Альберт Фейгельсон - Долина Дестино Страница 13

Что ты там шепчешь сама себе? – произнёс Рич, пытаясь рукой обнять Еву. Повернувшись к ней и посмотрев на неё сверху, он пытался не думать о том, что произошло этой ночью. Было хорошо. Просто очень хорошо, а всё остальное не важно.

– Ты наверно, хочешь есть?

– Ты ещё помнишь, что мне надо с утра позавтракать? – продолжаешь приятно удивлять, – моя королева!

– Всего лишь 20 лет прошло.

– Ну, нет. Меньше. Нашему младшему 10.

Это ты считаешь…. Дети от этого были, ты прав, но не более.

Ева вскочила с кровати, на ходу накидывая прозрачную тунику и подвязывая её на талии. – Ну, твои любимые блины я вряд ли сейчас буду просить кого-то сделать. – Хлеб с молоком могу предложить.

– Скажи мне честно, причину моего присутствия здесь может быть мне открыта? Рич, пожалел о том, что спросил, но было поздно.

– Голод, голод мой дорогой король. Она повернулась к нему с кувшином и отломленным хлебом так, чтобы он видел её всю. Ей хотелось ощутить на себе ещё раз взгляд его голодных глаз. – При свете я лучше. Правда?

– Да.

– Скажи! Ты хочешь это всё вернуть? Я лично об этом мечтаю. Ева стояла по-прежнему от мужа на том расстоянии, чтобы дать насладиться собой только взглядом и дать волю его воображению.

Хочу! Правда, я понимаю, мне предстоит услышать условия перемирия. Если это будет продолжением нашего разговора, произошедшего в день рождения наследника, то я сразу отвечу – нет. Я уже объяснил почему, – Рич стал догадываться, ради чего была устроена эта ночь. Ева стояла рядом, он слышал её прерывистое дыхание. Оно ни чем не отличалось от того, что он слышал ночью, только было немного спокойней.

Душа его и тело, переполненные счастьем ещё минуту назад опустели в одно мгновенье. Он даже не думал, что любовь в ночи произведёт на него такое впечатление, и сейчас ему нужно было с этим ощущением проститься и забыть. Растоптать, выкинуть, как ненужную перчатку. Он попытался дотронуться до Евы, но та сделала шаг назад, давая понять, что игра закончилась. Она смотрела на него прямо и открыто, на лице была маска скорби. Королева скорбела о нем, и он это понял. Увидев отчаянный взгляд мужа, его потерянные глаза королева спокойно произнесла: выбор за тобой Рич. Свой я сделала уже.

– Нет, ты не можешь так поступить со мной.

– А как? Бросить тебя и самой пойти к нему? Я предлагаю встретиться и поговорить. Стена стеной, но это же не значит, что это невозможно!

– Ева! Стена выросла не потому, что он нас просто боится. Ему нечего боятся. Подарив нам свою симфонию, Атикин нас всех разоружил, и мы стали его пленниками. И поэтому он не отдаст нам то, что ты хочешь! Никогда! Поверь мне.

– Я верю, только своему сердцу Рич, – с глубоким отчаянием, королева попыталась подавить в себе скорбь.

– А наши остальные дети? – король попытался поймать её взгляд. Он сел на кровати, свесив ноги вниз так, чтобы не касаться пола. По-прежнему его глаза старались рассмотреть под туникой её грудь.

– Наши дети? Подарив мне их, ты, Рич изначально заставлял меня их ненавидеть. Эту ненависть ты мне прививал своей любовью к ним. Каждый раз ты пытался заставить меня забыть… Но, как можно забыть? Если не дышишь, – умираешь. А я ещё пыталась глотать воздух и этим горжусь. Устала. Не хочу так. Желаю полной грудью вдохнуть воздух. – С этими словами она раскрыла руки и расправила плечи.

У тебя есть куда сделать вдох, согласен. – Рич рассмеялся и пожалел об этом вновь. Не та ситуация, что можно исправить при помощи шутки. Он уже не смотрел на неё, хотя очень хотелось. Её тело было по-прежнему красиво и могло привлечь любого.

– Мне… Мне уже не кажется. Я уверена, так жить нельзя. Это не честно не только по отношению к нам, но и к нему.

– Может, его легче оставить в его неведении? Он там счастлив и ему там хорошо. Может быть, твой эгоизм принесёт в его жизнь только беду! Ты об этом не думала? – Рич надеялся на смену ситуации и понимание.

– Вон, вон с моей комнаты! – Вдогонку крику Евы, в короля полетел хлеб, и струя жирного молока обдала ему лицо.

Рич тихо опустил ноги на пол и поднялся с брачного ложа. Увидев скользящий взгляд королевы по его обнажённому телу, король улыбнулся. Собрал брошенные на пол вчера ночью вещи и медленно одеваясь, произнёс.

– Не ты, не я вправе решать судьбу человека, к которой мы вообще не причастны. Одумайся! Я тебя прошу.

– Вон! Уйди я тебя прошу, – она с глазами переполненными слезами уже ничего не видела. Пелена злости и обиды окутала её.

