Владимир Колышкин - Златоград Страница 16

Финал драмы был кошмарным. Ужасного вида челюсти показались из-под воды, схватили тело одеяльника, и жук-плавунец потащил на дно свою добычу.

— Нас он тоже мог бы вот так запросто уволокти… — сказал Володька.

Внешне кент уже не выказывал страха, но руки его заметно дрожали, когда он сворачивал самокрутку.

— Это вряд ли, — возразил Степан. — Лодка как добыча его не привлекает, а нас он не чует. Но если упасть за борт…

— Хоть бы ж немного прояснилось, — посетовал Степан, глядя в моросящее небо.

— У нас в лагере мужик был, — сказал Володька, — так он умел разгонять облака.

— Ну и где он теперь?

— В шакалы подался. Не любил его никто.

— За что ж его так? Ведь он хорошую погоду делал…

— В том то и дело — только для себя. Куда ни пойдет, вокруг него ясное небо, а над другими дождь и снег. За это и не любили.

— Странно. А как он это делал?

— С помощью мысленной силы. Он говорил, что вещество в этом мире очень податливо. С помощью мысли здесь можно сотворить все, что угодно. Мы пробовали — ничего у нас не получилось. Тогда его выгнали.

Степан снова посмотрел на небо и мысленно раздвинул облака. Разумеется, ничего не вышло. С неба по-прежнему лил дождик. Однако Степан не прекратил свои опыты. Сдирая мох, он поймал себя на том, что продолжает мысленно разгонять облака.

Когда лодка была до краев наполнена мягилем, они причалили к низкому берегу для отдыха. Место выбрали не случайно, потому что там произрастал кустарник, а это верный признак подземного источника. Руководимый вдруг недавно открывшимся чутьем на воду, Степан отыскал среди мхов и лишайника ключик, бивший тонкой бурлящей струей из-под земли.

Вот парадокс: воды, в принципе, сколько хочешь — целая река, а пить нельзя. Хотя вода в Лете чистая и как будто сладкая на вкус, но пользоваться ей нельзя даже для умывания. Она имеет вредные свойства вызывать амнезию. Вплоть до полной потери памяти. Впрочем, некоторые люди используют эти свойства местной воды вполне сознательно. Те, кто хотел бы забыться. Но таких пропащих людей мало. Большинство всё-таки цепляются за воспоминания о прошлой жизни, как утопающий за соломинку. Как последний нищий бережет монетку. Ведь иного богатства у них нет. И никаких развлечений тоже нет. И без игры воспоминаний совсем уж превратишься в скота.

Заполнили фляжки и котелок для чая. Разливая воду, Степан декламировал:

   Духовной жаждою томим,   В пустыне жалкой я влачился.   И шестикрылый серафим   На перепутье мне явился…

— С удовольствием бы сейчас в пустыне позагорал, — мечтательным голосом произнес Володька. — Тундра, бля, уже заела.

— Хрен не слаще редьки.

— Не скажи. По мне лучше песок на зубах, чем иней на яйцах! Я тепло люблю.

— Как вошь, ага?.. — поддел Степан и приказал на правах старшего. — Если любишь тепло — разводи костер.

Володька наломал веток и стал раздувать костерок. Он навалил сучья как попало и только зря переводил драгоценные самодельные спички.

— Погоди, — сказал Степан, который любил и умел разводить огонь. — Это делается не так.

Он отодвинул ветки и в центр будущего костра заложил смятый листок, вырванный из «Памятки». Затем вокруг этого комочка стал возводить миниатюрный четырехстенок. Веточка на веточку — в щели будет проникать воздух. Теперь домик заключим в подобие вигвама. Для этой цели используем веточки подлиннее.

— А теперь все это осторожно польем керосином, — сказал Степан, открывая припасенный пузырек с желтой маслянистой жидкостью. — Керосина мало. Будем экономными. Мой папаша всегда так любил разводить огонь. Даже дома. Однажды чуть пожар не устроил…

— С керосином-то, любой дурак может… — усмехнулся Володька.

— Дурак вообще ничего не может. Ни с керосином, ни без керосина, — отпарировал Степан, бросая на ветки зажженную спичку.

Пламя полыхнуло сразу во всю силу. Не теряя времени, поэт придвинул с боков костра по высокому камню с более-менее ровным верхом. Поверх, мостиком, уложил два металлических прутка, какие поселенцы носят с собой, чтобы отгонять разных шакалов — свой и Володькин. Наконец сверху водрузил котелок с водой.

Небо немного разъяснилось. Дождь почти перестал, но быстро приближалась очередная мокробрюхая туча. Степан прикинул — за это время котелок должен был успеть закипеть.

