Если глядеть на другого человека, глядеть снаружи, то кажется, КАЖЕТСЯ, как будто "гений" внутри человека. Я ВИДЕЛ и знаю, насколько это похоже на правду! Очень-очень похоже, будто оно внутри, будто это наш дух, наше собственное Альтер-эго, но не верьте своим глазам -- это неправда! Это иллюзия анимации! Просто когда мы видим человека извне, мы естественно приписываем ему все, что исходит от него -- не различая, что на самом деле ОТ него, а что только ЧЕРЕЗ него, СКВОЗЬ него.

Поэтому их воздействие на дух человека помимо его тела воспринимается нами, наблюдающими это извне, как ВНУТРЕННЕЕ действие, совершающееся в самом человеке, в глубине его сердца. Потому и думают, будто бессознательное живет внутри человека. Это тонкая ошибка, но это серьезная ошибка!

И эта ошибка влечет последствия. Судите сами. Предыстория затянулась, но скоро она окончится, скоро продолжится история!

В Столице

Мы перебрались в Столицу. Поскольку Мама, уходя в монастырь, все равно уже уволилась со своей любимой работы, ее более уже ничего не удерживало в маленьком городке моего детства. Да и я за время жизни при монастыре как будто перестал скучать по родине. Мы переехали, и переехали навсегда. Стоял вопрос о продаже старой квартиры.

Папа тоже стал переводиться в Столицу.

-- А как там твой институт? -- полюбопытствовал я.

-- Наш институт -- везде. Особенно здесь, в Столице, -- улыбнулся отец.

Ответ был странный, но почему-то совершенно меня удовлетворил. Я никогда не задумывался о Папиной работе, Наверное, задумываться об этом мне было бессознательно ЗАПРЕЩЕНО самим Папой.

Я мгновенно привык к новой среде обитания. Эта среда мне весьма понравилась!

Во-первых, квартира, в которой теперь мне предстояло жить до самой смерти. Наследником! Квартира была прямо-таки грандиозная, с высокими потолками. Она располагалась на третьем этаже старинного кирпичного дома недалеко от Центра, в уютном райончике, где почти ничто не напоминало Столицу. Дом стоял на склоне невысокого холма, утопающего в зелени. Здесь был спуск к реке. Река была в отдалении, она была грязная и для купания не приспособленная. Но зато здесь, на склоне, в излучине, получался такой глухой уголок, точнее, тупичок, с трех сторон окруженный водой, куда вела только одна автомобильная дорога. По этой дороге можно было за десять минут пешком дойти до метро. Наверное, четырехкомнатная квартира в таком райончике стоила прямо-таки бешеных денег.

Во-вторых, имелся большой зеленый двор на склоне холма, разбитый на несколько ярусов -- с горками между ними. Для малышей двор был хорошо приспособлен -- качели, песочницы, лесенки и прочее. А я сразу прикинул, что зимой тут можно будет потрясающе кататься на ногах -- прямо с одного конца двора на другой!

В-третьих, ребята во дворе... В-четвертых, школа... но вначале -- о ребятах!

Последний год, живя в деревне, я общался только с церковными детьми. И общения этого было, честно говоря, маловато. Ни с кем из местных деревенских ребятами отец Федор гулять меня не благословлял, так как никто из них церковным в понимании отца Федора не был. У батюшки были достаточно строгие критерии церковности.

Потому я и в школу не ходил. Я учился дома, чтобы не нарушать строгой церковности своего общения.

У отца Федора для меня было простое правило: можно играть с теми, кто соблюдает церковные посты и вычитывает утреннее и вечернее правило. А кто этих минимальных правил не соблюдает, с тем только здороваться. Здасьте -- и до свидания. И я это правило неукоснительно соблюдал, так как у старца, у отца Феодора, был огромный авторитет в Церкви. Многие вообще считали его святым.

Понятия церковный-нецерковный вообще стали для меня на время жизни при монастыре ключевыми. "Нецерковный" в моем восприятии теперь значило "не совсем нормальный". "Ненормальный" не значило "плохой", а просто как бы больной -- душевно больной. Это не было осуждением. Душевно больного нельзя винить в его заболевании, это понятно. Но какой-то привкус осуждения тут все-таки был, и это всегда меня немного тревожило, потому что (по теории) осуждать -- это грех.

Но вот, теперь, когда вдруг оказалось, что отец Феодор допустил ошибку, притом серьезную ошибку, под сомнение были поставлены и все исходившие от него порядки в моей жизни.