– Ева, согласись. Нам стоит изредка делать шаг назад, чтобы понять, что нас ждёт впереди. Я согласен и понимаю твои проблемы, но считаю, что нужно думать о тех, кто рядом с тобой сейчас. Он подошёл к ней и попытался её снова обнять. Королева не сопротивлялась.

– У тебя на душе пустота, милый! И ты пытаешься её скрыть при помощи самообмана. Но, в другом проблема. Ты предлагаешь это сделать и мне. Нет… Нет. Этого не будет никогда. – Оттолкнув его от себя, уставшим голосом произнесла королева.

– В тебе поселилась тоска. И ещё что-то. Что именно, я не могу понять все эти долгие годы. Ты забросала колодец моей души камнями. Всё хорошее, что было между нами, ты уничтожила. Меня, своего супруга, ты прогнала не только из супружеской постели. Вырвала из души своей, как самого большого злодея в долине! – Рич стоял посреди спальни и изливал Еве свою боль, осознавая всю свою невозможность достучаться до её сердца.

– Иди Рич! Ты я думаю, всё сказал. Ты прав в одном. Во мне живёт ещё что – то, что тебе не понять. Иди Рич, тебя ждёт твой народ и твои дети.

Ева подошла к шкатулке, нажала кнопочку на её боку, и неизвестный механизм открыл верхнюю крышечку. Совершенно ни на что непохожая мелодия, музыка страсти и рвения, шторма и грозы прошлого и настоящего заполнили комнату. Ева взяла в руки лежавшее внутри шкатулки письмо, и в очередной раз попыталась его прочесть. Бумага, зашуршав в её руках, приобрела вид листа, на котором в долине писали письма. – Нет, я ещё не готова это прочесть. Может быть, предать письмо огню и покончить с этим навсегда? Нет, он прав, это иная музыка, возвращаясь к шкатулке, размышляла она. – Когда я буду готова, в очередной раз всё это прочитать надеюсь, я буду уже далеко от этого города. – Неутолимая жажда продвигаться вперёд захлестнула Еву.

Подойдя к окну и открыв витраж, она посмотрела на город, где родилась, выросла, влюбилась, стала девушкой и женщиной. Её мужчина возвёл на трон, возвысил над этим городом и над всеми здесь, но не смог дать одного: мелодии, что успокоит её душу и чувства. Сделает её обыкновенной женщиной для своего мужчины. Может быть, он был прав?

Через открытое окно пробрался моросящий дождь. Воздух наполнялся прохладой и влажностью, будто чьи-то невидимые холодные руки притрагивались к её обнажённому телу, пытаясь расслабить после ночи. Мелкая дрожь, пробежала по телу королевы и остановилась где-то около живота, напомнив ночные страсти и наслаждения. Небо становилось всё темнее, предупреждая о будущем ливне. Окрасившись в тёмно-серый цвет, небо приобрело зловещий вид. Как воинов перед битвой оно расставило дождевые облака по флангам. Небеса невидимой рукой дали отмашку, и тучи выстрелили первую порцию дождевой картечи, накрыв город.

Во время грозы город становился более мрачным и суровым. Все жители отдались тоске и ждали с надеждой, что дождь скоро закончится. С нарастающими порывами ветра и дождя королеву посетило чувство одиночества. Её душу, где раньше жила музыка сердца, гремел гром и полыхала гроза.

– Я хочу! Мне это надо! – закрыв окно и продрогнув до конца, признала сама себе Ева.

1973 от начала рукописей, 5013 от нашего, появления на этой планете 18 дней после начала описания проекта

Не стоит искать правды, где одна ложь

Двери в зал распахнулись и по очереди сюда стали заходить восемь жриц. Привычные ноты исчезли. Звуки стали противоречивы. Гармонию сменила какофония. Она поглотила мелодию, живущую внутри замка. Отрывистые боевые звуки, вернули жриц на много десятилетий назад. Страх, прокравшийся в душу Рича, был способен вытащить самое сокровенное, но он ещё боролся, старался не отдаться какофонии до конца. Каждая из жриц держала меч поднятым вверх. На лице женщин не было румян. Они были выбелены до жемчужно-белого цвета. Лица пугали своей мертвецкой белизной и полным отсутствием в них жизни. Вся процессия напоминала сход статуй, искусно высеченных из мрамора. Будто невидимый мастер привёз их в королевские покои и расставил в каждый угол по одной, как на парад. Этот ритуал нёс в себе отпечаток прошлых веков, начинал пугать Рича, хотя он старался изо всех сил взять себя в руки. При его малейшей попытке сказать хоть слово, одна из восьми жриц открывала свой мраморный рот и, перекрикивая его, произносила заклинание.

– Тот, кто не может позволить себе проиграть, никогда не выиграет! – произнесла одна из жриц и воткнула меч в пол. Остриё меча, коснувшись пола, прошло насквозь, будто он был уложен деревянным паркетом, а не мрамором. Тишина победила. Музыка исчезла. Она даже не пыталась бороться, а скромно удалилась, разрешив подняться другим страстям.