— Ты, батя, можешь обижаться, — сказал Володька, протянув руки к огню и жмурясь от дыма, — но за мягилем я больше не ходок. Уж извини…

Степан понял, что это ультиматум. Рушились его планы. Скорее всего, Володька присоединится к другой семье. Значит, Степан останется один. В одиночку в тундру не пойдешь, стало быть, задуманный дальний поход придется на время отложить. Нужно искать единомышленника.

Вода закипела на полминуты раньше, прежде чем дождь снова начал моросить. Степан заварил сушеный чайный лишайник. Когда отвар настоялся, стал почти черным, разлил напиток по кружкам. Кружки были железные, ручки обжигали пальцы. Володька выдувал пар из своей кружки, примерялся отхлебнуть. Он делал вид, что любит несладкий чай.

Степан достал четыре кусочка сахара и по-братски поделился с кентом. Володька поблагодарил*, но мягче не стал.

(*Понятия требуют говорить «благодарю», а не «спасибо»; потому что «спасибо» ассоциируется со словом «соси». За это вас могут побить.)

«Ну и хрен с вами, — подумал Степан и обругал себя — Захотел среди них найти пассионария. Они же мертвые люди. Отстой человечества… Ладно, один пойду. На лодке пойду. Проконопачу её и — вплавь, до самого Ледовитого океана…»

Степан не знал, как должно произойти новое воплощение. В «Памятке-путеводителе» об это говорится вскользь и глухо, сказано, что для нового воплощения душа должна переместится к Северу.

Степан отхлебнул «чай». Все-таки гадость порядочная. Даже сахар не помогает. Да, так вот, о перевоплощении… Прежде, однако, надо развязать так называемые кармические узлы, выучить какой-то трансцендентный урок, чтобы мы научились, тому, чему должны научиться. Каким бы ни был наш следующий шаг, он нужен для того, чтобы достичь того места, куда мы выбрали идти… В «Путеводителе» об этом тоже ничего толком не сказано. Общие слова. Оно и верно. У каждого свои узлы. И метод Александра Македонского здесь не сработает. Но где искать эти чертовы узлы? И сколько их?

От умственного напряжения Степан потер лоб. Под кожей на черепе ощущалось что-то твердое. Какое-то образование вроде шишки. Трогать это место было болезненно. Где это я приложился, машинально подумал он и продолжил размышления.

Для начала надо перестать говорить на тарабарском языке. Это сбивает. Не узел развязать, а дочку свою найти. Потом Амура и Лиру. И когда соберемся вместе, будем решать, как жить дальше. Но сначала — дочка. Иногда ему казалось, что он чувствует её мысленные призывы. Интуитивно чувствует, как ясновидящий. Хорошо бы еще эта интуиция подсказала, где её искать…

— Слушай, Володька, ты что-нибудь слышал о Киндерграде — городе нерожденных детей?

— Какой город?

— Киндерград.

— Без понятия… Ну что, погребем обратно?

Степана так и подмывало ответить в рифму, но он сдержался.

О городе нерожденных детей, или Киндерграде, ему рассказал Амур на последнем свидании перед судом. Именно оттуда, из Киндерграда, малыш направился «на поиски папки», как он сказал своей сестренке. Дожидаясь Степана, бродяжничал в компании с такими же горемыками. Амур обещал сестре, что когда отыщет отца, приведет его к ней. И будут они жить все вместе долго и счастливо.

— Ты погляди, батя, тучи-то разбежались. Того и гляди солнышко выглянет!

Степан огляделся. И вправду, небесное одеяло истончилось, кое-где даже пробивала лазурь. Мгла рассеялась, и вдали стал виден какой-то поселок. И ни какие-нибудь бараки, а настоящие коттеджи из красного кирпича, все больше о двух этажах, а кое-где и трехэтажные.

— Что там за дома? — спросил Степан напарника.

— А-а, это новые русские живут, — с кислой миной ответил кент. — Шакалы. Они в лагере не задерживаются. Осмотрятся и — в тундру. С нами им западло жить.

Степан удивился: значит, и здесь можно устроится по-человечески, а не по-скотски?!

— А кто ж им строит такие дома?

— Без понятия, — привычно ответил кент, но потом всё-таки поднапрягся и вспомнил кое-что: — говорят, какие-то Вольные Каменщики… а кто они такие — хрен его знает. Тоже наверное, какие-нибудь шакалы…

— Все правильно, — заключил Степан. — В Библии так и сказано: «У кого есть что-то, тому и прибавится, а у кого нет, у того и последнее отнимется».

— Нет в жизни правды, — вывел Володька.

— «Но правды нет и выше». «Что на земле, то и на небе. Что на небе, то и на земле».