-- А как теперь с ребятами? С нецерковными? -- деликатно спросил я Маму в первый же день. За этим вопросом скрывался более серьезный: а как далеко вообще мы теперь собираемся дрейфовать в сторону от "строгой церковности"?

-- Не знаю, -- честно сказала Мама. -- Пока -- не знаю.

-- А как пока делать? Знакомиться с местными ребятами, или нет?

-- Познакомься. Только осторожно.

-- Как это "осторожно"?

-- Не бери на себя никаких обязательств. Ничего не обещай и не подавай никаких надежд.

Инструкция была действительно мудрая и оттого не совсем понятная. Впрочем, Мама же сама сказала, что "пока не знает". Это означало, что действовать придется на свой страх и риск. Я понял, что наша строго-церковная жизнь, основанная на церковном послушании, в сущности, окончательно рухнула, и теперь будет строиться новая жизнь, на новых началах.

А ребята оказались хорошими. Просто на удивление. В городке, где я родился, такой компании не бывало! Более всего меня поразило, что старшие и младшие играли на равных. Никто не задирал нос. Это было просто невероятно, но это было! А я-то думал, так просто не бывает... Тут сказывалось мощное влияние моего Деда.

Оказывается, мой Дедушка был среди местной ребятни чем-то вроде вожака. Он оказался мало того, что детским писателем. Поселившись в Столице, он организовал тут целый детский клуб. Клуб назывался "Клипер", и здесь под широким Дедушкиным крылом собиралась ребятня самого разного возраста, со всего Города. Приезжали даже и издалека. Некоторые приезжали просто из любопытства, поглядеть на знаменитого писателя, потом приезжали снова и снова просто потому, что в "Клипере" собралась очень уж хорошая компания.

Иных влекла романтика, возможность всласть полетать под парусами. Ребята летали на самодельных "миядзаках". Мой знаменитый Дедушка лично выхлопотал в Академии Творчества официальное разрешение на использование летучего волшебства. Это было не так-то просто. Многие считали левитацию явной черной магией, в том числе и моя Мама.

-- Если это черная магия, то почему не запретят? -- как-то спросил я.

-- Тогда придется отказаться от воздушных крейсеров, галеонов и авианосцев, -- ответила Мама. -- У министерства обороны нет такой твердой веры, чтобы уповать только на Единого Бога. Их можно понять: правда ведь, трудно представить современную войну без "миядзаков".

-- Ну, министерство -- это понятно, -- сказал я. -- А как же Царь?

-- А что Царь? Он же не святой, а просто царь. Святых царей было мало... и народ их как правило не любил. Вспомни историю.

Историю я знал. У нас в школе преподавали даже две истории: историю нашего сказочного мира и Историю Действительного мира, где воплотился Христос. Так что я знал и про Юстиниана Великого, и про Николая Страстотерпца.

-- А почему? -- спросил я. -- Почему святых царей народ не любил?

-- Думаю, потому что народ не любит Бога. Если бы народ любил Бога, то это был бы святой народ... Ты не припомнишь, такое бывало?

Я не припомнил. Разве что евреи во времена Иисуса Навина, и то -- долго ли это продолжалось? Впрочем, я опять отвлекся. Речь у нас о дедушкином "Клипере".

Многие любители полетать на заговоренных анимированных "миядзаках" даже и не читали Дедушкиных книг. Так что Дедушкина смерть тут ничего переменить уже не могла. Кое-кто из его питомцев и почитателей успел вырасти, и продолжал дедушкино начинание по воспитанию молодежи в духе дружбы и романтики. Именно такой дух насаждал Дедушка среди своих питомцев. И насаждал со всей своей гениальностью.

У Дедушки был добрый гений. И он остался жить не только в книгах, но и в "Клипере". Говорили даже, что мой Дед открыл новую эпоху в педагогике. Не знаю, так ли это, но во всяком случае ему удалось приучить всех своих ребят по-братски относиться друг к другу, невзирая на возраст и прочее. Маленьких или слабых здесь берегли как младших в семье. Это и была большая ласковая семья.

В "Клипере" я еще не побывал -- ехать было не близко, на окраину Города. К тому же я пока опасался даже ставить такой вопрос перед Мамой -- согласна ли она, чтобы я немножко полетал на "миядзаке". Но что касается круга моего общения -- в ближайших к нашему дому дворах влияние Дедушки было весьма велико.